Мои палачи (СИ

— Не пори херни.

— А что не так? — иду за ним в коридор. — Ночевала я у родителей, с одногрупниками мы дружили, секс, ты сам знаешь, из-за таблеток у нас испортился. Кто тебе сказал?

Он резко оборачивается, и я налетаю на него.

— Ночной клуб, — медленно, по слогам цедит он. — Девичник перед Настиной свадьбой. Ты выходишь из мужского туалета с двумя мужиками. Растрёпанная. Поправляешь платье. Видишь, что тебя заметили. Льёшь слезы и заверяешь, что просто перепила. Умоляешь мне не рассказывать, — Артур криво усмехается. — А они сказали. Подруги твои. Настя с Мариной.

Ворованный воздух

Говорят, если хранишь ее фотку в телефоне — это признак влюбленности. Если думаешь о ней несколько раз в сутки — и это неспроста. Хочется обратить на себя внимание, показать, что ты лучший, чаще общаться — всё в наличии.

Но это ересь какая-то.

Знаю, что на протяжении последнего года оба моих брата любят одну женщину. И эта женщина мне не нравится.

Какая из нее, вообще, женщина.

Мне просто было интересно. Что они в ней нашли.

Месяцами смотришь на нее и бесишься.

И вот я уже подвис и думаю о ней чаще, чем сам Артур.

Артур огибает столики, вертит на пальце ключи, подходит и, не здороваясь, двигает стул. Зовёт официантку, просит кофе.

Тоже пью кофе и тоже молчу. Хотя сам его позвал.

— Сегодня холодно, — говорит он.

— Октябрь, — жму плечом.

— Пора резину менять.

— Я уже сменил.

— Надо чего? — без перехода бросает он.

— Позавтракать хотел вместе.

Он смотрит в окно.

Суббота, недавно рассвело, в кафе только мы и помятые студенты, после бессонной ночи закидывают в топку шоколадные булки и запивают чаем.

Громко базарят.

Наркоманы. И подслушивать не обязательно, я вижу, все опера в два щелчка читают их по поведению. Даже на выходном мозг не отключается, машинально отмечаешь номера машин, прохожих, кто скидывается на закладку возле денежных переводов, кто собрался вариться и погнал в аптеку.

Вот эти, за крайним столиком, всю ночь жрали и курили всякую дурь и колбасились. К утру пришли в себя, желудок заработал. Захотели есть. Сладкого.

Но мне плевать, мне сейчас не до них.

— Ты чего в нее так вцепился? — возвращаюсь к Артуру. Верчу в пальцах зубочистку. — Юля не одна на планете всей. Найдешь другую. Можно тоже Юлю.

Пытаться шутить по утрам — не моё. Сдерживаюсь от кривой улыбки.

— Что ж ты за человек, — он зевает. Трёт лицо. — Везде нос суешь. Как Варвара на базаре. С Юлей мы сами разберемся, до тебя как это ещё донести?

— Да не разберётесь вы с ней, — зубочистка ломается, кидаю ее на стол. — Если не мы, так другие. Будешь всю жизнь на ремонт работать. Потолки чинить. Которые рогами своими обдираешь. Тебя прёт что ли от этого?

Он пьет кофе.

— Бросай её, — настаиваю.

Он все ещё с ней спит. Наверняка. Она всегда рядом, в кровати, только руку протянуть. Он может, я — нет.

Вчера была паршивая пятница, они вернулись с юга, я ее, наконец, увидел, а она почти не загорела, сменила стиль, не носит больше каблуки, натянула строгий костюм, собрала волосы.

Стала другая.

И она не виновата, но я начинаю ее тихо ненавидеть.

Давно начал.

За то, что она такая есть вообще.

Она мне мешает.

Потому, что я ее хочу.

Из головы выбросить не могу.

Особенно после того, как два раза попробовал.

Зря, не надо было.

— Я вчера сказал, — Артур достает сигареты. — Про Настю с Мариной.

Киваю. Вот уж бессмысленная информация.

— И Юля что?

— Решила, что я вру, — он хмыкает. Закуривает. Медленно выпускает дым. — То есть если бы это было правдой. Она бы точно знала, кто ее видел. И кто мог мне настучать. Я же ее проверял. Всю неделю ждал, когда она помчится к подружкам разбираться, какие вы суки, зачем проболтались, я вас просила не говорить.

— Артур, она не дура так палиться, — в раздражении откидываюсь на стуле. Поражаюсь его наивности. — Проще прикинуться, что ничего не понимает. Что она и сделала.

— Тогда она бы исподтишка, мимоходом, в разговорах, помои на подружек лила, — спорит он. — Чтобы я задумался, может, они пизд*т. А она даже вчера их защищала. Мол, не могли они, Артур, как тебе не стыдно. А потом ревела всю ночь. Под утро устала и уснула. Устать реветь. Она не успокоилась, у нее силы кончились. Как тебе?

Никак мне.

У меня есть определенный образ, я его составляю в первую же встречу и, обычно, не ошибаюсь.

И с Юлей вряд ли ошибся, она слегка деланая, ходит, как по подиуму, задрав подбородок, туфли, как у Золушки, налезут разве что кукле, на шее и руках проступают голубые венки, четкие — мечта наркомана.

Аристократия, все прочее.

Артур ее несколько месяцев на хромой козе обкатывал, дураку ясно, набивала цену, и, умничка, хорошо набила.

Вышла замуж и расслабилась.

Поскакала по х*ям.

— С Настей они с института дружат, — напоминаю. — С Мариной последний год. Нахрена им пизд*ть?

— Я без понятия, что у этих шкур в голове, — Артур кривится. — Щас не в этом суть. Я ее напугал. Вы ее трахнули. И теперь таскаетесь, прилепились пластыри, не содрать. Его я, с трудом, понять могу. Сразу присмотрел себе мою жену. Оба глаза положил. Ну, что сделать? Вкус похож. Кто виноват? Да никто. Спасибо, что хоть просто смотрел. Пока я ее сам не оставил. А ты куда лезешь? — он резко встаёт, задев стол, и ножки скрипят по плиточному полу. — Куда все, туда и я? Отставать неохота? Боишься, что мимо тебя что-то интересное пройдет? Так нам уже не пять лет. И не десять, и не пятнадцать. Не надо подглядывать за братьями, когда они за гаражами курят. Займись своими делами.

— У нас запрещено курить, — к столику подскакивает официантка. Проснулась, тут уже дым столбом стоит. Она тычет в табличку на стене. — Немедленно выбросьте папиросу. И я должна взять с ваш штраф.

Артур кидает бычок в чашку. Лезет в барсетку, не считая достает несколько купюр.

Размешиваю остывший кофе.

Он прав.

Так все и было.

Я всерьез никем не увлекался.

Пока не началась песня Артура: моя Юля — малышка на миллион.

И пока к ней не прибавился припев: Артур, твоя Юля — даже на два миллиона малышка.