Мои друзья скандинавы
Шрифт:
…В сентябре 1939 года китобойная флотилия отчалила от берегов Норвегии, взяв курс на Антарктику. На флагманском корабле каюту врача занимал Адам Ниссен.
Но сдать экзамены ему так и не удалось.
Китобои делали свое дело — били китов, разделывая их на мясо, вытапливая жир, и в свободное время толпились у радиорубки, ловя последние известия с фронтов Европы.
Большинство было уверено, что буря войны и на этот раз не обрушит своих разрушительных волн на нейтральную Норвегию.
Они не знали, что на германских военно-морских базах крейсер «Лютцов» готовится к выходу в Антарктику, чтобы захватить
Китобойный сезон был закончен, флотилия готовилась к возвращению, когда около Рио-де-Жанейро 9 апреля 1940 года радист принял тревожное сообщение:
«Вермахт нарушил нейтралитет Норвегии, на улицах Осло идут бои. Правительство эвакуировалось из столицы. Норвегия ждет, что каждый выполнит свой долг…»
Права старая норвежская пословица — иногда бывает легче выполнить долг, чем понять, в чем он состоит… Здесь же все было ясно — в чем состоит долг и как его выполнить.
Но вот где?
Ясно было и то, что стране понадобится валюта. Поэтому для начала отправились в Нью-Орлеан, чтобы сдать американским фирмам добычу и получить деньги. В Нью-Орлеане каждому из команды был дан точный порядок следования.
И, слушая сейчас, на Бюгдое, перед драконами медлительный рассказ Адама, я вспоминаю осень сорок четвертого года, когда мне посчастливилось быть офицером в частях нашей армии, освобождавшей скалистый север Норвегии от отборных гитлеровских войск.
Поздно вечером я вернулся в уже ставший тыловым городом Мурманск из разрушенного фашистами Киркенеса и сразу же помчался на узел связи Карельского фронта.
Передавая корреспонденцию в Москву под стук буквопечатающих телеграфных аппаратов, я узнал, что в Мурманск пришел океанский транспорт с батальоном норвежской армии на борту, с представителями норвежских властей.
Батальон этот должен был присоединиться к нашим наступающим частям, но так как до прихода транспорта советские воины уже освободили от нацистов часть норвежской территории, то корабль с норвежцами утром направится в Киркенес.
Вместе с представителями норвежского правительства в Мурманск из Лондона на этом транспорте приехали и норвежские писатели.
Через несколько часов после того, как я возвратился с узла связи к себе в гостиницу, порядком разрушенную, норвежские литераторы пришли ко мне в номер, окна которого, впрочем, как и все другие окна гостиницы, были забиты фанерой.
Мурманск столько раз бомбили, что стекла не напасешься. Да и стоило ли сегодня вставлять стекло, если завтра от взрывной волны снова зазвенят осколки?
Гости усаживаются вокруг стола, на котором я выставил весь свой офицерский «дополнительный паек».
Здесь высокий, худощавый трондхэймский журналист Эрик Сундвор и писатель Улаф Рюттер, всю войну работавший в Лондоне на норвежском радио. Мускулистый, невысокий человек с приятным, располагающим лицом, он говорит по-русски. До войны Рюттер преподавал славянскую литературу в университете в Осло, который покинул, чтобы бежать на мотоботе в Шотландию, где формировались части Норвежской армии освобождения. Но так как практику он проходил в Праге, то
и говорит по-русски с чешским акцентом.Четыре года эти литераторы не были на родине, только мечтали о ней и готовились к борьбе за ее свободу. И вот теперь они жадно ловят каждое слово от нас, уже успевших побывать на норвежской земле, повторяют знакомые им фамилии людей Киркенеса, о судьбе которых мы рассказываем.
Оба они сейчас офицеры норвежской армии, а мы советские офицеры, у нас общий враг и одна сейчас цель. И это делает наш разговор особенно оживленным и встречу дружеской.
Мы разговариваем о русской литературе, о норвежской, о том, что «Дикая утка» Ибсена и «Чайка» Чехова — родные сестры, о наших народах, о родине, о писателях, ставших в дни войны в ряды воинов. Мы рассказываем о популярности у советских читателей книг Нурдаля Грига.
— Нурдаль Григ, наш замечательный поэт, погиб, — печально говорит Улаф Рюттер. И рассказывает о том, что Нурдаль Григ был военным корреспондентом и участвовал в налете союзной авиации на Берлин.
Они рассказывают нам о первом батальоне Норвежской армии освобождения.
Когда в сороковом году немцы оккупировали Норвегию, несколько десятков норвежских китобойных судов промышляли в Антарктике. Вместо того чтобы возвращаться на захваченную немцами родину, они пошли в Шотландию и там организовали первый батальон Норвежской армии освобождения. Так из китоловов был укомплектован первый норвежский батальон. Он-то сейчас и прибыл сюда на транспорте, пришвартовавшемся у пирсов Мурманска.
— Норвежский поэт Арне Осен написал песню-гимн, который поет теперь вся наша армия, — говорит Улаф Рюттер и запевает.
Прислушавшись к первым тактам мелодии, мы все подхватываем ее и поем с увлечением. Потому что это родной для нас и знакомый мотив песни, звучавший в годы гражданской войны:
Ведь от тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней! ............................................ И все должны мы неустрашимо Идти в последний смертный бой.— Да, да, я знаю, что это мотив русской песни! — Улаф Рюттер оживленно дирижирует импровизированным хором.
На прощанье он дарит мне солдатский норвежский песенник с текстом этой новой песни движения Сопротивления, а я ему свои книжки, выпущенные фронтовой газетой «В бой за Родину».
— Я хорошо знаю русскую литературу, я переводил на норвежский Шолохова «Поднятую целину», но в первый раз познакомился лично с советскими писателями и очень рад этому. И я надеюсь на встречу в Осло! — говорит он, пожимая руку.
Эрик Сундвор, уходя, протягивает свою визитную карточку на русском языке. Он будет работать в местной администрации на территории освобожденной Норвегии. Из симпатии к русским, считая дружбу России и Норвегии нерушимой, он заранее заказал визитную карточку на русском языке.
Новые знакомые приглашают меня:
— Приезжайте к нам в гости в Норвегию. Она скоро будет полностью освобождена.
…В темноте полярного ноябрьского вечера я снова выезжаю из Мурманска на фронт… По мостовой города в строю, гулко печатая шаг, идет воинская часть…