Милый мальчик

Кажется, я задал этот вопрос вслух, потому что губы напротив изгибаются в довольной ухмылке.

– Я - часть тебя, я не могу исчезнуть. Да и зачем? Я лучше всех знаю о тебе. Чего ты хочешь. Я делаю нашу жизнь интереснее.

– Да? И чего же я хочу?
– без интереса спрашиваю, мой голос звучит незнакомо. Почти безжизненно.

Иногда это правда надоедает. Раздражает. Всю жизнь быть не таким, как другие. Отличаться и постоянно видеть, как все вокруг притихают или испуганно разбегаются, как тараканы под ногами. До смешного осторожно подбирают слова или стараются угодить, опускаясь ниже плинтуса.

Я не то чтобы презираю людей. По большей части мне плевать. Я вроде приспособился жить как самый обычный человек. Но в последнее время начинает вызывать легкий дискомфорт все, что выходит из-под моего контроля. Мне это не нравится.

– Так чего же я хочу?
– с нажимом повторяю я, внимательно рассматривая отражение.
– Скажи мне.

– Ощущать. Испытывать яркие эмоции.

Фигура напротив вдруг обретает все черты, перестает быть бестелесной тьмой. Мое лицо смотрит на меня, гадко улыбаясь. В руке парня напротив перочинный нож, с дешевой голубой рукояткой из эпоксидной смолы в виде моря и пены. Егор подарил мне его на четырнадцатилетие, сам отливал, старался. А я никогда не дарил ему подарков. Ни разу. Странно, что это его не останавливало.

Вообще-то я думал, что потерял нож, но, судя по всему, парень из зеркала его просто припрятал.

Я тихо смеюсь, и во мне впервые мелькает подобие интереса.

– Яркие эмоции? О чем ты?

– Мм. Страх, например. Стыд. Эмпатия. Любовь.

Я продолжаю искренне смеяться, не выпуская перочинный нож из поля зрения. Я не хочу чтобы он меня порезал. Это будет выглядеть максимально тупо.

– Почему ты смеешься? Ты же знаешь, что обыкновенные чувства людей тебе недоступны в полной мере. Это для тебя не секрет. Но ты упрямо этого хочешь. Поэтому она здесь, правда? Бездонный колодец самых разнообразных чувств. Смотреть на нее и видеть, что все это испытывает она - наверное, таким образом приблизиться к желаемому.

– Не неси чушь. Только твое присутствие заставляет чувствовать меня сумасшедшим. Почему бы тебе просто не быть нормальным?

Последнее я шиплю с искаженным лицом, ощущая как дергаются мышцы, но оно кажется мне чужим, потому что парень в отражении с насмешкой стоит, поигрывая ножом, и ничего не произносит. Гребаная тень, с которой так и придется жить до самой смерти.

– Нормальным? Это как? Приведи пример, - снисходительно просит отражение. Губы изогнулись в издевательской улыбке.
– Дарить цветочки и смотреть кино? Рисовать друг друга? Какая хрень... Тебе нужно другое.

– И что же?
– надменно фыркаю я. Только я сам могу знать что мне нужно.

Хотя...

Эта тварь напротив тоже я. Не стоит об этом забывать.

Блядь. Голова кругом.

– Видеть первобытный страх в ее глазах. Постоянно. Чтобы тряслась мелкой дрожью и послушно выполняла все, что ты прикажешь. А лучше бежала куда глаза глядят. По ямам, болотам и оврагам. Ведь догонять, ломать и подчинять намного интереснее, чем удерживать простейшими манипуляциями.

Мне смешно слышать этот бред, но увы, я понимаю, что говорю это все сам. Устало протерев лицо ладонями, я поднимаю глаза в надежде, что тень исчезла. Но нет. Стоит и мерзко ухмыляется, зная, что никуда из моей головы она не денется.

