Мое побережье
Шрифт:
Да и возразить мне было решительно нечего.
***
Порывы теплого, но сильного ввиду места нашего расположения ветра трепали короткие каштановые пряди. Просить Тони слезть с самого края крыши было бесполезно — у этого человека наблюдалась патологическая, нездоровая привязанность к взгромождению на любого рода возвышенности. Меня подобные обманные проникновения в полную офисов высотку на пересечении центральных улиц никогда не смущали: я любила фотографировать закаты, розовые облака и янтарно-рыжее солнце, царапающее шпили зданий. Даже Хэппи, опасливо озирающийся по сторонам и никогда не глядящий через невысокий бортик вниз, не без удовольствия
Здесь всегда было по-особенному спокойно. Своеобразное уединение от будничной суеты и людей.
Стоит оторваться от земли на несколько метров, как стрелки на часах будто бы замирают и утрачивают собственную значимость.
— Вы тоже замечаете, как быстро стало лететь время? — он, казалось, устремил взор вниз, на машины, виднеющиеся с такой высоты буквально крошечными, мелкими точками, передвигающимися по узким линиям-улочкам, однако, заглянув через плечо, я обнаружила, что в руках Тони держал телефон.
На экране застыла фотография — Роудс и Хоган расположились в просторной гостиной перед широким экраном плазменного телевизора. Я помнила тот день; фактически — бывший давно, по ощущениям — словно с неделю назад.
Зачастивший ливень. По широким лестницам в холле Старков играют тени стремительно бьющихся о стекла капель, ретивыми дорожками стекающих вниз. Белые оконные рамы в человеческий рост дрожат от хлесткого ветра; за спиной раздаются приглушенные голоса Роуди и Хэппи — где-то там, внизу, в гостиной, они играют в приставку. Тишина и умиротворенность в доме кажутся неестественными, картонными на фоне разыгравшейся на улице стихии — живой и настоящей. Глядя на то, как беспощадно, со свистом рвет с идеально стриженых кустов листья, становится поистине жаль Джарвиса, которого к утру наверняка будет ожидать много садовых работ.
Желание потянуть тонкую позолоченную ручку велико, но я сдерживаюсь и просто смотрю на то, как вымощенные тропинки раскалывают появляющиеся лужи.
— Впервые такой сильный в этом году, — говорю, едва удается заслышать медленную, вальяжную поступь.
Тони отвечает не сразу — только поравнявшись со мной.
— А еще будто вчера праздновали Рождество.
Чужие пальцы мелькнули перед лицом, и в следующий момент раздался щелчок. Секунда — створки распахиваются с такой стремительностью, что я едва успеваю ретироваться назад, дабы избежать судьбоносного столкновения оных с собственным лицом. Тони мягко ловит меня за плечи, однако не отпускает — так и остается стоять в одном положении, позволяя спине прижиматься к его груди, а мне не особенно хочется отстраняться.
Я давно перестала понимать, что за греховный беспредел творился между нами, но в какой-то момент поймала себя на мысли, что нахожу мазохистскую угоду в этом диком чувстве, и почти не хочу пресекать, сродни данному, странные моменты. Почти. Лишь иногда я подолгу не могла уснуть, ворочалась на простынях и думала о том, что подобная неопределенность и политика негласности — не есть «нормальность», пыталась понять, какая ему от такого балансирующего на гранях «общения» выгода, и приходила к выводам, что пора с этим поканчивать, а утром он случайно касался пальцами моей ладони, потянувшись за ластиком, и все летело к чертям.
Никаких крайностей да выходок из ряда вон со дня рождения Брюса не случалось. Но и то, что происходило, нельзя было окрестить «ничем».
Теплые руки ненавязчиво обвивали мою талию.
Коль гореть, так уж гореть, сгорая?
Мы стояли в такой позе слишком
долго, чтобы быть просто друзьями.На волосах оседала мелкая морось, губы подрагивали от холода. Я вытянула руку и принялась наблюдать за тем, как крупные капли бьют о ладонь, да слабо подсвечиваются желтыми бликами — так отливала пара фонарей у въезда на территорию особняка. Затяжной — как летом; холодный — как осенью. Крючки, держащие тонкий дорогой тюль, периодически поскрипывали, едва ткань начинала истово метаться под завывающий аккомпанемент буйства природы.
— Люблю дождь, — прошептала, боясь то ли спугнуть момент, когда его губы уперлись в мой затылок, то ли — капли, стекавшиеся в углубление ладони и норовящие нырнуть навстречу аккуратному газону сквозь пальцы.
— Знаю, — прядь над ухом слабо колыхнулась от его дыхания.
Я вздохнула, гоня призраков воспоминаний, и плотнее закуталась в джинсовую куртку Тони, висевшую на мне, подобно мешку. Несмотря на то, что погода слишком скоро начала радовать весенним теплом, выходить на улицу в одном платье, не прихватив про запас плащ, оказалось затеей крайне неразумной.
— Наверное, из-за экзаменов. — Он обернулся, и я пожала плечами: — Учеба-дом, учеба-дом. Даже выходные у нас теперь заняты домашней работой. Перестаешь замечать, как проходит жизнь.
— Может, — Старк обратился к далеким улицам. — Но каждый год все равно становится все короче и короче. Вспомни, как долго тянулись дни лет пять назад.
— Хочешь сказать, что мы стареем?
Он хмыкнул, не поворачивая головы.
— Отчасти так и есть. Эй! — от того, как неожиданно громко прозвучал голос, я вздрогнула. — Я надеюсь, ты не съел все сандвичи по дороге сюда?
Хэппи, к которому обращались, задетым не выглядел; он потянулся за своим рюкзаком и выудил три прозрачных упаковки, купленных в первом подвернувшемся супермаркете.
— Обижаешь.
От вида еды разгулявшийся на свежем воздухе аппетит дал о себе знать, и живот предвкушающе заныл.
— Как думаете, — заговорил Хоган, когда солнце начало клониться к закату, а мы сидели плечом к плечу, теребя в пальцах опустошенные жестяные баночки от газировки, — сколько человеку нужно времени, чтобы влюбиться?
С уст Старка слетела дружеская усмешка:
— А ты решил удостовериться, разыгралась ли в тебе симпатия, или это — банальный зов природы?
— Я серьезно, вообще-то.
Рукава, прежде закатанные до локтей, пришлось опустить — воздух становился все прохладней, — и теперь тыльную сторону ладоней скрывала плотная джинсовая ткань. Я нервно теребила пуговицу.
— Не знаю, — проронила, нарушая неловкое молчание, логически предположив, что Тони на подобную тему распространяться не станет, в то время как Хэппи очевидно терзали любопытство и запал, не позволявшие так просто бросить предмет дискуссии. — Может, некие исследователи писали размышления на сей счет и проводили эксперименты, посмотри в интернете.
— У меня нет компьютера под рукой, — вот же настырный.
Я вздохнула с показным недовольством, однако Хоган предпочел его проигнорировать.
— Не думаю, что существует некий определенный «щелчок», когда ты это осознаешь. Даже если попытаться анализировать каждый прожитый день и трансформирующееся отношение к человеку, к которому, предполагаемо, у тебя зарождаются чувства, как бы внимательно ты за собой не следил, все равно упустишь «тот» момент, когда «это» произойдет. Ты понимаешь, что он или она тебе небезразличен, но уже поздно.