Мое кудрявое нечто

Тина ловит мой вопросительный взгляд.

– Джессика не наша дочь, – объясняет девушка, – она моя сестра. А Саша брат Юры. Они живут с нами, потому что мои родители умерли, как и отец Юры.

– У меня нет мамы, – грустно говорит девочка, – зато у меня три дяди.

Она говорит о друзьях Юры?

– Будешь моей тетей? – спрашивает малышка, уже улыбаясь, и, не дожидаясь ответа, приводит аргументы в свою пользу. – Я умею говорить на английском, и у меня есть кукла, которая сама ходит. Мы с ней катаемся на моем кабриолете во дворе. Я покатаю тебя.

У этой девочки есть кабриолет? Ну конечно же! Для чего ей какие-то дурацкие мягкие игрушки, если можно научить ее кататься на машине… Кабриолет… Почему не самолет?

Тина заливается смехом, и я выдавливаю из себя улыбку.

– Олег привез ей детскую машину. Ты будешь обязана смотреть, как она катается, когда придешь к нам в гости.

– А что там было про кошку? – интересуюсь я.

– Ты разве не знаешь? Кошку назвали Кристиной в честь меня. Миша скучал по друзьям, когда те все трое ушли в армию, и завел себе новых друзей, с именами старых. Думаешь, в чью честь названы его питомцы?

И тут до меня доходит. Как я сразу не догадалась? Никто не называет собак Лехой и Олегом, тем более если Олег девочка. И где вы видели кота Юру и кошку Тину? Разражаюсь хохотом, вместе с новой знакомой. Даже малышка смеется с нами, хоть вряд ли поняла в чем тут дело.

– Миша сумасшедший, – Тина старается успокоиться, заходя в парную. – Ты знаешь, что он утащил щенков из части без разрешения? То есть украл!?

Я шокирована. У него же полно денег! Почему бы ему просто не купить себе собак?

– Это же не просто щенки, таких не купишь, – поясняет Тина, интересно выкатывая глаза и размахивая миниатюрной ладошкой, – их служебная родословная уходит в века. Коршун сказал, что караулил их в учебке всю ночь, и увидел в их глазах взгляд друзей, – девушка снова заливается мелодичным смехом. – Вот только он смог утащить лишь двоих, а когда вернулся за третьим, было уже поздно. Так что Юрой пришлось стать драному коту, подобранному на дороге. Романов теперь еженедельно посылает сюда свежее мясо для своего тезки. Иногда эти парни ведут себя как дети.

Я смеюсь до слез. Хохочу так, что в горле начинает першить. Вот почему эта девушка смеется так, словно вдали перезванивают маленькие серебряные колокольчики, а я своим смехом могу распугать злых духов ночью в бане?

Вдоволь распарившись и наскоро помывшись, выходим. Глотаю слюну, набежавшую от аромата шашлыка, доносящегося из беседки. Видимо, парни уже вернулись и жарят мясо. Хотя их голосов я не слышу. Немного остужаемся у крыльца. Смеюсь, увидев, как овчарка Олег делает подкоп у забора. Она всегда пытается выбраться с территории. Малышка тоже видит эту картину и хлопает ей «Давай, Олег! Вырой ямку!».

Поворачиваюсь к Тине, но на ее лице улыбки нет. Она смотрит на собаку абсолютно безжизненными глазами. Ее лицо белее моей простыни.

– Тебе плохо? Перегрелась? Или замерзла? – переживаю за нее.

Девушка стоит не двигаясь и никак не реагирует на мои слова. Ее плечи потряхивает, а за ними начинают трястись и руки. Она сдавливает руку малышки, которую держит и та громко кричит «Юра, Тине снова плохо!» Друг Миши выбегает из беседки и оказывается возле нас в одно мгновение, подхватывает Тину на руки, несет ее в дом, кидая мне на ходу «Рита, заведи Джес в дом». До меня доносится тихое заикающееся «Прости… п-прости, больше не повторится… п-прости меня», а затем странная парочка скрывается в доме.

– Тина потеряла сережку в лесу и теперь ревет, – поясняет Джессика случившееся, когда я переодеваю ее в чистую одежду и расчесываю ее длинные темные волосы. – Она сейчас уснет, и Юра вернется.

Юра, действительно, спускается со второго этажа минут через пятнадцать. Кидает взгляд в открытый холл на нас с Джессикой и выходит на улицу. Откуда возвращается с глубокой тарелкой мяса.

Плачет из-за сережки? Очень странно. Вряд ли для этой семьи потерянная сережка такая уж большая трагедия, чтобы девушка тряслась, бледнела и просила прощения. Юра не похож на человека, который станет ругаться из-за сережки. Но в его присутствии мне не по себе.

– Как учеба? – непринужденно спрашивает он, когда мы сидим за столом на кухне, а Джес играет тут же, с кошкой Кристиной, устроившись на небольшом диванчике.

– Все в порядке, – пожимаю плечами.

Что сказать ему? Учеба как учеба.

– Миха говорил, ты хочешь стать учителем, – на его губах непринужденная улыбка, но в темных ледяных глазах она никак не отражается.

– Да, – стараюсь улыбнуться. – Мне хочется работать с детьми. Особенно с теми, у кого нет семей.

– Это круто, – парень подкладывает мясо на мою тарелку. – Тем более, если это твое. Самое важное, чтобы тебе было интересно заниматься своим делом.

– Я надеюсь работать в детском доме.

– В том же, где выросла?

– В любом. Это не главное. Мне хочется помогать детям, лишенным поддержки родителей. Это ведь важно, да?

Зачем я спросила это у него? Зачем я вообще все это ему говорю? Он наверняка подумает, что я малолетняя дурочка, окрыленная розовой мечтой о мире во всем мире.

– Ну, – парень расслабленно откидывается на стуле, – вообще-то это одна из самых важных в мире вещей. А ты, как человек, выросший в детском доме, знаешь об этом гораздо больше других, так что сможешь применить правильно свои знания и желания.

Теперь мне хочется продолжать говорить с ним. Слова словно сами льются из меня, и я рассказываю о том, как попала в детдом, и как жила там. Мишин друг с интересом слушает, иногда прерывая мой монолог уточняющими вопросами. Не могу понять, отчего разговорилась. Но вот он уже слышит историю о том, как на праздновании окончания восьмого класса, на выходе из столовой, меня подкараулили мальчишки, окружили и требовали поцеловать их в щеки. Парень посмеивается, почесывая нос большим пальцем, и наливает себе рюмку коньяка, а мне красное вино.

– Они были старше? – опрокидывает в себя рюмку, заедая куском мяса, взятым руками.

– Нет, – мотаю головой и делаю глоток вина, – из моего класса. Один из них, Тема, всегда звал меня гулять после отбоя, и поджидал под окнами, – смеюсь, вспоминая, как мальчишка, действительно, сидел под окнами девичьей спальни, кидал в окно маленькие камушки и требовал позвать меня подходивших девчонок. – Видимо, испугался один подойти ко мне за поцелуем, и пригласил своих друзей.

– И чем дело кончилось? – интересуется Юра, пронизывая мое лицо темными глазами.