Мои дорогие привидения

Картина в целом вырисовывалась безрадостная. Во-первых, было ясно, что молодёжь в лице Насти и Оксаны, поддерживаемая – или даже прямо подстрекаемая – «этим склочником» (имелся в виду Баюн), нарушила великое множество писаных и неписаных правил, по которым жило здешнее коренное население. За что, разумеется, молодёжь должна была понести наказание («с них ведь и выпороть станется, не посмотрят, что девчата взрослые самостоятельные люди», – с тревогой подумал Федя).

Во-вторых, сам писатель, как лицо постороннее и, следовательно, в соблюдении родственной поруки совершенно не заинтересованное, представлял собой угрозу. Заставить молчать Фёдора уговорами, подкупом или даже угрозами сёстры Киевны то ли не могли, то ли не хотели. А, скорее всего, они просто осознавали бесперспективность подобной односторонней сделки: на руках у парня были все козыри, тогда как у старушек – только добрые намерения и необходимость верить его честному слову.

Это подводило писателя к «в-третьих», а именно: альтернативным способам решения проблемы. Конечно, он ни на секунду не допускал мысли, что его попросту утопят где-нибудь в болоте либо закопают в лесной чаще. Подобное можно было легко проделать в памятный грозовой вечер возвращения. Однако Федя не сомневался, что если уж младшее поколение обладало немалыми силами, то у старшего аналогичных сил должно было иметься куда больше. Значит, они могли заставить писателя забыть обо всём случившемся. Вытравить из памяти, будто их и не было, события последних недель. Сделать окружающий мир таким, каким он был, когда Фёдор поутру, зевая и ворча, выходил из своей квартирки, чтобы сесть на электричку до Дубовежа.

И это было самым страшным. Именно такая перспектива заставляла парня нервно разглядывать пейзаж за окнами и прикидывать пути бегства. Причём подаваться в бега следовало немедленно, поскольку появление в Луговце двух других сестёр явно свидетельствовало, что неведомые силы уже приведены в движение. Возможно, в лице того самого загадочного Гриши.

Федя хмуро посмотрел на ноутбук и на секунду ощутил соблазн испытать судьбу, написав ещё одну новеллу. Что-нибудь про счастливое бегство и донесение до всего мира невероятных подробностей жизни в Дубовеже. Но это означало бы предать друзей, подставить под удар Настю, Котофея, Оксану. Говорящий кот – в цирк, зеленокожая девушка – на опыты в какую-нибудь закрытую государственную лабораторию. Ну а по дочке водяного так-то и тюрьма плачет. Фёдор понимал, что если выбор будет стоять «или – или», он просто не сможет сотворить подобную подлянку. Подумаешь, память одного человека. Немного-то она и стоит, эта память. Жил Федя без неё, и дальше жить будет.

Заскрипели колёса телеги, голоса на лавочке смолкли. Издалека, с улицы, донёсся голос Ивана:

– Приехали, дядя Гриша!

«Ну, вот и всё», – грустно подумал Фёдор, закрывая ноутбук.

Прятаться он не хотел. Стыдно было куда-то убегать, скрываться. Сама идея с сиганием в окно показалась вдруг глупой и нелепой. Писатель поправил футболку и шорты, оглядел себя в зеркало и, заложив руки в карманы, состроил равнодушную мину. Мина его вполне удовлетворила и, «зафиксировав» её, Федя вышел в первую комнату, а оттуда на крыльцо.

Перед скамейкой стоял и обменивался любезностями с сёстрами высокий старик. Собственно, нельзя сказать, чтобы его появление в Луговце стало для Фёдора полнейшей и абсолютнейшей неожиданностью. Пожалуй, парень даже что-то такое подозревал, или предчувствовал. Однако же равнодушная мина всё-таки исчезла бесследно, уступив место приоткрытому в удивлении рту:

– Вы?!

Глава 25. Тук-тук-тук

«Аристарх Филиппович Го» въяве и во плоти приподнял шляпу и чуть склонил голову:

– Доброго денёчка, Фёдор Васильевич. Но прошу прощения, я-то вас уже знаю, а вы меня нет. Позвольте представиться: Григорий Альбертович.

