Мир Гаора

Гаор сидел на ступеньках крыльца рабской кухни и курил, разглядывая серебристо-серый от лунного света двор. Последнее время он часто так делал: когда все уже легли, выходил на крыльцо и курил в одиночку. Сигарет у него теперь было много: в рейсах брал по хозяйской карточке. С умом, конечно, не наглея, но чтоб на две-три штуки в день хватало. Обычно к нему почти сразу подходил Полкан и с шумным вздохом укладывался у его ног, часто придавливая ему носки сапог своей неожиданно тяжелой головой. Гаор уже давно не опасался его. Вообще всё стало так спокойно и просто...

Стукнула дверь сарайчика Джадда, и оттуда вышла Цветна. "Надо же?" - со спокойным равнодушием удивился Гаор. Здесь, как и у Сторрама, постоянных пар не было. Во всяком случае, держались все на людях, никак не выделяя кого-то из остальных. Только Лутошка считался сыном Красавы и звал её маткой, а Малуша дочкой Большухи. А так... к нему самому сколько раз приходили то Жданка, то Балуша, то Басёна, а Куконя уже с лета ночует с Тумаком, то она у него, то он у неё. А Джадд что, не человек, что ли? Вышел и Джадд, и стоя в дверях своего сарайчика, молча смотрел, как Цветна идёт через двор, поднимается на крыльцо - Гаор слегка подвинулся, давая ей пройти - и скрывается в дверях рабской кухни, откуда можно было пройти в коридор с повалушами, где по-одному и по-двое спали рабы и рабыни. Лучше, чем в посёлке, где все в одной избе навалом. Если большая семья, то и на полатях, и на лавках, и на лежанке, ночью если выйти приспичит, то как ни шагни, кого-нибудь да заденешь.

Джадд закурил, с тем же спокойствием оглядывая небо и двор. Иногда их взгляды встречались, и тогда оба, не отдавая себе в этом отчёта, почти одинаково усмехались.

Гаор подумал, что на фронте именно такие спокойные лунные ночи были самыми опасными. Ночная бомбёжка - то ещё удовольствие! А при луне даже осветительных ракет или бомб не нужно: и так всё как на ладони, оружие блестит, резкие тени разрушают любую маскировку. Похоже, об этом же подумал и Джадд, потому что, когда их взгляды в очередной раз встретились, Джадд показал ему на небо, точными скупыми движениями изобразил самолёт и летящую бомбу и сделал резкий отрицательный жест. Гаор с улыбкой кивнул. Они одновременно докурили и ушли каждый к себе.

Гаор осторожно, стараясь ни на что не налететь, прошёл в свою повалушу, разделся и лёг. Натянул одеяло. Занавески на окно он не делал, и лунный квадрат чётко лежал на полу. Мысленно открыл заветную папку и нашёл лист с незаконченной статьёй под условным пока названием "Серый коршун". А то ведь и в самом деле, видеть эти машины все видели, и не раз, но если "чёрный ворон" или "воронок" всем известен и даже в песнях воспет, то про эту и не знает никто, кого там везут, куда и зачем. И что такое, когда "серый коршун" въезжает в посёлок. Ведь для экономии бензина раз кого-то привезли, то кого-то и увезут. Очень редко когда только привозят. И прячься, не прячься - найдут, подведут, взрослому заломят руки за спину и наденут наручники, ребёнка просто ударят, а бить "зелёные петлицы" умеют, сам видел, и запихнут в машину и всё. Только иотвоют вечером. Старика смертной, а молодого угонной... Переводы песен давались ему туго. Писал-то он на дуггурском, а песни эти знал уже на склавинском. Без них статья здорово проигрывала, значит, надо не записать дуггурскими буквами склавинские слова, тут он уже приспособился, а именно перевести, чтобы и смысл был, и чтоб не набором слов, а именно песней. И здесь, как в той статье, о Седом, пробела не оставишь, чтоб кто-то другой его заполнил. Тут его никто заменить не сможет. И даже помочь. Значит, надо.

Почувствовав, что слова начинают путаться, и боясь потерять записанное, Гаор заложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, на сегодня хватит, пора и, в самом деле, спать.

Впереди декабрь, езда по зимним дорогам, предновогодний завоз и на склады выдачи, и управляющим, и на блокпосты. Через два дня ему в очередной рейс. На склады, оттуда по посёлкам и блокпостам и домой. Ничего сверхособенного. Разве только если в заведении... стоп!
– сердито оборвал он сам себя. Один раз Жук рискнул. Ну, так будь благодарен и этому и не загадывай. Загад не бывает богат. И вообще, спи, встают-то здесь куда как раньше, чем у Сторрама и в армии.

Он заставлял себя, запрещал самому себе думать об уехавшей с Жуком статье. Ну, довёз её Жук, ну, принёс в "жёлтый дом", а там... Забраковали, не захотели связываться с родовитой сволочью, Жук не нашёл в архиве подтверждения, скажем, дело засекречено, раз касалось оружия, а тогда печатать точно нельзя: за клевету газету и закрыть могут, а у этой сволочи связи в Тихой Конторе, и тогда печатать его писанину - это против Конторы идти... Или просто не понравилось, как написано! Или посчитали мелким, незначащим, да... да мало ли что? Ведь всё может случиться, он-то теперь знает, что невозможного, невероятного нет.

