Мир будущего

Конечно, ресторан Центра Разума нельзя назвать тихим местом, но после Отца он показался пустыней. Помещение, разделенное на несколько залов, удовлетворяло запросы самых разных слоев общества. Основной зал можно было назвать «рабочей столовой», здесь завтракали, обедали и ужинали простые сотрудники Центра Разума вроде Борка. Плавные линии, четкие переходы от цвета к цвету, простые высокие стулья и столы с черными столешницами самых разных форм: круглые, прямоугольные, ромбы, треугольники. Все лаконично и неброско, по-деловому.

Никель внимательно оглядел декорированный в холодных тонах зал: посетителей хватало, столы стояли близко один к другому. Я уж было решила, что он усадит меня в центре на всеобщее обозрение, но он поступил совсем наоборот: прошел в следующий зал, разделенный на отдельные кабинки, выбрал самую угловую из них и первым сел за полукруглый диван, окружающий стол.

Возникла небольшая заминка. Я, на предложение сесть рядом с Ником, ответила, что лучше останусь стоять. Тимериус тоже не горел желанием садиться с ним рядом, пока тот не наденет перчатки. Ник сказал ему, что есть в перчатках — сущее наказание, и если он чего-то боиться, то пусть надевает их сам. Борк не боялся сидеть поблизости от чтеца, но не мог этого сделать, так как должен был сидеть рядом со мной, оберегая меня с краю (от чего?!). Круг замкнулся.

Наконец атлант, продемонстрировав недюжинную храбрость, согласился сесть рядом с Никелем.

Борк задвинул прозрачную перегородку, и на ней тотчас расцвёл горный пейзаж, отделивший кабинку от посторонних взглядом. Здешняя обстановка разительно отличалась от общего зала. Большой и тяжелый стол, словно вырезанный из темного благородного дерева, отделял нас друг от друга, и в то же время заставлял чувствовать наше единство. Тело радовалось мягкости и гладкости роскошного дивана из искусственной бордовой кожи. на стенах висели тусклые светильники, заливая присутствующих таинственным светом.

Сидящий напротив меня Никель уже раскрыл интерактивное меню и выбирал еду. Он смотрел вниз, на стол, и я воспользовалась этим моментом, чтобы хорошенько рассмотреть его. Не отрываясь от списка блюд, он расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки и до локтя закатал рукава, безжалостно сминая выглаженную ткань.

Мне бросился в глаза резкий контраст между чистотой одежды и легкой неряшливостью его облика; белой рубашкой и темными волосами, казавшимися почти черными: бровями, ресницами, волосами на груди и на руках.

Я отчетливо разглядела тени на щеках и подбородке Ника — он не брился уже несколько дней, отрастив короткую щетину, которая некогда казалась мне столь притягательной.

Подстать ламповому свету, воздух в кабинке потеплел и словно сгустился; я покрылась испариной. Жаль, рядом нет бумажного меню, которым можно было бы обмахиваться, как веером: вентиляция в кабинке явно неисправна — а может, по мне таки ударил запоздалый адреналин.

— И когда Магарони успел воспылать к тебе таким интересом? — я отвлеклась, и ему удалось застать меня врасплох. Никель наотмашь провел рукой по столу сверху-вниз, наугад нажимая на попадающиеся по пути блюда, и я только сейчас поняла, что все это время он смотрел на одну и ту же страницу, не листая и, в общем-то, ничего не выбирая.

Он оторвался от меню и посмотрел прямо на меня. Я, в свою очередь, тоже заглянула в его глаза, и то, что я там увидела, заставило меня рассмеяться.

Обвинение. Хорошо спрятанное, укрытое слоями из равнодушия, холодности и профессионального любопытства — сразу и не распознаешь, но я-то теперь видела его насквозь — с тех самых пор, как умудрилась взять за живое. Это была моя точка отсчета, путеводная нить, взявшись за которую я могла распутать клубок из наслаивающихся эмоций.

Мой смех был бодр, но неуместен. Он прозвучал в тесной кабинке подстрекательством к бунту; пощекотал каждого из сидящих за нос, вызывающе помаячил перед глазами и затих, поднявшись к потолку.

Никель застыл. Борк сложил руки на груди, и даже Тимериус бросил на меня недоумевающий взгляд. Зря я позволила себе так открыто рассмеяться. Смех прозвучал подтверждением вины. Нужно было не высовываться, а тихонько похихикать в кулачок.

А посмеяться было над чем. Этот человек, сидящий напротив, этот зануда и шизофреник прислал за мной на Землю чтеца маниакального вида, а теперь предъявлял непонятные претензии.

— Когда Магарони воспылал ко мне интересом? — повторила я. — Сейчас скажу.

Я посчитала про себя дни.

— Не уверена, но могу предположить, что это случилось пять дней назад, когда великий Никель Андо поручил ему забрать из другого измерения ничем не примечательную девушку.

В потолке образовалась ниша. Из нее выдвинулась этажерка, на которой в несколько ярусов стояли широкие плоские тарелки.

Никель задумался над моими словами.

— Это не так, — сказал он. — Во-первых, ты примечательна хотя бы тем, что ты моя жена. А еще ты странница. И повторю еще раз: я не поручал Антонио забирать тебя. Он планировал поездку в Москву, и я ПОПРОСИЛ его сопровождать вас с ребятами на обратном пути.

— Не важно, — я потянулась за блюдами и один за другим переставила их на стол. Последняя из тарелок оказалась слишком тяжелой: рука дрогнула в воздухе, и тарелка накренилась. Подмога подоспела быстрее, чем я успела что-либо сообразить — Борк молниеносно поднял руку и придержал блюдо, спасая его от неминуемого обрушения.

Я дернула головой, выражая Борку молчаливую признательность, и даже с противоположного края стола расслышала раздраженный вздох Никеля. Раскрыла рот и закончила фразу, стараясь поскорее замять неловкую ситуацию:

— Понятия не имею, почему я все время натыкаюсь на него. Можно подумать, будто он меня преследует!

Стало тихо.

— Что значит "все время натыкаюсь на него"? — медленно произнес Тимериус. Я кинула быстрый взгляд на Никеля, и сразу же отвела глаза прочь: он окаменел. Возможно, даже перестал дышать.

— Ты снова чего-то не рассказала мне, милая? — Никель сказал это очень вкрадчиво, даже ласково. Я пожала плечами, пытаясь избавиться от противного сосущего ощущения в груди.

Мной овладело непреодолимое желание соврать. Я знала этот тон. Если я оправдаю его худшие подозрения, может случиться что-то страшное. Каждый раз, когда он вот так замирал, я ожидала неминуемой вспышки ярости, чувствуя себя в чем-то провинившейся. Мне очень хотелось солгать Никелю, успокоить его, пустить пыль в глаза. Но не в момент, когда на нас смотрят две пары лишних глаз, и не по этому вопросу. Сейчас соврать ему было совершенно невозможно.

Я усмехнулась, попытавшись перевести всё в шутку.

— Нет, я неправильно выразилась. "Все время" это, определенно, перебор. Просто видела его еще раз, совсем мельком.

— ЧТО?! — закричал Никель. — И ТЫ ГОВОРИШЬ МНЕ ОБ ЭТОМ ТОЛЬКО СЕЙЧАС?

Ну вот. Я на всякий случай вжалась в кожаную спинку дивана. Отсюда он меня не достанет. Надеюсь.

— На четвертом уровне. Вечером, после встряски. Это было в первый день после моего возвращения. Ты сам отправил меня гулять по Городу, между прочим! — я повысила голос, защищаясь.