Мои дорогие привидения

«Как они так живут? – невольно задавался он вопросом. – А зимой? Тут же с тоски завоешь, делать совсем нечего!»

Впрочем, возвратившись в родной город, Фёдор с кислой миной вынужден был признать – по крайней мере, перед самим собой – что его жизнь не сильно отличается от замкнутого в круг существования дубовежских обывателей. Ну, или части из них. Потому что даже в маленьком Дубовеже писателю встречались люди, на лицах которых было написано безмятежное и полнейшее счастье. Они явно чувствовали себя на своём месте, жизнь их была упорядочена и текла ровно так, как они сами того хотели.

«А, может, это и правда счастье?» – Федя попытался представить, как обзаводится семьёй и селится в каком-нибудь маленьком домике на окраине. Сажает сад и огород, заводит лохматого пса и большого кота. Непременно чёрного. Многие ведь боятся чёрных котов – а вот он ничуть не суеверный. Можно собирать грибы и ягоды в заповеднике, сдавать комнаты туристам… или нет, лучше домики! Построить лёгкие летние шале! А если не лёгкие и не летние, можно сдавать их и зимой, например, под новогодние праздники… Зимой в Дубовеже должно быть красиво. Лес под снегом, холмы – настоящая находка для любителей лыж и санок.

Фёдор тряхнул головой и усмехнулся. Рассуждения жителя большого города. Куда бы ни пришёл – надо принести с собой цивилизацию. Только непонятно, почему цивилизация непременно должна означать запуск какого-нибудь бизнеса и привлечение орд туристов, к тому же далеко не всегда себя ведущих прилично. Феде вспомнились виденные им толпы, вопящие гиды, галдящие продавцы сувениров, замусоренные, несмотря на все старания коммунальщиков, улицы, бешено подскакивающие цены в кафе… Он посмотрел на стаканчик на столике. Нет уж, пусть лучше Дубовеж остаётся в своей сонной беспечности, пусть до него не дотянутся лапы любителей всё ускорять и переделывать на новый лад.

Писатель поднялся из-за стола, убрал в сумку ноутбук и неспешно двинулся через площадку. Остановился на углу дома, посмотрел по сторонам, выбирая, куда идти дальше – и направился влево, туда, где в створе улицы виднелся край просторной площади. Была пятница, и по этому случаю тамошние фонтаны получили музыкальное сопровождение, а вечером их вдобавок должна была раскрасить специальная подсветка.

Сейчас среди бьющих прямо из тротуара водяных струй резвились толпы ребятни, использовавшие это место как альтернативу недоступному морю и жутко загрязнённой в черте города реке. Второй месяц лета в нынешнем году оказался ещё более жарким, чем первый, и если июнь более-менее приятно припекал солнышком, то июль накатился душным маревом. Фёдор, выбрав одну из скамеек в тени молоденькой липы, присел на неё и некоторое время наблюдал за играющими детьми. От фонтанов тянуло приятной водяной свежестью, словно от настоящей реки. Как бишь её, в Дубовеже? Серебряная? Серебристая? А, Серебрянка!

Ему вспомнился солнечный лужок у большой излучины, где можно было целыми днями оставаться в полном одиночестве. Правда, порой у писателя, отправившегося купаться, возникало странное чувство, будто за ним наблюдают. В самый первый раз он даже начал с опаской озираться: всё-таки заповедник, мало ли, какое зверьё водится в окрестных лесах. Поэтому, когда зашуршала высокая трава, Федя не на шутку струхнул. Однако из неё появился всего лишь большой чёрный кот, которого писатель давным-давно заприметил в Луговце, и после неоднократно встречал в самом селе, на разных дорогах и тропках, и даже в Дубовеже.

«Да, искупаться было бы неплохо», – мечтательно подумал Фёдор, поднялся со скамейки и побрёл дальше.

Делать было решительно нечего. Приближались выходные, книга была закончена, и парень в исполнение данного самому себе обещания собирался провести следующие два дня в блаженном безделье. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что он и так-то не больно перетрудился, но Федя затолкал настырный голосок совести подальше. Писатель уже собирался уйти с площади, когда заметил сидящих на самой последней скамейке людей.

Это были две молодые девушки и элегантно одетый старик. Что-то знакомое померещилось Фёдору в одной из спутниц пенсионера, и он, остановившись, нахмурился, силясь припомнить. Вот девушка чуть повернула голову, откидывая за спину водопад мелких рыжих кудряшек и открывая в улыбке ряд ровных белых зубов.

«Аня!» – Федя чуть не выкрикнул это имя на всю площадь, но, вовремя спохватившись, быстро зашагал к скамейке, где сидела троица.

– Добрый день, – писатель с вежливой улыбкой оглядел поднятые к нему лица. В синих глазах Анны появилось то же самое выражение, что только что у него самого: она явно силилась вспомнить, откуда знает этого парня.

– Фёдор?

– Какая приятная встреча, – он чуть сжал протянутые тонкие пальчики. – А ты какими судьбами здесь?

– Отдыхаем, – девушка указала раскрытой ладонью на старика. – Познакомься, мой дедушка, Григорий Альбертович.

Старец вежливо склонил голову. Он сидел, оперев ладони на трость с резным набалдашником. Белоснежные волосы были тщательно зачёсаны назад и, кажется, уложены с лаком.

«Чтоб я в его возрасте так выглядел!» – позавидовал по-доброму Федя, оценив костюм-тройку и чуть франтоватый уголок платка в нагрудном кармашке. Табачного цвета, в тон галстуку и кожаным перчаткам без пальцев.

– Очень приятно, – раскланялся со стариком писатель.

– А это моя кузина, Настя.

Кузина смущённо протянула руку, и парень, как прежде Ане, вежливо пожал кончики её тонких и, казалось, невероятно хрупких, пальцев. Настя была блондинкой, со вздёрнутым курносым носиком в россыпи веснушек. Милая, но будто потерявшаяся на фоне эффектной Анны, она пробормотала что-то насчёт того, что рада познакомиться, и у скамейки на несколько секунд повисло неловкое молчание.

– А вы здешнее световое шоу видели? – Фёдор кивнул в сторону фонтанов. – Только это надо было бы вечером прийти.

– Да мы тут, в общем-то, случайно, – пояснила Аня. – Настю встречали на вокзале.

Только тут Федя заметил стоявшую под скамейкой небольшую спортивную сумку.

– О, вы не из наших мест? – повернулся он к кузине.

– Из Дубовежа, – тихо произнесла та с нерешительной улыбкой.

– Из Дубовежа? – удивился парень. – Надо же, как тесен мир. А я ведь пару недель только как вернулся оттуда. Снимал домик в Луговце. И по Дубовежу не раз гулял, у вас очень красиво!

– В Луговце? – теперь уже заинтересовалась Аня. Григорий Альбертович вполуха прислушивался к разговору молодёжи и с безмятежным видом наблюдал, как дети, хохоча и повизгивая от восторга, сражаются с водяными струями.

– Да, в Луговце, – подтвердил писатель. – А что?

– А у кого?

– У Наины Киевны.

– У бабушки Наины?! – Аня ошарашено переводила взгляд с парня на своих спутников.

– В каком смысле – «у бабушки»? – не понял тот. – Она что, твоя бабушка?

– Ну, не родная, а двоюродная. Ой, да у нас в Дубовеже, Луговцах, Карасиково и Пчёликах столько родственников живёт, всех сходу и не сосчитаешь!

У Фёдора снова возникло странное чувство дежавю, слово подобный разговор уже однажды с ним был. Или это он просто когда-то с кем-то обсуждал многочисленность родни? Ну, определённо не своей, своих родственников, ближних и дальних, Федя мог перечислить по пальцам одной руки.