Гаор резко повернулся набок, лицом к стене, натянул одеяло на голову. Хотя в повалуше и не холодно, не особо холодно, но он всегда любил заворачиваться с головой, ещё в училище, да нет, ещё до того, в Орртене. Чтоб хоть так остаться одному.

И всё же... как там, в Аргате? А то отправил статью... как гранату в болото запустил. Видал он в Алзоне. Чавкнет, проглотит, даже кругов нет, и жди, пока там на глубине рванёт. А бывало, что и взрыва не слышно, так, колыхнется чуть и всё, и никаких следов, будто и не было. Алзонские болота так не то что гранаты, мины и бомбы глотали, и ни хрена. Надо бы с Большухой поговорить, попросить чуньки для дома, а то опять ноги мёрзнуть стали, все, входя, разуваются, не будет же он один в сапогах. И гребешок ему нужен, маленький, для бороды и усов. Смотри-ка, всё щетина да щетина на лице топорщилась, а тут под праздник его опять дёрнули в гардеробную хозяйскую форму гладить, и он себя в зеркале увидел. Даже не узнал сначала. Стоял дурак дураком и за лицо себя щупал. Ведь точно и получилось, как тогда Бурнаш ему говорил. "Молодой, ещё обрастешь". И оброс. И борода, и усы. Был бы один, разделся бы и тело осмотрел, но не при Белёне же с Милушей, да и хозяйка зайти может, не говоря уж про хозяина. Так только, когда лёг спать, потихоньку, стыдясь самого себя, ощупался. Похоже, и там... не волоски, и не пушок, а завитками. Ну и... а что, чем плохо? Не мешает же. Ну, там он, конечно, расчёсывать не собирается, а усы и бороду стоит. Здесь у всех мужиков по два гребня. Побольше - головной, и маленький частый для бороды и усов. Делает их Тумак, много не возьмёт, сигарет с десяток, не больше.

Он старался думать об этих пустяках: гребешке, чуньках, запасной паре белья, что стоит с собой в рейсы брать, а то, скажем, в посёлке в баньке попариться и чистое надеть - куда как хорошо. Инструментальный пояс-патронташ надорвался, надо его Джадду дать, тому это не в труд, два шва прихватить. Ему здесь жить, о здешнем и думать, а как там в Аргате... До Солнца высоко, до Аргата далёко... Нет, хватит об этом, пошли круги, не пошли... загад не бывает богат... не гневи Судьбу...

День шел за днём. Рейсы, отдых, всякие мелкие радости и неприятности. Гаор заставил себя не думать о статье и Аргате, и это почти получилось. Тем более что в один из дней хозяин, придя, по своему обыкновению, рано утром в рабскую кухню, среди прочих распоряжений выдал совершенно неожиданное.

– Рыжий!

– Да, хозяин, - привычно вскочил Гаор.

– Лутошка теперь с тобой будет. Хватит ему где попало болтаться. Пусть к делу приучается.

Гаор даже растерялся и не успел уточнить: ему учить Лутошку только автоделу или ещё чему, как хозяин уже ушёл. Так-то Лутошка к нему в гараж иногда заглядывал, но особого интереса не проявлял. Не сравнить с Гардом, хозяйским бастардом, у того аж уши от восторга дрожали, что дали с машиной повозиться. Даже Трёпка заскакивала в гараж чаще Лутошки и глазела, полуоткрыв рот и вылупив глаза. Но велено Лутошку учить, значит, будем из Лутошки делать автомеханика и шофёра, а заодно, - быстро соображал Гаор, доедая кашу, - и грамотного. И где же ему бумагу взять? Ручка у него теперь есть: он же все бумаги сам в рейсах заполняет и оформляет, держит её в бардачке, а учиться Лутошка будет в гараже, так что ручка без проблем, а бумага... ладно, придумает.

Из кухни они вышли вместе.

– Давай, сынок, - напутствовала Лутошку Красава, - учись как следовает. А то мастер серчать будет.

– Джадда не позовёт, - хохотнул Сивко, - сам ввалит.

– Ввалю, - согласился Гаор.

Лутошка шмыгнул носом и промолчал. Что мастер всегда с-под-руки учит - так не нами заведено, не нам и менять. А рука у Рыжего тяжёлая. Как-то летом хозяина не было, мужики вышли на зады и постыкались немного, а потом и сам на сам бились. Так Рыжий всем навтыкал, и видно было, что не в полную силу бьётся, удерживает кулак. И приёмы всякие хитрые знает и хоть в схватке, хоть на кулаках, хоть... вовсе непонятно как. Но по нему никто и не попал даже, а от него всем досталось, и сам на сам, и против двоих и троих... "Лушче бы этому выучиться", - вздохнул Лутошка. И тут же подумал, что раз он теперь в учениках у Рыжего, то ежели попросить хорошенько...