– Здравствуйте, – Федя вынул руки из карманов шорт, взъерошил волосы. – А вы тоже родственник?

– Родственник, родственник, – с довольным видом закивала Наина Киевна.

– Мои кузины, – пояснил Григорий Альбертович, указывая своей трильби на компанию старушек. – Барышни, вы нас извините? Мы с господином писателем ненадолго вас оставим, – он сделал приглашающий жест в сторону дома, и парень направился обратно в избушку.

«Дядя Гриша», войдя следом, оглядел комнату с явным удовольствием:

– Давненько же я здесь не был! Всё, знаете ли, дела, дела. А ведь сколько раз обещал себе – брошу хоть на недельку, уеду отдохнуть.

– Мне это знакомо, – кивнул Фёдор. – Ну, как всё будет?

Старик вопросительно изогнул бровь:

– Вы о чём, Фёдор Васильевич?

– Да ладно вам. Вы ведь тоже из здешних коренных жителей? Для того вас и пригласили, чтобы вопрос со мной решить, – писатель хмыкнул. – У вас как, на такой случай волшебная палочка имеется? Или, может, зелье выпить нужно? Предупреждаю: меня сегодня с утра что-то изжога мучает.

– Молочка глотните, – посоветовал Григорий. – Помогает от изжоги.

– Издеваетесь? – хмуро посмотрел на него Федя.

– Отнюдь, – старик аккуратно поставил в угол свой бадик, опустил рядом на пол элегантный кожаный саквояж и сел на табурет.

– Вы присаживайтесь, Фёдор Васильевич, – пригласил он.

– Спасибо, я и постоять могу.

– В ногах правды нет.

– Нет её и выше, – пробурчал писатель, но всё-таки сел напротив.

– Изящно, – улыбнулся его собеседник. – Мне Иван по пути, конечно, рассказал, что матушка велела рассказать. Картину в общих чертах, если угодно. Теперь хочу вас послушать.

Парень оперся локтями о стол, положил на сцепленные пальцы подбородок и тоскливо посмотрел на старца, продолжавшего дружелюбно наблюдать за ним.

– Что именно вас интересует? Если путешествия в прошлое и попытки исправить его являются преступлением – признаю, виновен. Точное количество перемещений, простите, указать не могу. Могу попробовать перечислить временные промежутки, в которых побывал. И географию. Но не уверен, что сумею всё припомнить досконально.

– Это ни к чему, – повёл рукой Григорий Альбертович.

– Для протокола: делал всё добровольно и безо всякого принуждения.

– Ну, Фёдор Васильевич! Я не следователь, а вы не обвиняемый.

– И тем не менее. Чтобы не было непоняток. Собственно, ни Котофей Афанасьевич, ни Анастасия Александровна, ни Оксана Христофоровна ни в чём не виноваты. Это всё я сам.

– Безусловно. Единолично, так сказать, – усы-щёточка шевельнулись, улыбка стала чуть шире.

– Именно так, – воодушевляясь, быстрее заговорил Федя. – По сути, это я их принудил мне помогать. Поэтому и все последствия нужно относить сугубо на мой счёт. О некоторых моих экспериментах они вообще ни сном, ни духом.

– Это каких же? – полюбопытствовал старец.

Фёдор рассказал. Рассказал о свином рыле в старом настенном зеркале и о мультяшных долларах (умолчав, правда, что портрет на банкнотах имел заметное сходство с самим Григорием Альбертовичем). В деталях изложил свои попытки добиться при помощи молодильного яблока денег. Не забыл упомянуть и трюк с написанием новеллы о «волшебном ноутбуке» (который теперь казался чем-то вроде детского мухлежа за картами). Наконец, он поведал о намерении посетить выдуманные книжные миры, и особо подчеркнул, как Баюн отговорил его от этой затеи. Старик слушал внимательно, не перебивая и ничего не уточняя. Лишь изредка Григорий Альбертович кивал, да порой глаза его щурились, пряча озорные искорки.