Мои сводные монстры
Шрифт:
Я запуталась в них.
Николас приспускает боксеры ниже.
Жду, когда покажется бархатная головка, и от собственных мыслей становится страшно.
– Я не хочу, отпусти, - твержу, себя или его убеждаю - не знаю, и мутнеет в глазах.
– Хочешь, - он тянет ткань еще ниже, и я вижу толстый корень, и черные волосы, я в полубезумии представляю первобытные времена, ни стыда, ни морали, лишь грязная дикая отвратительно-прекрасная бессмертная страсть.
– Дай мне встать, - дергаюсь из последних сил, и перестаю вырываться.
– Николас, пожалуйста.
Еще
А он знает, что со мной происходит, ослабляет пальцы и ведет ладонью по моему затылку.
– Если бы я захотел, Алиса, ты бы уже стонала и захлебывалась, - он рывком поднимает меня, и отталкивает от себя.
Отлетаю к своей двери. Убираю волосы, прилипшие к губам, и смотрю ему в лицо.
Я почти поддалась. Он прав, миг назад все зависело от него, осознаю свое падение, и щеки огнем горят, а он точно такой же - взъерошенный и красивый, и невозмутимый, в кресле развалился, смотрит в ответ.
– Если можно одному, значит, и другим тоже, - после паузы говорит он.
– Виктор не один, нас трое. Ты ведь не глупая девочка, все понимаешь, - он опускает руку вниз, и поднимает с коврика улетевшую пачку, открывает, зубами вытягивает сигарету.
– Какая между нами тремя разница, знаешь?
Если бы и знала, не сказала, язык не поворачивается во рту, с трудом сглатываю.
– Умение вертеть хвостиком - это не все, лапушка, подразнить и поулыбаться - ты не на тех нарвалась.
– он не закуривает, зажимает сигарету в уголке губ. Смотрит на меня неотрывно.
– Я никогда не буду обращаться с тобой так, как сейчас. А они будут.
По коже несутся мурашки. На мне его куртка, на мне его запах. Я слушаю его, и не верю ему больше, играет со мной, словно кошка с мышкой, он такой же, как они, он Рождественский.
– Что ты маленькая, напугал тебя?
– его голосу возвращается привычная легкость. Он отбрасывает сигарету и подается ко мне.
– Просто доверься, - просит он вкрадчиво, - я тебя не обижу, - обещает.
И я взрываюсь
– Хватит мне лапшу на уши вешать!
– рявкаю и машу рукой в окно, - пошел вон.
Он смотрит на меня несколько секунд, мое терпение и так закончилось, он усмехается.
– А дальше что, Алиса?
– Вон иди из моей машины!
– кричу.
Он не уходит, с блеском в глазах разглядывает меня.
За лямку хватаю рюкзак, что провалился между сиденьем и дверью, и щелкаю ручкой. Выбираюь на улицу и стягиваю его куртку, швыряю в салон.
– Куда ты рванула, - он тоже выходит, мнет в руках джинсовку.
– Иди сюда, холодно же, оденься, дура!
– Пошел нах*й!
– выкрикиваю на всю улицу, и на нас оглядываются прохожие, на холодном ветру обхватываю себя за плечи и пячусь по тротуару, не выпускаю его из виду.
Он отвлекается, чтобы ширинку застегнуть, куртка падает из его рук на асфальт.
Пользуясь случаем, ускоряю шаг, юркаю между деревьев и бегу по желтому газону, ветер свистит в ушах, я знаю одно - в дом к этим монстрам я больше не вернусь.
Глава 31
–
Мы разговаривали с Александром. Документы у нас на руках. Коттедж сдавался со всей обстановкой, мы не мошенники, у нас дети, - хмуро говорит рыжеволосая женщина.Она стоит в дверях моего дома.
И не пускает меня на порог.
– А когда вы заехали?
– растерянно тереблю связку. Я даже ключ в замок вставить не успела, эта зоркая дама завидела меня, едва я вошла в ворота.
– Сегодня с утра заехали, сразу, как дом посмотрели, - отвечает она и плотнее кутается в шикарную белую шаль.
– У вас все? Тогда до свидания, некогда мне тут с вами стоять.
Она хлопает дверью.
Смотрю, как баран на новые ворота и топчусь на крыльце.
После универа заехала в магазин за новой курточкой, и теперь мне хотя бы не холодно. И на этом хорошие новости заканчиваются.
Потому, что машины моей возле киностудии не было. Мы с Ником поменялись ролями, и теперь злостный угонщик он.
В нашем доме уже живут незнакомые люди, а мою комнату заняла дочка этой блондинки, у которой красивая шаль.
Такси я отпустила.
Что еще?
Понуро спускаюсь по ступенькам и бреду обратно к воротам. В десятый раз набираю Викин номер.
На учебу Вика не явилась, остыпается после смены в сауне, и трубку не берет, игнорирует меня. Но вдруг, когда я уже хочу сбросить вызов в динамике раздается ее сонный голос:
– Ну сколько можно трезвонить?
– Привет, - радуюсь и ускоряю шаг, - давай мириться. Я уже и сама пожалела, что тогда поехала с Виктором, он…
Она бросает трубку.
Просто так, не дослушав меня даже.
В растерянности смотрю на смолкнувший телефон и шагаю по тропинке вдоль деревьев. Шмыгаю носом на ветру и тру глаз. Быстро моргаю, мысленно прошу себя не расстраиваться.
Все не все потеряно. Здесь неподалеку стоянка, возьму такси и поеду в гостиницу, там поем и лягу спать, а завтра проснусь…
В собственной постели, в обнимку с мягкой игрушкой. И последние дни окажутся сном, мы с папой по-прежнему будем жить дома, а эта страшная фамилия Рождественские из моей жизни исчезнет.
Мечтаю.
Добравшись до пятачка усаживаюсь в такси.
И уже через сорок минут выхожу возле гостиницы.
Выбираю одноместный номер и кладу на стойку карточку. С интересом оглядываюсь в холле.
Просторное помещение, и верхний свет, наверное, горит круглосуточно, вдоль стен стоят черные кожаные диваны и журнальные столики, у дверей суровый мужчина в форме, как статуя.
Ни разу не ночевала в гостиницах.
И не придется.
Потому, что девушка-администратор с вежливой улыбкой возвращает мне карточку и поясняет:
– Счет заблокирован.
– Как это?
– верчу в пальцах пластиковый треугольник и пугливо смотрю на девушку.
– Почему?
– Этого я не знаю.
У меня за спиной покашливают, напоминая, что я не единственный гость, и я поспешно отхожу к диванам.
Набираю папин номер и кусаю губы. Слышу его недовольный голос в трубке и выдыхаю: