Мое побережье

— Но вы же долго встречались.

Разве это не входит в список чего-то… «обязательного», «полагающегося»? В качестве разумеющегося витка и новой ступени отношений?

На сей раз она самую малость повеселела по-настоящему.

— Потому что Брюс — не мудак на байке.

***

Может, это, в самом деле, правда — все изречения на тему того, что цветовая гамма помещения влияет на уровень нашей возбудимости?

Я испытывала напряженное дежавю, нервно скользя взглядом по красно-белой плитке маленького кафе, недалеко от района моего и Хогана проживания.

Все те же прибитые к стенам виниловые пластинки и рамочки с плакатами Элвиса Пресли.

Мы сидели вдвоем в неприятно пищащей тишине, кою словно бы оказывалась неспособной заглушить старая добрая «Roll Over Beethoven» с вокалом легендарного Пола Маккартни, при прослушивании которой у меня всегда автоматически подергивалась нога.

Сейчас же коленки будто приросли друг к другу под маленьким квадратным столиком. Слишком маленьким, чтобы беспечно ими ерзать — не дай бог, заденешь его.

Старк даже не улыбнулся в порядке флиртующей привычки официантке, которая в свои двадцать шесть выглядела на шестнадцать и так, словно застряла в прошлом десятилетии — по крайней мере, если судить по выкрашенным в почти белый оттенок волосам, заколотой на макушке челке и подведенным снизу глазам, что казалось пиком моды как минимум в две тысячи седьмом году. Не исключено, что с тех далеких пор она здесь и работала. По крайней мере, я помнила Джуди большую часть своей сознательной жизни.

Тони так пристально пялился в окно, что, наверное, подскочил бы на месте, если б его внезапно хлопнули по плечу.

Наше мороженое несли чересчур долго. Просто непозволительно. Или это только мне так казалось; я покосилась в сторону круглых настенных часов и с трудом удержала тяжелый вздох, осознав, что это время ползет с убийственной медлительностью.

Едва Наташа покинула пределы моей комнаты (а просидели мы вместе ни много ни мало до четырех часов, незапланированно и беспечно потратив весь день за разговорами или уютным молчанием: мы заказывали пиццу, валялись на кровати, перемывая все существующие в природе кости мужскому полу, без слов лежали рядом и наслаждались тишиной, и к концу нашего удивительного времяпровождения решили посмотреть «Цыпочку» — фильм, который Наташа, как она призналась, могла пересматривать бесконечно, и который ни разу прежде не видела я), я удосужилась проверить входящие сообщения да наткнулась на череду вопросительных: «Как ты?», «Пеппер?», «Ты решила мне больше не отвечать?», «Пошли гулять?».

Когда Джуди, наконец, замаячила на горизонте, яркая вспышка резанула светом по глазам. Я непонимающе повернулась к окну. Показалось?

— Мороженое с карамельным топингом и… — окончание фразы затерялось в рычащем раскате грома.

— Да ладно вам, полчаса назад светило солнце, — Тони недовольно нахмурился и, раздвинув пальцами жалюзи, буквально прилип к пыльному стеклу.

От ассоциации, какую вызвал этот жест, к щекам прилил жар. Боже мой, откуда в моей голове столько ужасных, порочных мыслей?

Забыть. Хотя бы на время забыть все, что случилось вчера, и попытаться сделать вид, что все в порядке.

Вон Старк, к примеру, хорошо держался. Взор отводил, но голос звучал ровно.

Из него, определенно, выходил куда лучший актер.

— …тему.

Как сглазила.

Повернув голову, я встретилась с приковавшимися к моему лицу карими радужками. Отрезвляюще. Я глупо хлопнула ресницами, поздно спохватываясь и понимая, что Тони о чем-то говорил.

— Прости?

— Мороженое, говорю, — он показательно ткнул ложкой в белый шарик, — совсем сейчас не в тему.

К месту десерт или нет, есть все равно придется — сейчас от факта, что Тони платил (смехотворную, в самом деле, и все же сумму) за нас обоих, отчего-то стеснял пуще прежнего.

За окном медленно, но стремительно сгущались тучи.

И правда: солнце вовсю грело лицо не прикрытые платьем участки рук, совершенно не предвещая внезапной смены погоды, когда я просила Майка подбросить меня до кафе, где мы со Старком условились встретиться.

Честно говоря, за столиком я его ждала с все разрастающимся внутренним опасением. Даже умудрилась распотрошить на клочки салфетку. Успела навыдумывать себе всего: начиная от того, что он захочет со мной поговорить, четко обозначив границы и озвучив нечто, вроде: «это ничего не меняет» (будто я сама не знала), и заканчивая внезапным разрывом дружбы. Пожалуй, именно на данном предположении бумага порвалась в моих руках.

Но Тони выглядел, как всегда.

Он вообще не поднимал тему дня своего рождения.

Кроме как в рассказах о том, что было, когда я уехала, кто из парней (на этом эпизоде я удивленно приоткрыла рот и переспросила на случай, ежели ослышалась) устроил стриптиз под музыку, и сколько шотов он успел выпить, прежде чем свалился лицом в диван. Кстати, разукрашенным взбитыми сливками и бисквитом — кто-то из подъехавших девчонок притащил с собой еще один торт, в кой его любезно окунули; Старк оказался слишком пьян и ленив, чтобы смыть все это безобразие со своего светлого лика в полной мере.

И — все.

Никаких многозначительных: «слушай…», ничего, сродни: «Пеп, вчера ночью…», от которого бы сердце разом оборвалось и провалилось в желудок.

Мы просто болтали.

О выпускном, Говарде, Хэппи, сетевом маркетинге и возможных каналах сбыта продукции в наиболее продуктивном для условленного лица ключе — как он вывел меня на последнюю тему, я не успела сообразить, но это же Тони. Порой мне казалось, он и мертвого разговорит.

Он заставлял меня смеяться.

До ноющего в груди волнения непривычно, до горящего лица, контраст с которым слишком ярко ощущался холодными пальцами, до нелепого хрюканья в трубочку и возмущенного: «Я же пью, перестань!».

Вообще-то, Старк городил сущий бред. И, быть может, возьмись я пересказывать его реплики той же Наташе, она бы скептически повела бровью на мое весьма обыденное повествование о ничем сверхвеселым не выделяющихся фразах, но он умел захватывать внимание так, что хотелось слушать бесконечно.

— Что ты делаешь? — вопрос, обращенный к его сосредоточенному лицу, вперившемуся в экран телефона.

Для раззадоренного беседой Тони Старка молчание дольше двух секунд казалось недобрым знаком.

— Фотографирую тебя, — невозмутимо ответствовал тот и поудобней уперся локтями в стол.

— Что? Тони! — Рука с мобильником взмыла вверх настолько быстро, что мои пальцы схватили воздух и после неприятно ударились о твердую поверхность. — Удали… покажи.

— Так удалить или все-таки показать? — перебил со ставшей такой родной издевкой.

— Дай сюда! — мне удалось поймать его запястье и потянуть через стол к себе, однако говорить, что я контролировала ситуацию, было весьма опрометчиво.