"Происходит какая-то чушь", - болезненно стучит в моей голове. Я раздраженно морщусь, чувствуя ноющую боль в затылке.
– "Почему я вообще стою и разговариваю с ним?".

Нужно просто игнорировать, как я это делал всегда. Стоит и стоит. Смотрит. Да хрен бы с ним.

Меня интересует другое.

Разве ее страх действительно так важен, как он говорит? Мне нравилось ощущать его в школе. Миша всегда меня боялась, хотя исподтишка порой разглядывала, когда думала, что я не вижу.

Тогда меня устраивал ее страх, потому что другого она дать не могла. Чуть в обморок не свалилась, как только я спросил про ее совершеннолетие. Я знал, что она меня обманула, сразу понял, но торопиться было некуда. Тогда я уже знал, что однажды она вся с головы до кончиков пальцев будет принадлежать мне. Какая разница когда я ее трахну и стану первым.

Мне даже не было нужды разгонять каких-то ухажеров в институте, потому что перепуганная Миша и так избегала мужского пола по максимуму.

В памяти всплыло лицо билетера в кинотеатре, превращенное в отбивную прямо на ее глазах. Брызги его крови на ее белой хлопковой юбке. Она принарядилась для меня. Даже не смотря на то, что пошла со мной в кино только из страха быть порезанной ножницами. Думаю, именно тогда она четко поняла, что мою просьбу сберечь себя для меня нужно непременно выполнить. Это было так легко прочесть в огромных серых глазах, в которых отражалось мое собственное мрачное лицо. Мне нравился ее страх и безропотное подчинение. Она мгновенно согласилась стать моей.

Но, как я и предполагал, видеть другие эмоции на ее лице тоже совсем не скучно. Например, смущеное выражение, когда я раздеваю ее глазами, представляя ее в самых развратных позах. Или когда глубоко погружаюсь в ее узкую киску, и она не может сдержать собственный стон, пытаясь спрятать пылающее лицо. Зачем пугать ее ножницами и другими острыми предметами, когда другие чувства на ее лице оказались намного интереснее обыкновенного заезженного страха?

– Ну и дурак. Привычная жизнь нарушена какой-то дыркой. Ты даже не замечаешь того, что происходит вокруг тебя.

– О чем ты?
– Я опять поднимаю на него взгляд. Он лениво почесывает ножом шею и с иронией произносит:

– Наш братик выглядит так, словно его отшлепали какие-то ребята. Не знаешь кто бы это мог быть? Да, кстати... Это произошло возле университета. Удивительное совпадение, не находишь? Какого хера ты сделал вид, что не заметил?

– Он уже взрослый. Пусть разбирается сам.

Я действительно так считаю. Егор может и сам постоять за себя, если захочет. Просто он моя полная противоположность. Не любит конфликты, избегает их, тогда как я создаю. Но это не значит, что он не может дать сдачи.

– Раскрасить морду хотели тебе, дурачок.

– Знаю, - спокойно отзываюсь я.
– Но, честно говоря, мне плевать. Ты должен держать себя в руках. В школе ты зашел слишком далеко.

– Боже, ну ты и тряпка.
– На скривившемся лице появляется презрение.

– Отъебись, а? Просто сиди и не высовывайся. Я не хочу лишних расспросов.

Оскал на его лице становится почти радостным. Он широко улыбается в каком-то нездоровом предвкушении и смотрит куда-то мне за спину.

– В любом случае тебе придется объясниться. Она слушает уже достаточно долго, - он тихо и злорадно смеется.

– Что?
– Я оборачиваюсь и натыкаюсь на застывшую у стены Мишу.

Испуганные глаза напоминают серебряные плошки. Прямо со своего места мне видно как дрожат ее тонкие пальцы, которыми она сжала свой искривленный рот.

Я снова резко поворачиваюсь к зеркалу и с досадой сжимаю зубы. В зеркале совершенно пусто. Отражения нет. Только безликая стена с серой невзрачной картиной. Больше ничего.

Сука. Он вышел.

**

<