Миссия: соблазнить ректора

Внезапно идущая перед нами верлада Алазия (с недавних пор я старалась держаться поближе к преподавателям, особенно в тёмное время суток) резко повернулась к нам.

— Не хотела бы?! Да кому ты там сдалась, клоунесса на выселках! Замуж её возьмут, как же… С такой мордой разукрашенной? Опять губищи намалевала так, что посмотреть страшно?! У семьи на шее будешь до пенсии сидеть, пока эта шея под твоим грузом не переломится! Училась бы лучше…

Мне стало искренне жаль Шаэль, которую верлада Алазия отчего-то с упоением третировала каждое занятие, упрекая не только в чрезмерном употреблении косметики, но и — на мой взгляд, абсолютно незаслуженно — в лености, глупости и легкомыслии. Несмотря на некоторую зацикленность на романтической стороне жизни, вполне допустимой для молодой девушки, которой не грозила смертная казнь за непредумышленное убийство сына королевского прокурора, Шаэль не казалась мне пустоголовой. Однако преподавательница цеплялась к ней раз за разом, хотя я — падшая девица, содержанка, поступившая по протекции — вообще-то куда больше заслуживала её презрения. Что же касается Шаэль, ей просто отчего-то очень хотелось быть кем-нибудь, только не самой собой.

В каком-то смысле, я очень хорошо её понимала.

Не желая слушать препирательства — с Алазией подруга не тушевалась и огрызалась вовсю, что, как ни странно, пока сходило ей с рук — я отошла немного в сторону, разглядывая чугунную ограду с причудливым узором, борясь с внезапным порывом перелезть через неё и убежать. Пусть Эстей сам соблазняет ректора, если ничего лучшего придумать он не смог…

Внезапно я увидела какую-то тёмную фигуру за академической оградой и едва ли не подпрыгнула от страха. Тень сливалась с темнотой — свет зелёных и сиреневых фонарей непосредственно до ограды не доходил. Справившись со страхом, я сделала шаг вперёд — мне вдруг пришла в голову нелепая мысль, что там, за пределами ЗАЗЯЗ бродит в ожидании завершения моей криминальной с эротическим уклоном миссии пресловутый Эстей…

— Лада! Лада, можно вас на пару слов? Ну, пожалуйста!

Тень, заметив меня, ожила, замахала руками. Голос был, к моему глубокому изумлению, женский, хоть и низкий, слегка надтреснутый. А если это одна из отчисленных ректором девиц, бродящая в надежде увидеть своего ненаглядного?! Как бы то ни было, поняв, что за оградой женщина, бояться я почти перестала. Сдаваясь любопытству, сделала ещё пару шагов в сторону.

— Лада, лада, помогите мне, пожалуйста! Меня не пускают!

— Ну… это… — забормотала я. — Во-он там ворота. Постучитесь туда. Кто ж вас здесь пустит, если здесь, гхм, забор?!

Женщина — её голова и фигура были укрыты плащом, а лица в темноте было вовсе не разглядеть — замахала руками.

— Говорю ж, не пускают меня! Нельзя, не положено, ждите, говорят, пропускного дня… а тут сынок мой учится. Я ему посылку передать хочу! А привратник ваш не пускает и не берёт, ирод окаянный. Мало ли, говорит, что ты, тётка, несёшь. Слышь, дочка, выручи, а? Передай посылочку-то

— Так давайте я вашего сына лучше позову? — предложила я, чувствуя одновременно и жалость, и неловкость. — Заодно и поговорите…

— Не придёт он, дочка. Не хочет. Он у меня отличник, умница, лучший в этой школе, но меня стыдится. Дружки у него те ещё… Хорохорится перед ними, важничает, небось насочинял, что из семьи ферров каких-нибудь. А тут я, ни к селу, ни к городу, не пришей кобыле хвост… Подсоби, дочка, а? Передай посылочку.

— Ну… — мне стало совсем не по себе. Нарушать правила ЗАЗЯЗ вот так вот просто, без веской причины, не хотелось. — Ну… может быть… А как зовут вашего…

Договорить я не успела: женщина неожиданно ловко перекинула через высокую ограду довольно увесистый тюк и растворилась в темноте с более чем приличной скоростью. Я поймала брошенное чисто инстинктивно — и тут же ярко вспомнились взрывающиеся в ладонях ампулы. Но не успела я испугаться, как услышала тяжёлые шаги за спиной, а в следующую секунду меня толкнули так, что я взвыла, ударившись скулой о чугунную ограду, прикусила щёку и сглотнула слюну с привкусом собственной крови. Почти тут же мне на голову опустилась тёмная плотная ткань, а чьи-то руки больно сдавили плечи.

