Мир Гаора
Шрифт:
На этом они расстались, но Венн уже всё понял и давно не нуждался в мелочной опеке и детальном руководстве. А что касается планов начальства... будем их осуществлять, пока они совпадают или способствуют собственным, но, разумеется, внося необходимые коррективы. Теперь лишь бы Рыжий выдержал пресс-камеру. Здоровье он там возможно и сохранит, если не будет сдуру лезть на рожон, а вот крышу может и потерять. А без крыши он уже только для утилизации пригоден. Вот чёрт, не одно так другое.
Он опять плыл. В белой, обжигающе-холодной боли. Последние
Его куда-то везли, иногда каталку встряхивало, и привязные ремни впивались в тело, но эта боль уже казалось слабой и неопасной. Внутри болезненно дёргалось и зудело, под закрытыми веками вспыхивали и гасли ослепительно-белые молнии, болело горло... но боль не такая, чтобы потерять сознание... чтобы уже вместо белизны темнота и ничего не чувствуешь... каждый толчок отдаётся во всем теле...
Каталка остановилась, щёлкнули замки и рычаги, резкий запах нашатыря ударил в нос, выжав из него хриплый еле слышный стон. Каталку наклонили, и он скатился на пол, холодный и скользкий кафельный пол. Гаор слегка приоткрыл глаза, увидел сверкающую белизну и зажмурился. А над ним вели свой сугубо деловой разговор два голоса. Он слышал и, к своему ужасу, всё понимал.
– Он личный раб-телохранитель. После тока. К вам на неделю. Так что кожу не рвать, и вообще, чтобы целенький был. Понял, морда?
– Да, господин старший надзиратель.
– А в остальном пусть всё до печёнок прочувствует. И чтоб без перерывов. Знаю я вас, двадцать рыл, чтоб в нём всегда хоть один да был.
– Сделаем, господин старший надзиратель.
– Сегодня не кормите его. И чтоб не пил, тока ему под завязку ввалили. А он, - и хохоток, - работающим нужен.
– Да, господин старший надзиратель.
– Если не справитесь, все в печку пойдёте.
– Да, господин старший надзиратель.
– Сегодня он кричать не может, но чтоб завтра уже голосок был, понял?
– Да, господин старший надзиратель.
– Ну, и стерженьками его поковыряйте, аккуратно, но чтоб прочувствовал.
– Сделаем, господин старший надзиратель.
– И чтоб через три дня сам работал. По всему циклу пропустите его.
– Да, господин старший надзиратель.
– Всё, забирайте эту падаль, и в работу. Теперь ваша очередь.
Его взяли за руки и поволокли по полу, перетащили через железный порожек-рельс. Рабская камера - понял Гаор. Та сволочь сказала: "будет среди своих". Это рабы, его будут насиловать и мучить рабы, такие же, как он. Сделают таким же палачом и подстилкой,
как они сами. На "губе" было так же, кто выживал в пресс-камере, сам становился палачом. Нет, не хочу, нет!... Он попробовал рвануться, но несколько сильных умелых рук прижали его к полу и защёлкнули наручники на запястьях.* * *
27.09.2002 - 2.01.2003; 23.12.2010
СОН ВОСЬМОЙ
...время всё равно идёт, даже когда стоит...
Снег в этом году выпал рано, ещё в начале ноября, и лёг сразу плотно. По нянькиным приметам зима ожидалась холодной, но снежной, так что сад пострадать, как сказали ему, не должон. Ридург Коррант сидел в своем кабинете за письменным столом и разбирал бумаги. Новые законы о бастардах неизбежно потребуют поездки в Аргат, так что стоит заодно и кое-какие другие дела провернуть и оформить. А ведь не так плохо всё складывается - год он, похоже, завершит с прибылью. И самое приятное, что прибыль обнаружилась там, где не ждал.
В дверь кабинета тихонько постучали. Коррант поднял голову и улыбнулся.
– Войдите, - сказал он нарочито строго.
Дверь открылась, и Малуша вкатила сделанный Тумаком сервировочный столик на колёсах. На Малуше был новенький белоснежный фартук с оборочкой поверх платья, а волосы упрятаны под белый же высокий колпачок, совсем как у повара на картинке в книжке.
– Извольте откушать, - весело сказала Малуша.
– Изволю, - рассмеялся Коррант.
– Чем сегодня меня потчуешь?
– Суфле алемань, - бодро сказала Малуша, не запнувшись ни на одном слове.
– Ох!
– восхитился Коррант, пока Малуша весьма ловко расстилала перед ним на столе салфетку и переставляла со столика блюдо, накрытое перевёрнутой миской, которая изображала необходимую по рецепту крышку, тарелочку с тонкими ломтиками белого хлеба, бокал для вина и обёрнутую салфеткой бутылку белого вина.
Накрыв на стол, она поклонилась:
– Приятного вам аппетиту, хозяин.
Коррант снял крышку, вдохнул поднявшийся сразу пар и одобрительно кивнул:
– Молодец, Малуша.
– Вы откушайте, тогда и хвалите, - серьёзно сказала Малуша.
– Может, оно и не по вкусу вам будет.
Рыбное суфле было, как и положено, нежным и воздушным, пряностей в меру, вино подобрано правильно, овощной гарнир не перебивает вкус суфле, а оттеняет его. И, доев, Ридург повторил:
– Молодец, Малуша, сегодня безукоризненно. Где рецепт отыскала?
– А в большой книге, - ответила Малуша, убирая со стола.
– Так, может, в воскресенье на весь стол сделать? Как слово хозяйское будет?
– Делай, - кивнул Ридург.
– Но тогда и остальное продумай, чтоб вкус не перебивало.
– А как же, - даже обиделась Малуша и стала перечислять, чего тогда на закуску, первое, антреме, мясное и третье подавать.
Ридург согласился с её вариантом и велел сказать хозяйке, что воскресный обед она будет делать, а остальные у неё на подхвате. Малуша просияла радостной улыбкой: полный воскресный обед ей в первый раз доверили - и, ещё раз поклонившись и поблагодарив на добром слове, покинула кабинет, важно катя перед собой столик с опустевшей посудой.