Мир Гаора

В гараже Гаор начал с того, что заставил Лутошку заучивать названия всяких инструментов, награждая за каждую ошибку подзатыльником или отшвыривая неправильно поданную железяку в дальний тёмный угол и тем заставляя её разыскивать. Лутошка сопел, пыхтел и очень старался.

К обеду он перестал путать, подавал требуемое быстро и правильно, и Гаор кивнул.

– Пойдёт.

– Рыжий, - сразу осмелел и заговорил о заветном Лутошка, - а ты меня драться научишь?

– А тебе зачем?
– весело хмыкнул в ответ Гаор.

– А чтоб как ты. Как дал кому, так тот сразу брык и кранты. Ну, как ты летось.

– Когда?

– не сразу понял Гаор, а вспомнив, засмеялся.
– Ну, это ещё не кранты, так, размялся малость.

– А я тоже так хочу.

– А это мало ли кто чего хочет, - мрачно огрызнулся Гаор, вспомнив, как его предостерегали у Сторрама от таких уроков.

Здесь он даже гимнастикой не занимался. Только в рейсах выкраивал время, загонял фургон в лес к какой-нибудь подходящей полянке или прогалине подальше от чужих глаз и в своё удовольствие разминался и тянулся по полной программе. Благо - земля под ногами, не бетон, можно и броски, и перевороты отработать. Конечно, обзавестись спарринг-партнёром было бы совсем не плохо, но вот как на такие уроки хозяин посмотрит? Тут тебе и "кобыла", и поруб, и все прочие удовольствия будут...

Лутошка понял, что время выбрал для просьбы неподходящее, и благоразумно заткнулся. Тем более что от непривычных запахов бензина и масла у него разболелась голова. Гаор поглядел на его побледневшее и сразу осунувшееся лицо и погнал узнать об обеде и попросить у Большухи каких-нибудь тряпок на обтирку. Лутошка с радостью кинулся выполнять приказ.

К радостному изумлению Гаора, Лутошка принёс не что-нибудь, а... газету! Гаор даже остолбенел. А Лутошка, явно не понимая, в чём дело, неуверенно сказал.

– Во, Рыжий, Мать сказала, что тряпок бросовых нет, велела в ларе взять, грит, хозяин их на обтирку пользовал. Пойдёт?

Гаор перевёл дыхание и кивнул.

– Пойдёт, вон, положи пока.

– Ага. И на обед сказали идти уже.

Больше всего Гаору хотелось отправить Лутошку на обед или ещё куда далеко и надолго, а самому закрыться в гараже и читать. Пожелтевшую старую газету. Но... он заставил себя вспомнить, что есть-то хочется. И вообще... не теряй головы, сержант, прикрой тылы и следи за флангами.

За обедом Красава сразу спросила его, как Лутошка-то?

– Нормально, обвыкнет, - ответил Гаор и усмехнулся, поглядев на всё ещё бледного Лутошку.
– Ничего, пацан, это у тебя от запахов, привыкнешь, всё нормально будет.

– Дух в гараже тяжёлый, это верно, - кивнул Сизарь, - как ты, Рыжий, выдерживаешь?

– Привык, - пожал плечами Гаор и добавил, - бывает и хуже.

– Быват, - согласились с ним.

А Тумак подвел итог.

– Кажин знат, что всяко быват.

Курить на дворе было уже холодно, и Большуха их из кухни гнать не стала. Лутошке курить не дозволялось, но он как подручный у Рыжего остался сидеть с мужиками и слушать их разговоры.

– А заодно и к дыму приучится, - хохотнул Лузга.

Гаор бы лучше время послеобеденного отдыха провёл в гараже, читая газету, но вот так нарушить заведённое он не мог: жить по Уставу его слишком рано и хорошо приучили. Как всеми заведено, так и действуй. Ну, ничего, главное - газета уже в гараже, и есть ларь, где лежат старые газеты, и их можно брать на всякие хозяйственные нужды. А вот чистую бумагу для письма... а чёрт, ну и дурак же он! Гаор раздавил крошечный окурок в черепке, который специально для этого ставили мужикам на стол, и встал.

– Мать, а обёрточная бумага где?

– А пошто тебе?
– спросила мывшая посуду Жданка.

А Большуха ответила.

– А там же. Всю бумагу, какая не нужна, туда складываем.

– Ага, - кивнул Гаор, проигнорировав вопрос Жданки.
– Лутошка, айда. Где ларь-то?

Ларь для газет и ненужной бумаги стоял в коридоре, отделявшем рабскую половину от хозяйской. Длинный, с простой не запирающейся крышкой, что очень понравилось Гаору, внутри он был разгорожен на несколько отделений, по сортам. Гаор с вожделением посмотрел на связки старых газет и журналов и достал большой, сложенный в восемь раз лист почти белой бумаги из-под какой-то давнишней покупки. Хорошо, что Старшая Мать запаслива. Так, и вот этой серой и мятой возьмём. И хватит пока.

Лутошка ничего не понимал, но вопросов не задавал. И только в гараже открыл рот.

– Рыжий, а пошто ты...?

– Обтирать этой будешь, - Гаор дал ему обрывок серой бумаги, - она мягче.

– А...

– Увидишь, - пообещал Гаор.
– Всё в дело пойдёт.

Обычно дверь гаража он закрывал, не любит он с неприкрытой спиной работать, но из-за Лутошки - с непривычки пацан и в обморок грохнуться может - оставил её открытой. И теперь, чтоб сделать задуманное, приходилось действовать с оглядкой. А чёрт, опять же сам дурак, обысков-то тут нет, чего он приносит из повалуши в гараж или из гаража вынесет, никто не следит. Так что...

Так и вышло. Закончили работу они обычной уборкой. Заодно Лутошка учился мыть пол из шланга.

– Рыжий, - попробовал, правда, Лутошка высказаться, - это ж бабская работа.

– Что?!
– изумился Гаор и влепил Лутошке такую оплеуху, что тот отлетел в угол гаража и, больно шлёпнувшись спиной о стену, сполз на пол и остался так сидеть, глядя на Гаора не так даже с ужасом, как с изумлением.

Гаор подошёл и встал над ним.

– Ты мужик или кто?
– угрожающе тихо спросил Гаор.

Лутошка ошалело смотрел на него.

– Запомни, - продолжил Гаор, - есть одна бабская работа, что мужику не под силу. Рожать мы не можем. А остальное всё можем. Понял?

Лутошка молча кивнул.

– Тогда вставай и делай, что сказано. Вставай, я тебе не в полную силу вдарил.

Лутошка послушно встал на ноги.

Убрав в гараже и подготовив всё на завтра, чтоб если что, обе машины хоть сейчас на выезд, а если нет, то тоже есть чем заняться, Гаор взял газету и белую бумагу, выключил свет, и они пошли через двор к рабской кухне. Лутошка, шмыгая носом, плёлся за Гаором, не смея ни жаловаться, ни, тем более, протестовать.

Как все, разувшись у входа, Гаор прошёл в свою повалушу, положил газету и бумагу на тумбочку и вернулся на кухню, где Лутошка отмывался у рукомойника. Видно, он уже пожаловался Красаве, потому что та встретила Гаора сердито поджатыми губами. Он улыбнулся ей, уже зная, что и как скажет, если зайдёт речь о том, что он избил Лутошку, хотя и не считал свою оплеуху чрезмерным наказанием.

Мылся он, как всегда, долго и тщательно, отмывая въевшиеся в ладони масло и смазку. И как всегда Большуха его не торопила.