Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

женившись на сестре Ю.А.Завадского, киноактрисе В.А.Завадской, и переехал в их

квартиру в Мансуровском переулке.

На фигуре Б.М.Зубакина стоит остановиться. Это был человек безусловно широко

одаренный, а в ряде областей искусства талантливый до гениальности, оказавший влияние

на многих своих современников, которым приходилось с ним встречаться<19>. Согласно

автобиографии, написанной им в конце 1922 или в январе 1923 г. во время своего первого

ареста<20>, Зубакин еще в гимназические годы увлекся мистикой и оккультной

литературой, решив возродить Орден розенкрейцеров, как общину мистических

единомышленников. Первоначально она возникла под Петербургом в Озерках, где

находилась дача его родителей, но перед 1917 г. распалась. Вторично община возродилась

в период революции и гражданской войны под Невелем, где Зубакину удалось объединить

несколько художников и музыкантов из родственников и знакомых, однако в

последующем и эта попытка потерпела фиаско. Более удачным шагом Зубакина,

прикомандированного в 1920 г. в качестве лектора к Политуправлению штаба Западного

фронта, я считаю открытие им ложи в Минске и посвящение в ней находившихся там

актера И.Ф.Смолина, занимавшегося оккультизмом и врачеванием, поэта и литератора

П.А.Аренского и С.М.Эйзенштейна<21>.

Результатом этого акта, описанного Эйзенштейном в одной из глав своих

автобиографических мемуаров достаточно точно, хотя и с долей иронического юмора,

стали регулярные занятия оккультизмом и вопросами мистики, о чем можно прочитать в

письмах Эйзенштейна к матери из Минска, и последующее приобщение к неофитам

артистов Первой студии МХАТа М.А.Чехова и В.С.Смышляева, когда Аренский, Зубакин,

Никитин и Эйзенштейн вернулись в Москву. Это произошло в первых числах октября

1920 г. и в известной мере предопределило последующее поступление Эйзенштейна

художником в московский театр Пролеткульта, которым тогда заведовал В.С.Смышляев, а

затем и оформление им с Л.А.Никитиным спектакля “Мексиканец” по Дж.Лондону в

соответствии с символикой оккультизма<22>.

После Минска пути Б.М.Зубакина и его молодых друзей разошлись. Стоит заметить,

что этот удивительный человек, обладавший сильнейшей силой внушения, ярким

талантом поэта и литератора, и, м.б., еще более ярким - скульптора, этнографа,

воспитателя, так и не смог ни разу надолго объединить людей. Ему до конца осталась

верна только А.И.Цветаева, попавшая под обаяние “мага” еще в начале 20-х гг. и

сохранившая восторженную и благоговейную память о нем до конца своей жизни<23>. Но

то, что Зубакин сделал для Аренского, а через него - для М.А.Чехова и В.С.Смышляева, не

пропало даром: к этому времени в Москве уже существовал Орден тамплиеров.

Вопрос о том, кто первым “подвел” этих друзей к Карелину, остается до сих пор

открытым, хотя наиболее вероятными кандидатами все же остаются Аренский и

Завадский, а время - конец 1921 или начало 1922 г. Примечательно, что к этому же

времени относится знакомство Завадских с двоюродным братом Аренского, тогда

молодым астрономом, а затем композитором и фольклористом С.А.Кондратьевым,

который наезжал в Москву из Петрограда и получил посвящение в Орден вместе со своей

63

женой, индологом и переводчицей М.И.Клягиной, скорее всего, от самого Карелина, как

то заставляют думать некоторые его стихи<24>.

Отец Кондратьева был директором Пулковской обсерватории, игравшей, к слову

сказать, большую и до сих пор еще не оцененную роль в культурной жизни

Петербурга/Петрограда, а с указанного момента ставшей, как можно догадываться, одним

из центров по распространению в научной среде Петрограда тамплиерских идей. Именно

там, по-видимому, произошло первоначальное знакомство Ю.А.Завадского с уже

упоминавшимся мною М.М.Брендстедом (литературный псевдоним – М.Артемьев),

обрусевшим датчанином, анархо-мистиком и тамплиером, сблизившимся с Карелиным и

после смерти последнего даже вошедшим в так называемый Карелинский Комитет

(Комитет по увековечению памяти А.А.Карелина, созданный по аналогии с таким же

Комитетом Кропоткина).

С Пулковом связаны имена метеорологов (астрономов) тамплиеров А.А.Синягина<25>

и М.А.Лорис-Меликова, из которых первый был связан с нижегородским кружком и с

известным синологом Ю.К.Щюцким, а через него - и с кругами петроградских

востоковедов, с которыми через П.К.Козлова и совместные с ним монгольские

экспедиции связан был и С.А.Кондратьев. О значении Пулкова в тамплиерском движении

свидетельствуют также аресты в 30-х гг. ряда его научных сотрудников по обвинению в

связях с анархо-мистиками.

Наконец, при решении поставленного вопроса стоит обратить внимание на показание

М.И.Сизова на допросах 1933 г. о М.А.Чехове, как о тамплиере высокой степени

посвящения<26>, что могло произойти только между 1920 и осенью 1921 годом, до того,

как он познакомился с А.Белым и попал в круг антропософских идей. Анализ

взаимоотношения людей в этот период, хронологии событий и всего прочего позволяет

утверждать, что проводником Чехова к Карелину мог быть П.А.Аренский или же

познакомившийся тогда же с Чеховым А.В.Уйттенховен, если не предположить, что на

гениального актера, о котором говорила тогда вся Москва, обратил внимание сам

Карелин.

Таким образом, нитей, которые могли бы протянуться от будущих его учеников и

соратников по Ордену, оказывается достаточно много. Другое дело, что при имеющейся

информации нельзя остановиться с уверенностью ни на одной из предлагаемых версий.

Впрочем, очень мало известно и о работе Ордена в эти годы, когда единственным