Мои палачи (СИ

Артур прёт на нас танком, не говоря ни слова, хватает меня за локоть и открывает машину.

— Артур, я тебе сказал, езжай один, — Алан походит и хлопает дверью.

Артур смотрит на него несколько секунд.

И резко толкает меня в спину.

Заваливаюсь на Алана. Тот распахивает объятия, чтобы меня поймать, его руки заняты и в этот момент Артур кулаком бьёт его по лицу. Удар такой силы, что я покачиваюсь вместе с ним, и мы почти валимся в лужу.

Артур так же резко выдирает меня и открывает машину. Кивает Алану, рукой зажавшему нос.

— И я тебе сказал. Вам обоим. Не лезьте.

Глава 41

Дома сбрасываю промокшие туфли, смотрю на котенка, что вышел встречать и, мяукнув, сладко потягивается.

Спал.

Какой он маленький. Какой пушистый. Хочется потискать, но я холодная.

Он торопится на кухню. Смешно скользит по полу, и попа набок.

Улыбаюсь, иду за ним. Артур прется за мной:

— Иди в душ. Потом переоденешься в сухое.

— Как заботливо.

— Все верно, — он тянет меня за свитер.

— Он хочет молока, — киваю на обернувшегося котенка, он бежит обратно, бросается под ноги.

— Потом попьет.

— Ему щас надо.

— Сам налью.

— Нет, я.

— В ванную иди.

Тяжело дышу и мечтаю, чтобы котик нассал в его новые туфли.

— Так и будешь ко мне придираться? По пятам ходить? Это ненормально, Артур.

— Ненормально видеть во мне врага, Юля. Я тебя не крупу перебирать посылаю. Я лишь прошу переодеться.

Топаю ногой. Он не двигается.

Поворачиваю в ванную.

Намыливаю голову и думаю, если всё выложить родителям, они, конечно, нашего развода добьются. Но какой ценой, папа на одном разводе не остановится, а против Морозова старшего можно и не рыпаться, у него связей, как грязи на обочине где мы недавно торчали.

А если я скажу, подругам, то…

Прикидываю ситуацию: так и так девочки, щас расскажу вам один грязный секрет про ваших мужей.

А они: выдумщица ты, однако. Наши мужья пушистые зайки.

Ну ладно, пусть даже они мне поверят. Тогда обе наверняка затеят развод, папа Марины изволит гневаться, и Морозовым придется паршиво.

Хорошо.

Но где гарантии, что все согласятся со мной, не решат, что я сама виновата, даже в пословице кобеля, который вскочит, оправдывают тем, что сучка сама хочет.

Останусь крайней, и получится тоже самое, моя себя против их семьи.

Вытираюсь и натягиваю лосины. Нужно действовать самой.

Знать бы как.

На кухне в мисочке пусто. Артур ловит мой обвинительный взгляд и оправдывается:

— Я честно наливал. Он уже выпил. Тебе тоже налил.

Он ставит на стол кружку, от чая поднимается пар и пахнет вареньем.

Сажусь на диванчик и подтягиваю на колени котенка. Он продолжает облизываться, мелькает розовый язычок. Чешу его за ушком.

— Ты его где взял? — беру кружку.

— Этого-то? — он косится на пушистый комок, с чаем садится напротив. — У подъезда сидел.

— И с чего ты такой добренький? — щурюсь, отпиваю чай.

— Так я злым и не был, — он тоже пьет. Помолчав, добавляет. — Один раз только ошибся.

Слушаю довольное мурчание и слизываю с ложки ягоды.

Он прав, ни разу не видела, как Артур пинает собаку или орется с кем-нибудь из водителей. И ухаживал он красиво, с постоянными цветами и конфетами, и отучал меня курить, наигранно морщился и отказывался целоваться.

Мы познакомились перед новым годом, в тот день была метель. Настя уже полгода встречалась с Андреем, на каждой паре пела ему оды, и мне было любопытно, как он выглядит, но Настя даже фоток не показывала. У нас началась зимняя сессия, в субботу с утра был экзамен, а Настя приехала в универ прямо из клуба. Сказала, что всю ночь не спала, они с Андреем и его братом, и ещё одной девушкой отрывались не по-детски.

Она забыла у него мои памятки, и я заставила ее позвонить, пока он далеко не уехал.

И с памятками вернулся весёлый Артур. Сказал, что Андрей торопился на службу, а он, Артур, свободен, как ветер.

И посмотрел на меня.

И по этому взгляду я сразу поняла. Что мы будем вместе.

— Чего ты так смотришь? — его голос возвращает меня на кухню. Он поднимает бровь.

— Ты три раза дарил кольца, — зачем-то вспоминаю.

— Ты сначала хотела закончить учебу, — он жмёт плечами.

— Но летом перед пятым курсом…

— Я тебя дожал.

— Да. Я зря боялась, что стану хуже учиться.

— Да. Ты у меня умница.

Молча пьем чай. Пушистик заснул. Ложка тихонько брякает, горят лишь настенные светильники, оранжево-мягкими кругами отпечатываются на столе, и все почти как раньше.

Атмосфера уюта и доверия расслабляет, и я спрашиваю:

— Кто тебе наврал про меня? Ты говорил, что сначала сам разберёшься. Обманули или нет. Разобрался?

Он кивает.

— И что? — замираю в ожидании.

— Клянутся, что не врут.

— Клянутся? Мамой, наверное, да? Артур, тебе самому не смешно?

— Нет, Юля. Когда мне рассказывают, что тебя трахнули в туалете, и что ты за моей спиной вешаешься на моих знакомых — мне не смешно.

— Ладно, — откидываюсь на диване. — Мне сказали, что вчера ночью в нашем подъезде ты начертил на площадке большую пентаграмму черным углем. Постелил внутри черный платок. Расставил вокруг черные свечи. Взял острый и длинный черный кинжал. И зарезал черную курицу. Потом ты пожарил из нее шашлык. Съел. И вытер губы черной салфеткой. Доказательств у меня нет. Но мне поклялись черным мусорным ведром. В которое ты складывал объедки.

Он моргает. С грохотом ставит кружку на стол, и котенок на коленях вздрагивает.

— Ты не всегда ночевала дома, в сети полно фотографий, где ты в обнимку с одногрупниками, ты вечно отмазываешься от секса со мной, — загибает он пальцы. — И человек, у которого я спрашивал о тебе, всё подтвердил.

— Что подтвердил?

— Что ты ему намекала. Ах, с Артуром у нас не все гладко, может, как-нибудь пригласишь меня на ужин? — он морщится. Встает. — Всё, закрыли.

— Артур, так мне тоже фотки показывали, — встаю, прижимаю к груди пушистика. — Там были огарки свечей, мятые салфетки и полупустой мешок с углем из супермаркета.