Милый мальчик

Опять гвалт смеха. Похлопывания по плечам, как благодарность за хорошую шутку.

Мда. Неужели, это реально смешно? Чувством юмора я никогда не отличался, может, только если черным. Но это даже не забавно. Это уныло. Как будто кучка опущенных людей напоследок решила как-то стряхнуть с себя тлен неудачников, чтобы оставить так называемое "последнее слово".

Я уже знаю, что это будет скучное "прости". Но они пока не догадываются. Куражатся.

– Эй, ты чучело ебаное. С тобой говорят.
– У Кирюши даже грудь колесом забавно выгнулась. Он театрально поигрывает в руке какой-то дешманской цепью.
– У вас там пополнение в семье, смотрю. Бобренка приютили?

– Ха-ха-ха!

– Ну ты мочишь!

Черная вязкая тьма начинает обволакивать меня от самых пяток и до верха, выжигая во мне любое малейшее чувство жалости. Мне кажется, что мои конечности и внутренние органы становятся холодными, как будто вкованными в куски льда.

"Да раздави ты его уже", - раздается знакомый злобный голос в голове. Моя тьма хочет крови. Здесь и сейчас. Немедленно.

Но я не тороплюсь, бесстрастно рассматриваю одноклассника, препарируя взглядом.

– Братишка твой давно ее раком ставит? Наверное, в тот же день начал, как познакомился. Ха-ха.
– Лицо напротив довольно кривится от собственной шутки.
– А тебе перепадает? Ну, скажи по секрету. Какого хуя молчишь? Ты немой, что ли еще, ко всему? Вроде слышал, как блеешь иногда на уроках.

Мое молчание раздражает его еще больше. Они все распаляются. А я...

Черт его знает. Я не жду какой-то отмашки или последней капли. Я спокоен. Я уже знаю, что буду с ним делать. И с другими. С каждым улыбающимся лицом, которое в данную минуту пытается опустить моего брата или Мишу.

– Судя по роже - не дает, - вставляет кто-то.

Все дружно отсмеиваются, мои губы тоже дергаются в улыбке от происходящего. Кто бы мог подумать. Какое прекрасное завершение школы. Ну просто вишенка на торте.

– А я вот сую ей по самые яйца в своей комнате, пока мой батя натягивает ее мамашу в дешевом мотеле. Ох, и рабочие у нее дырки.

– Да пиздишь!

– Правду говорю!
– возмущается Кирилл, и лупит себя по груди.

– Серьезно?! Охуеть!

– Может, и мне даст?

– Да гонит он!

– Ничего я не гоню! Даже в свою жопу дала! Уверен, и тебе с радостью предоставит. Та еще шалава, вся в мамашу.

– Боже, ну мальчики... Что за мерзость?
– восклицает со смехом за их спинами все тот же отвратный девчачий голос.

– Чувак, ну ты крут!
– восхищаются они, напоминая мне ошалевших от примитивного возбуждения приматов.

Ладно, пора заканчивать эти не на шутку разыгравшиеся фантазии одного долбоеба. Ему достанется больше всех. Мне очень сильно не нравится, что он дрочит дома на мою девочку. Пусть, при мыслях о ней, в его голове теперь будут возникать только воспоминания о разъедающей нутро адской боли, которую я ему устрою. И ничего больше.

– Додики, додики!
– прямо в лицо громко смеется радостный Кирилл, издевательски мотая пальцами из стороны в сторону.

Продолжая улыбаться, я молниеносно хватаю двумя руками за эти пальцы и резко выкручиваю их под неестественным углом. Ощущаю под пальцами вибрацию хрящей и хруст суставов. Кирюша орет как одуревший, выгнувшись за мной, как скрученный калач.

Все замирают в неверии, глядя на меня выпученными глазами. Вид у каждого из них крайне глупый.

– Знаете, почему мой любимый братик все время повторяет это слово?

– хладнокровно спрашиваю я, опустив Кирилла на колени. Он хватает побелевшими губами воздух, пребывая в состоянии шока. Его пальцы переломаны в нескольких местах.

Притихшие одноклассники дрожат, отводят глаза, когда я по очереди смотрю на каждого.

– Блять, вас только что было не заткнуть, а теперь языки в задницы друг другу засунули. Ни одной догадки?

Я со всей дури пинаю подошвой Кирюшу в лицо, с удовлетворением глядя, как брызжет кровь. Слабак сразу падает и отрубается. Так и лежит с багровым носом и пальцами, выкрученными в разные стороны, как толстая проволока.

Я хватаю ближайшего ко мне паренька и сразу же морщусь, заметив, что у того поползло пятно по брюкам. Он обмочился.

– Фу, какая мерзость. Ты ходячий кусок дерьмеца, кто это будет тут убирать? Праздник всем решил испортить?

– Я... Я... Савва, я просто...
– скулит он, и я с размаху швыряю его в собственную лужу.

– Убери за собой. Немедленно.

Он пытается подняться, но поскальзывается и опять падает на пятую точку, елозит руками по луже. Ну и гадость.

Интерес к нему пропадает.

– Не существует никакого слова "додики", дурачки.
– Продолжаю я, с безразличием наблюдая, как ходят ходуном ноги паренька в светло-зеленом пижонском костюме.
– Просто когда рот набит сгустками крови, зубами и собственным распухшим языком, выговорить что-то внятное чертовски трудно. Мой брат пытался сказать слово "дворники". Вправо-влево бешено долбящие дворники, отвлекающие его от раскуроченного отца, на которого он старался не смотреть. Только на гребаные дворники.

Одноклассники притихли, но не пристыженно. Конечно, нет. Настороженно, я бы сказал. По всей видимости, не понимая чего от меня ожидать.

Я и сам не знал.

Зачем только распинался им тут? Мне всегда было плевать кто что думает обо мне. Но почему-то за брата бурлила бешеная ярость. Это в последний раз, когда они над ним смеются. Больше никогда.

"Давай следующего", - с азартом шепчет голос в голове. И я разрешаю ему взять контроль над происходящим. В конце концов, он больше наслаждается подобным, чем я.

Паренька в светло-зеленом костюме я отшвыриваю к стене пинком. Подхожу и с лютой ненавистью пинаю, снова и снова, пока не слышу долгожданного хруста носа и челюсти. Пижонский костюм залит алым.

Остальные отмирают и приходят в себя, бросаются с воплями врассыпную. Успеваю схватить одного за галстук. Туго затягиваю его на прыщавой шее, равнодушно глядя, как тот задыхается.

– С-са... С-са...
– хрипит он. Я наклоняюсь поближе к побагровевшему лицу, чтобы разобрать его бормотание.

– Что-то плохо слышно, - тяну с улыбочкой.

Голова начинает пульсировать, голос в башке визжит и упивается происходящим. Мне хочется остановить его, но в этот момент в отражении ночного окна вижу, как один из парней кидается на меня с ножом. Все же не удрал, а спрятался за углом, подсобрал чутка свои трясущиеся яйца.

Он замахивает широким лезвием прямо над моей головой, но я перехватываю его руку, моя улыбка меркнет.

– Ты, блядь, крыса, со спины сейчас напал?
– Я перестаю узнавать свой собственный голос. Он становится совсем чужим.