Мои сводные монстры

Она закрывает счет и порясает папочкой в воздухе.

– Что, даже не остановишь меня?

– Тина, я не люблю скандалы. А ты ведешь себя сейчас. Как базарная баба, - кошусь в сторону синих штор, что отделяют нашу кабинку от общего зала. Да, на нас никто не пялится, но ее концерт слышно, разумеется.

– А как мне еще себя вести, Виктор?
– она опирается ладонями на стол и нависает надо мной.
– Какой сегодня день, четверг? А виделись мы с тобой когда последний раз, в воскресенье? Для тебя это норма? У нас свадьба через месяц. А заявление где, скажи мне, в ЗАГСе, может? Нет его там, Рождественский. У тебя ни заявления, ни времени на обед, ничего.

Смотрю на нее. На четкие губы, обведенные карандашом, взглядом спускаюсь к глубокому вырезу платья, в котором виднеется кружевной край белого бюстгальтера.

Еще ровно неделю назад я уверен был, что с Тиной у нас будет хорошая, крепкая семья, мне нравилось, что она капризная, сексуальная, иногда бесячая - такой и должна быть женщина.

Еще неделю назад я заглядывал в ее декольте и представлял, как вечером вытряхну это тело из платья, а теперь. Ощущаю себя импотентом.

Мыслями далеко отсюда.

И у меня, правда, времени нет, мне в универ надо ехать. Алиса второй день домой не показывается, ночевать не явилась, боится со мной встречаться или не хочет - и то, и другое не устраивает меня.

– Слушай. Тина, на счет заявления, - тоже встаю, шарю по карманам, ищу карточку, - Мы с тобой поторопились.

– В смысле?
– она медленно выпрямляется, руками упирается в крутые бедра.
– Что-то меня такой поворот беседы не вдохновляет, Виктор. Как это мы поторопились? С чем? Ты меня только на прошлой неделе с семьей познакомил.

– Со свадьбой, Тина, - говорю и сам не верю, я месяц обдумывал, хочу ли эту женщину рядом с собой до конца, и решил, что хочу, и решений своих никогда не меняю, но…сука.

– Так, всё, - она обходит стол и обеими руками толкает меня в грудь, - сядь, Рождественский, не стой, сядь, говорю.

– Тина, я серьезно. Давай возьмем паузу, - плюхаюсь на диван. Кожа скрипучая, во рту сладкий кофейный осадок, растираю лицо ладонями и не могу перестать думать.

Про светлые волосы и голубые глаза, пухлые губы, звонкий голос и кофточки с бантиками на груди. Пару дней она в нашем доме жила, а вчера не пришла, и будто бы сразу огромный кусок от вкусного пирога кто-то украл.

И оставил сухие корки, крошки.

Это просто бред какой-то, почему так быстро, так сразу, я не вдупляю.

Это же мой пирог.

Я уже попробовал.

Звякает пряжка ремня, и я с запозданием возвращаюсь в реальность.

– Черт, - перехватываю руки Тины, смотрю вниз, на нее. Ее ноги обтянуты тонким черным капроном, коленями она стоит на полу.

Мои брюки расстегнуты.

– Что опять не так, Виктор?
– он вскидывает голову, и гладкая челка покачивается. Она облизывает матовые губы.
– Не ври, что не хочешь. Я вижу, что да.

В зале за шторкой приборы звякают и посуда, слышны разговоры, обеденный перерыв - и народа толпа.

А мы здесь, лишь только дюжина шагов в сторону.

Это реакция тела. Члена. На красивую женщину, которая сидит в ногах у меня. И я точно знаю - это пикантнее любого блюда любого ресторана с тремя звездами Мишлен.

– Просто расслабься, - советует Тина и оттягивает резинку боксеров.

Память живо подсовывает мне машину, Алису в соседнем кресле, мою ладонь на ее затылке, и острые ощущения, ее горячий рот, и те звуки.

Которые крышу срывают напрочь.

В глазах темнеет, рукой зарываюсь в мягкие волосы, тяну к себе, требую:

– Давай, Алис.

Тина вскидывается. Дергается, ойкает, хватается за голову.

На пальцах остаются ее волосы, смотрю на них. И улыбаюсь - это всё, это провал, мне двадцать восемь лет и много женщин меня любило, а вот сам я впервые в жизни пропал.

Алиса

Ставлю на стол поднос с грязными тарелками и смахиваю пот со лба.

Пятница.

И у меня тихонько едет крыша, народу - океан, и так шумно, словно новый год на дворе.

Но зато пообещали хорошие чаевые, а это в моем положении главное.

Сдвигаюсь в сторону и подхватываю свой стакан с недопитым соком, делаю несколько больших глотков.

– А ты опять прохлаждаешься, - за спиной бурчит недовольная Вика и толкает меня локтем. Сбрасывает на стол поднос и поворачивается.
– Дай мне тоже.

Она выхватывает у меня стакан.

– Устала, - жалуюсь и шевелю забинтованным указтельным пальцем.

Жарко, и кожа чешется, но это на всякий случай. Если вдруг папа вычислит, где я и примчит за мной, заставляя подписать его бумажки - я предъявлю ему бинт.

Я ему уже сказала. Что сломала палец и ничего подписать пока не смогу, бросила трубку и отключила телефон.

И вот, несколько дней ночую в сауне, мне после смены разрешают остаться, это лишь на первое время, а потом можно что-нибудь придумать.

Обязательно.

– Фух, - Вика брякает стаканом об стол и с сожалением косится в коридор, из которого раздаются громкие веселые голоса. Мы помирились, и будто не было этой недели, я ее просто мысленно вырезала из жизни, и семью Рождественских тоже.

И делаю вид, что мы только сегодня пришли с Викой в “Пантеру” на стажировку.

Но каждый раз вздрагиваю, когда с подносом шагаю мимо закутка и кадки с пальмой, и все время жду, что из зала вот-вот появится голый волосатый сексуальный мужик с порочной улыбкой и прижмет меня к стене.

– Ты, кстати, в зале с финской парной сегодня была?
– спрашивает Вика, когда мы вместе выходим в коридор.
– Там гуляют какие-то крутые перцы. От денег карманы лопаются. Причем один с женой, та-а-кая мерзкая баба, - тянет Вика, - вот объективно, мне двадцать два, а ей пятьдесят, ну неужели этот чувак не видит разницы? Но я туда заходила с шампанским, а он только на свою тетку стремную пялится.

– Любовь, - выдыхаю и резко торможу на полпути, вижу впереди высокую мужскую фигуру, облокотившуюся на стойку и не понимаю - это моя фантазия…или это, правда, он.

Стоит, разговаривает с администратором. Черный пиджак распахнут, красный галстук слегка ослаблен. Арон небрежным жестом зачесывает назад длинную челку.

Подталкиваю Вику вперед.

– Он за мной пришел, - шепчу и пячусь.
– Иди, скажи, что ты меня не видела.

Сердце колотится, как ненормальное, взглядом пожираю его профиль и глушу в груди радость, я ведь ждала, чтобы меня искать начали, надеялась, что они заволнуются. Хоть и не собиралась сдаваться без боя.