Минни
Шрифт:
Люциус, как и положено, начертал алым мелом все нужные знаки на полу и позвал:
— Я, глава рода, Люциус Абраксас Малфой, взываю к тебе, дом мой. Я желаю взять в жёны Гермиону Джин Грейнджер!
Заколыхалась паутина по углам, холодный ветер промчался вдоль старых стен. И мэнор загудел, как древний подземный великан. Он ответил глухо, многоголосьем умерших предков. Но совершенно не то, чего ожидал его хозяин.
— Грязнокровка! Грязнокровка! Никогда! Не быть ей твоей женой!
Люциус онемел. Такого он не предвидел.
— Как смеешь ты говорить мне об этом?!
И дом ворчливо заскрипел:
— Малфои не разводятся!
— Я люблю Гермиону! Она моя женщина!
— Она — грязнокровка! Была бы она чистокровной — другое дело!
— Какая чушь! Её кровь ничем не хуже моей! А с Нарциссой я разведён и всё равно женюсь на Гермионе!
— Ты можешь сколько угодно жениться на ней по вашим человеческим обычаям. Но магические браки расторгает только смерть! И ты всё ещё женат на Нарциссе.
Люциус в ярости стёр мыском ботинка начертанные знаки и поднялся на первый этаж, чуть не забыв погасить факелы. Проходя мимо галереи, он с презрением посмотрел на тусклый от времени портрет основателя рода, Шарля Бертрана.
— Желал бы я вернуться в прошлое и сделать так, чтобы и ты не смог жениться на любимой женщине по волшебному обычаю!
Предок поднял брови, нахмурился и хотел что-то сказать, но Люциус уже вышел и так ахнул дверью, что с потолка посыпалась извёстка. Он вышел в парк: находиться в доме, который его предал, было тошно.
Под ногами хрустел свежий снег, стало морозно и зябко, но Малфой, погружённый в свои мысли, не замечал холода. Хотелось, чтобы Гермиона принадлежала ему не только благодаря простой подписи на пергаменте. Древние обычаи давали такую мощную связь, которая разрывалась только со смертью, а при жизни связывала души, при условии взаимной любви, разумеется. Люциус прекрасно помнил такую связь с Нарциссой, но она сошла на нет в тот день, когда он изменил ей с Беллой.
В тисовой аллее пушистыми хлопьями падал снег, прибавляя Лу работы по расчистке дорожек. Сугробы на лужайках всё росли и росли, как сахарная вата. Люциус, наконец, ощутил, как сильно замёрз, стряхнул снег с волос и наложил согревающие чары, поворачивая к дому.
В кабинете он долго «оттаивал», потягивая шотландский виски, и мрачно смотрел в огонь. Не хотелось даже курить. На самом деле согреть в такой момент могла лишь одна женщина в мире, которая сейчас находилась в Восточном крыле его дома. Захотелось вдруг, чтобы она пришла и, как в то время, когда она была Минни, вымыла его волосы в горячей ванне, а потом…
Люциус вздохнул и опустошил залпом бокал.
«Не сегодня. Сейчас не смогу признаться ей в том, что мой собственный дом не даёт мне права жениться на ней из-за кретинского статуса её крови! Да что я за хозяин такой?!»
Он с помощью хитрой комбинации открыл чёрный металлический сейф в углу и вынул на свет маленькую склянку.
«Остаётся разве что отравить Нарциссу…»
Люциус долго вертел в пальцах флакон с ядом и разглядывал его, решая, что же теперь делать. А затем размахнулся и со злостью швырнул о стену. По матовым обоям потекла зелёная жидкость. После того, как он «воскресил» Вивиан, человеческая жизнь стала бесценной в его глазах. А убийство виделось чем-то жутким и омерзительным одновременно.
Глава 21
Мартовский ветер приносил с моря холод и тоску. Драко стоял, оперевшись на гладкие перила каменной террасы, и смотрел, как в бухту заходит спортивная яхта Блейза.
«Наконец-то. Хоть с
кем-то можно будет поговорить. И не о тряпках».— Как дела?
Астория подошла сзади и обняла его со спины. Драко машинально протянул руку, чтобы сжать её пальцы, привычно изображая интерес. Жена ни о чём не должна догадаться.
— Чудесно. Любуюсь видом из нашего будущего ресторана.
Она молчала, и Драко был благодарен ей за это. За все эти её «Драко, смотри, какие очаровательные портьеры!», «Драко, Драко, смотри, это же оригинал Ле Фолле!» хотелось влепить «Силенцио».
Даже её голос казался не высоким, а писклявым. Астория стала какой-то блеклой, неживой. Как будто её кто-то недорисовал. Бледная, тень настоящей женщины.
Драко никак не мог понять, откуда вдруг взялась эта антипатия к собственной жене. Ведь он любил её, раз женился? Или нет? Был ведь отличный секс на пляже, долгие морские прогулки…
Он поначалу думал, что вся эта внезапная неприязнь оттого, что Астория так сильно похожа на его мать. Такая же бледная, светловолосая, надменная и холодная. Поэтому он жену больше и не хочет, ведь испытывать желание к матери — противоестественно.
Но когда понял истинную причину, внутри зашевелилось отчаяние. Всё началось именно в то утро, в августе прошлого года, когда ему приснилась Гермиона Грейнджер. Тогда Драко с трудом удержался, чтобы не разбудить Асторию и не реализовать грёзы. Он стоял под тёплыми струями душа, закрыв глаза, и прокручивал в голове жуткий и возбуждающий сон. Вода стала губами Гермионы: они ласкали обнажённый живот, внутреннюю сторону бёдер. Пальцы сами сомкнулись на члене, водя вверх-вниз, вверх-вниз. Драко настолько реально почувствовал её язык на головке, что застонал, запрокинув голову. От ощущения безграничного удовольствия его просто взорвало на мельчайшие частицы так, что он ещё долго не мог понять, где находится.
Когда он отдышался и смыл сперму, в голове вдруг что-то щёлкнуло: ты уже делал это. Как дежавю. И откуда-то всплыла фраза, его голос: «Поласкай меня!».
Драко бросило в жар.
«Невеста отца! Мерлинову мать…»
Были и другие сны. Один за другим. В первом Гермиона облизывала его подбородок так, что во рту скапливалась слюна. Во втором соблазнительно ела клубнику в шоколаде. В третьем выгибалась под ним и стонала: «Ещё, ещё…».
Всё это привело к тому, что сексуальная жизнь Астории стала яркой и разнообразной. А вот Драко мучился: он представлял на её месте другую. С пышными медовыми волосами и сладкими ягодными устами. Такую нежную и горячую.
«Ягодка…»
Жена вырвала из воспоминаний.
— Ты почему такой хмурый?
— Я был у мамы, — солгал он.
И Астория замолчала. Она прекрасно знала, каким угрюмым и дёрганым возвращался муж из Мунго.
В этом вопросе Драко сложно было уличить во лжи. Вид постаревшей опухшей матери медленно убивал. Но печальнее всего — то, что она больше не узнавала его. И самое ужасное — что ничего нельзя сделать, только смотреть, как Нарцисса медленно угасает. Драко упорно искал способ вернуть матери разум, но ни в одной книге ничего не говорилось об этом: одни легенды, сказки вроде Святого Грааля. Он принялся штудировать свитки с зельями, но и там пока не находилось никакого ответа. Теперь Драко частенько поминал покойную тётку недобрым словом. Беллатрису он всегда побаивался и не любил, но теперь ещё и ненавидел за то, что это она «заразила» сестру безумием.