— Попалась, гадина!

Я попыталась пнуть схватившего, но ноги мои вмиг оторвались от земли и тоже оказались зажаты чьими-то крепкими руками, из чего я сделала вывод, что нападавших, как минимум, двое.

А скорее трое… Больше-то всё равно некому! Да что ж они никак не угомонятся?!

Через плотную ткань дышать было тяжело, кричать и вовсе бессмысленно, а звуки доносились размыто, и опознать похитителей по голосу я бы не смогла.

— Ребят, ну вы чего! — неожиданно выступил кто-то. — Да ну её, ещё увидит кто! Пойдёмте, отпустите…

— Заткнись!

— Нет, я её прямо тут и закопаю! — отозвался второй, как жаль, что я совершенно не могла разобрать, чей же это голос. — Но сначала распробую, так ли хороша…

— Да обычная шалава, что там может быть хорошего, дырка без зубов — и ладно, — отозвался третий, который и шалав-то в своей жизни явно никогда не видел. Я замычала и стала извиваться, как гусеница. Услышала треск ткани и только что не застонала от досады.

— Оставьте её! — выкрикнул первый, самый здравомыслящий — или трусливый, и то, и другое было мне на руку. — Я не хочу вылететь из Академии и в тюрьму не хочу…

— Из-за подстилки какой-то?! — возмутился второй или третий. — Да она ничего не докажет!

В ответ я вцепилась зубами в удерживающую меня руку. Раздался жалобный, почти детский вскрик, потом гневный рык, потом звон, как будто разбилась стеклянная бутылка, а затем к моей шее прижалось что-то острое, впившееся в кожу даже через ткань мешка.

— Не дёргайся, ясно?!

Меня бросили на землю, и я почувствовала, как промокает и без того порванная ткань платья на влажной грязной земле. — Ты глянь, какие ножки! Дорогая девка…

— Сам министр не брезгует! Или замминистра..?

— От него-то ты и огребёшь… Всё, я пошёл!

— Эй, а ну, стой! Куда?! Немощный, что ли?

— Не дорос ещё до девок!

Они всё препирались и препирались, и я вдруг подумала, что эти мальчишки, попавшие в закрытое учебное заведение в возрасте шестнадцати лет, скорее всего, просто сами не представляют, с какого конца за меня приняться. Как там сказала женщина… хорохорятся? Так и подмывало встать и объяснить… если бы я сама это знала. Не понимаю, какое удовольствие валять сопротивляющуюся женщину на грани нервной тошноты по осенней грязи?!

Внезапно что-то пронзительно грохнуло, голоса смешались в сбивчивую невнятную кашу, а меня отпустили. Почувствовав свободу, я торопливо стянула мешок с лица, глотнула совсем уже холодный ночной воздух, приподнялась — и снова шлёпнулась, увидев склоняющуюся над собой тёмную фигуру. Задела ладонью один из стеклянных осколков и торопливо сунула палец в рот.

— Лада, лада, вы в порядке?!

Я вытерла руку о порванную юбку — платью уже вряд ли что-то могло навредить — и ухватилась за протянутую ладонь. Скула нещадно ныла, а ноги в прозрачных чулках интригующе белели в темноте.

— Кто это был, лада? Ух, жаль, ни одного не поймал! Ух, я бы им…! Хорошо, что сегодня моя смена. Вы их знаете, лада?

Я наконец-то поняла, кто стал моим невольным спасителем: милый, нелепый привратник Тарин. Фонари вспыхнули — завсегдатаи ЗАЗЯЗ как-то управляли их светом, но мне сие таинство было всё ещё недоступно. Парень скинул капюшон со своих длинных светлых волос и теперь щурился на меня своими круглыми голубыми глазами, немного похожий на огородное пугало — если бы пугало нарядили с непонятной целью в тёмный плащ из непромокаемой хрустящей ткани. В правой руке у него дымилась металлическая узкая трубка.