Милый мальчик
Шрифт:
37
Савва
– У...у т-тебя все хорошо?
– У девчонки зуб на зуб не попадает, но она пытается держаться, словно ничего не произошло, и это не она стала свидетельницей моей долбаной шизофрении.
Я молчу истуканом, продолжая таращиться на нее, с усмешкой отмечаю в серых глазах легкую настороженность. Миша топчется на месте, сжимая края своей полудетской пижамы. На
Я чувствую как во мне поднимается раздражение.
Чего она на меня уставилась?
– Савва...
– бормочет Миша, избегая смотреть мне в глаза.
– Ты говорил сам с собой.
– И?
Собственный голос опять кажется странно чужим. В ладони что-то скользит от пота, какой-то предмет. Опустив глаза, вижу перочинный нож.
– Давай я разбужу Егора, - еле слышно произносит она, пряча дрожащие пальцы за спиной. И безрассудно делает шаг навстречу.
Ощущение, будто в голову мне запихнули мячик, который должен вот-вот лопнуть. От поганого дискомфорта я сжимаю челюсть, чувствуя, как скрипят зубы.
– Стой на месте. Не двигайся, - рычу сквозь боль в висках. Сжимаю их, надавливая в надежде получить облегчение. Блядь, почему так больно?! Так, что в глазах темнеет.
– Егор...
– негромко зовет она, с надеждой гдядя на дверь соседней комнаты. Все во мне рычит внутри и бунтует.
Я добираюсь до Миши в два шага. Моя ладонь закрывает ей рот, пальцы впиваются в щеки так, что кожа вокруг них белеет.
– Замолчи.
– Я выдавливаю из себя слова, пытаясь абстрагироваться от адской боли в голове. Она только усиливается, и от этого мне хочется рвать и метать в изнеможении. Какого дьявола так разболелась голова?
Под мои пальцы затекает горячая жидкость. Мишины слезы, брызнувшие из ее огромных прозрачных глаз. Я машинально разжимаю руку и быстро складываю перочинный нож, на который она постоянно косится. Убираю в задний карман.
– Успокойся, я тебя не трону, - цежу, еле сдерживаясь, чтобы не зажмурить глаза. Блядь, мне срочно нужна какая-то таблетка. Анальгин или что там пьют в таких случаях. Мне настолько плохо, что я готов проглотить что угодно, лишь бы полегчало.
– Ты разговариваешь сам с собой, - хрипло повторяет она.
– Да, выглядит максимально странно, - нервно улыбаюсь я. Блядь, лучше бы этого не делал, моя улыбка, больше похожая на оскал, пугает ее сильнее, чем ровное выражение лица.
Сил объяснять что со мной происходит - нету. Как, впрочем, и желания. Все что ни скажу - будет звучать жалким оправданием.
Впервые за все время во мне проскальзывает сожаление, что втянул ее во все это.
– Может, снова начнешь ходить на терапию?
– поступает осторожное предложение, и я морщусь.
От гнева в венах потихоньку начинает закипать кровь. Она разгоняется по моему ошалевшему организму с невероятной скоростью, прошибая до вставших волосков на загривке.
– Савва?
– Пф. Да ни за что. Там одна чушь. Попытки докторов самоутвердиться за мой счет и приписать мне аффективно-бредовые расстройства. Спасибо, проходил.
Прикусив нижнюю губу, Миша сглатывает и вдруг выдает:
– Как насчет того, чтобы обратиться к Богу?
Сначала я тупо
пялюсь на нее, пытаясь поверить, что она правда это сказала,потом начинаю откровенно смеяться, уже разглядывая эту девчонку, как неведомую зверушку. Она не перестает меня удивлять. Странное чувство, отдаленно похожее на сожаление, возникшее минуту назад, мгновенно испаряется. Эта не от мира сего девчонка мне идеально подходит.– Что? Я читала, что некоторым помогает...
– Как легко ее смутить. Смехом, взглядом, едким словом. Я читал, что человек испытывает смущение в присутствии другого, только если испытывает симпатию. Могла бы она после всего...?
– Так ты интересовалась этим вопросом? Из-за меня? Думаешь Господь Бог мне поможет?
– фыркаю я.
– Я... Да я просто придумываю варианты, - огрызается Миша.
– Думаешь мне спокойно спать, зная, что с огромной вероятностью ты уже проснулся и нарезаешь круги у кровати с ножом, блин?!
Почти как сейчас. Наверное, ей каждый раз стремно засыпать рядом с таким шизиком, как я. Я опять принимаюсь хихикать.
– Савва, ты не в себе. Давай я все же разбужу Егора...
– Не двигайся, - рыкаю я, чувствуя, как по виску бежит струйка пота.
Никак не пойму что со мной. Я похож на переполошившегося первоклассника перед контрольной.
– Не двигайся, Миша, - шепчу остраненно, глядя отсутствующим взглядом на темные прожилки деревянного ламината под ногами.
– Один гребаный шаг, и тебе будет очень больно.
Она застывает, глядя на меня такими глазами, как будто видит в первый раз. Хочется наорать на нее, чтобы не выдумывала и не приписывала мне того, чего во мне нет. Что я долбаный шизик.
Но я молчу, ведь это я втянул ее во все это. Это мне хотелось ее рядом.
Неожиданно выражение ее лица меняется. Боброва пристально меня разглядывает, препарируя каждый жест, вдох, моргание ресниц.
Она с напором спрашивает:
– Зачем ты так поступил с ребятами на выпускном?
Я моргаю и с удивлением вспоминаю ответ.
– Помнишь того лузера, которому я сломал нос в день нашего знакомства?
– Кирилл?
– она хлопает ресницами. Меня почему-то корежит от того, что она так легко вспоминает его имя.
Я закатываю глаза.
– Да, он самый. На выпускном во время танцев я вышел в коридор. Он стоял там, в кругу одноклассников. Заметив меня, он подозвал меня к себе, ну я пошел. Начал рассказывать презанятные вещи. Будто его отец трахает твою мать, а сам он тебя. Они так громко смеялись.
Она смотрит на меня неверящим взглядом, вытаращив глаза. Ее поникшие плечи выдают в ней боль и разочарование. Миша опускает взгляд.
– Моя мать действительно связалась с его отцом. Забавное совпадение. Если бы я знала, я бы никогда не перевелась в вашу школу... Не нужно было из-за этого так избивать их. Отчасти он оказался прав.
Я молчу, никак не отвечая на это. Тот чмошник заслуживал наказания похуже. Подумаешь, отлежался в больнице немного.
Внезапно Миша щурится, пристально уставившись на меня.
– Погоди...
– с недоверием бормочет она, зачем-то тыкая указательныи пальцем мне в грудь.
– Хочешь сказать, Кирилл добровольно начал тебе рассказывать эту хрень, прекрасно зная, что ему за это будет?