Мое побережье

— Попахивает какой-то обреченностью, — он приложился к бутылке с минералкой.

— Хэппи, я не считаю, что уместно в принципе выделять такое определение, как «я влюбился», — от философских проблем, в дебри которых Хоган меня утягивал, начинал незатейливо плавиться мозг. — Это вопрос отношения к человеку. Знаешь: тебя либо тянет к новому знакомому, либо — нет. Здесь ситуация аналогичная. Только с кем-то из числа лиц, к коим ты испытываешь определенного типа симпатию, у тебя завязываются приятельские отношения, а к кому-то начинает тянуть еще сильнее.

Хэппи обратился ко мне корпусом в пол-оборота.

— Да это понятно. Но почему тебя тянет именно к кому-то так, как не тянет к другим?

Глупая мысль о том, что обсуждать с мальчишками предмет чувств — событие крайне редкое и отчасти уникальное, едва не вызвала неуместную улыбку.

— Это внутренние процессы, связанные с комплексом физических, химических и биологических аспектов, я часто натыкалась на статьи на подобную тему, но никогда не вчитывалась в них настолько детально, чтобы запомнить каждую мелочь и воспроизвести сейчас это тебе в лекционном формате.

— Фенилэтамин, — неожиданно заговорил Тони, привлекая наше внимание. — Химический процесс, о котором ты говоришь, связан с синтезом фенилэтамина в мозгу и его распределением по всей нервной системе. Сложное соединение, по сути — что-то вроде «естественного наркотика», — Старк рассеянно пожал плечами, — недаром его производные — психоактивные вещества и стимуляторы. Быстро расщепляется, ресурсы в организме ограничены. На этом все «чувства» и заканчиваются: еще вчера клявшиеся друг другу в «любви» до потери пульса индивиды остывают так, что всем физикам мира впору смело переписывать теории относительно абсолютного нуля, страдают некоторое время, а затем берут себя в руки и, не почерпнув абсолютно ничего из случившейся истории, высунув язык, мчатся вприпрыжку навстречу очередным граблям.

Тишину, воцарившуюся на несколько секунд после его сочащейся скепсисом тирады, нарушил щелчок зажигалки да раздавшийся где-то внизу гудок клаксона.

Какая бескомпромиссная хлесткость.

Я не нашлась со словами. Только на душе отчего-то начали драть кошки.

Зато Хоган очень некстати решился развязать язык:

— В каждом цинике живет разочаровавшийся романтик.

Я не успела пихнуть Хэппи локтем; мол, с огнем играешь. Тони обернулся к нему, чуть ли не глядя сквозь меня.

— Не путай цинизм и реализм. Я предпочитаю видеть мир таким, какой он есть.

«И поэтому смотришь на него через призму чистой физиологии», — едва не сорвалось с вовремя прикушенного языка. Видит бог: кому-кому, но точно не мне будет уместно перечить ему в отношении таких вещей.

— Но пару раз ты влюблялся, — с самоубийственной настойчивостью продолжал Хоган, — даже не отрицай. Каждый человек хоть единожды в жизни это испытывает.

Недокуренная сигарета была злобно отброшена и, завертевшись в воздухе, стремительно полетела вниз.

— Не отрицаю, — малость передразнив Хэппи, он фыркнул. — Все люди совершают ошибки.

В миг ставший растерянным взгляд карих глаз, в которых сверкали не успевшие потухнуть искорки разгоревшегося недовольства, обращенный к моей спине, я решительно проигнорировала.

— Ноги затекли, — придумала оправдание своему нелепому побегу от двух огней лишь тогда, когда Хэппи нахмурился и поинтересовался: «Ты куда?».

Впрочем, с крыши от этой парочки далеко не уйдешь.

Только если вниз.

***

Что не говори, а иной раз выбираться с Хэппи в город было очень даже здорово.

Мы никуда не торопились, гуляя по большому торговому центру и заглядывая по очереди в выборочные магазины. Не обошли стороной маленькое уютное кафе, где взяли вкусные блинчики: он — с ветчиной, я — с бананом и шоколадом; успели беззлобно обсудить парочку у незатейливой цветочной клумбы, где девушка выглядела откровенно скучающей, подпирая щеку то одним, то другим кулачком, а несчастный парень, нервно поправляя сползающие с переносицы очки, явственно не знал, куда девать себя от стыда и осознания с треском провалившегося свидания.

Он недовольно ворчал и с мученическим видом слонялся вдоль вешалок с женской одеждой, с интервалом меньшим, чем в минуту, театрально вопрошая, когда же мы, наконец, отсюда уйдем, за что мне немножечко хотелось склонить наше общение к членовредительству — я успела повертеть в руках и разглядеть ценники всего-навсего трех платьев, а он картинничал так, словно стер все ноги, шатаясь по дамским магазинам битые часы напролет. Я даже не собиралась ничего примерять — знала, что он не даст. Мог бы хоть для приличия потерпеть. Я ведь не закатывала глаза до уровня видимости серого вещества, когда он с маниакально горящими глазами разглядывал спортивный инвентарь в соседнем отделе.

А выбраться в первые выходные мая за покупками нас заставил один-единственный, но порядка весомый повод: грядущий день рождения Тони.

Выбор подарка для этого человека — всегда мучение чистой воды, ибо дарить Старку что-либо материальное являлось затеей в большинстве своем бессмысленной: за сумму, в кою выходили его часы, Майк мог купить новый автомобиль, а о каких-нибудь бриллиантовых запонках я даже не заикаюсь.

На самом деле, до двадцать девятого числа оставалась добрая куча дней, но Хэппи настоял приобрести подарок как можно раньше, оперируя тем, что после поток учебы унесет нас настолько далеко в свои темные воды, что не заметишь, как пролетит время, которого, в конечном счете, не останется.

В определенной мере я была с ним солидарна. Кажется, в те редкие часы, не бывшие занятые подготовкой к экзаменам, я только спала и изредка ела.

Или плакала от бессилия, не имея ни малейшего представления, как пережить эту пору и случайно не шагнуть под мчащийся на всех парах поезд, будучи совершенно изнуренной как морально, так и физически.

Кажется, однажды Майк услышал мои ночные рыдания — даже с успокоительными я не справлялась с объемом информации по литературе; по крайней мере, он приоткрыл дверь и, не заходя вовнутрь, просунул в образовавшуюся щель маленькую тарелочку с пирожным.

Я бесконечно и бессмысленно жаловалась на полнейшее отсутствие времени, отводящееся на такие незначительные для системы образование понятия, как «жизнь» и «отдых», ничего не успевала и ничего не хотела делать. Только расправиться со всем этим как можно скорее. И сжечь. Сжечь, наконец, все эти проклятые тетради, выбросить на помойку или разорвать на кусочки, которые затем сбросить в лоток Снежку в качестве нового вида кошачьего туалета.

Думаю, по этой причине наша вылазка стала чем-то почти особенным — пусть и ненадолго, но отвлечься и выкинуть из тяжелой головы все мысли об учебе.