Молчаливый странник в Лондоне

Вспоминая эти стихи, мы думаем о случайностях в человеческой жизни. Может быть, и эту мою маленькую книгу можно рассматривать как след, нечаянно оставленный на талом лондонском снегу? Я убежден, многие в Лондоне видели картину «Рыбалка в снежный день» одного из наших великих художников на выставке китайского искусства. Думаю, для многих зрителей эта типично китайская снежная картина была открытием. Не думаю, что кто-то из лондонцев испытал нечто подобное. Мы в Китае любим кипятить снег для приготовления чая. Наши знатоки считают, что это помогает подчеркнуть более внятно истинный аромат этого напитка. А поэты кипятят снег ради обретения вдохновения. С другой стороны, на юге Китая, ближе к тропикам, люди никогда не видели снега, если им не приходилось бывать в северных краях. Вот история, рассказанная Лю Цзунъюанем, философом, жившим в эпоху династии Тан:

«Я слышал, что в южных областях провинций Хубэй и Сычуань все время идет дождь и очень мало солнечных дней. Когда на небе появляется солнце, собаки начинают лаять на него. Я думал, что это преувеличение. Но лет шесть-семь назад я отправился на юг и прожил там некоторое время. На второй год зимой неожиданно выпал снег, покрывший ковром многие районы Южного Китая. И все собаки в тех районах остервенело лаяли на него до тех пор, пока он не растаял. И тогда я поверил в то, что мне рассказывали раньше о собаках и солнце».

Очень интересно наблюдать, как редко встречающиеся вещи становятся совершенно чужими для людей, непривычных к ним. И как оказалось, не только для людей, но и для собак. Тем не менее, хотя в Лондоне очень много собак, я никогда не видел, чтобы они лаяли на солнце, а ведь оно здесь редкий гость. Кстати, лондонцы с большим энтузиазмом встречают солнце. Снегопад тоже нечасто случается в Лондоне, однако лондонцев это не заботит. Как странно! Впрочем, собаки здесь не лают и на снег…

Дуэт дождя и ветра

Недавно я прочитал в газете «Таймс»:

«Погода – одна из неразгаданных тайн мира. Изучение этого феномена не открыло его секретов. Даже там, где изменение погоды – величина постоянная, тоже нет определенности. Муссон может прийти раньше или позже, дожди пожалуют слабые или проливные. И никто не может сказать, почему в один сезон будет так, а в другой – иначе…»

Это ли не объяснение беспокойства лондонцев о погоде вообще, хотя заметка в газете посвящена теме «неуловимых дождей» – так она и называются. С большим интересом я прочитал также в газете «Ивнинг стандард» статью «Путеводитель по дождям», в которой признается неизбежность дождей в Лондоне. Дождь здесь всегда сопровождается ветром. Правда, я никогда не сталкивался с очень сильным ветром, возможно, потому, что высокие здания стоят близко друг к другу, и с другой стороны, здесь редко бывают ливни. Прохладный ветер освежает меня после гнетущей влажности, а унылый дождь всегда подбадривает, потому что дает возможность увидеть многие вещи в городе в разных ракурсах. Поэтому я всегда дружу и с ветром, и с дождем.

Зонтики у подножия Биг-Бена

Мне нравится бродить по лондонским паркам в ветреную погоду, ведь тогда можно увидеть очертания дрожащих ветвей и листьев, под порывами ветра они иногда склоняются в одну сторону, а порой создают путаницу. Это движение, то равномерное, то беспорядочное рождает особые звуки, которые так приятно слушать.

Однажды ветреным утром я прогуливался в районе Уимблдон-коммон и вышел к ипподрому который смотрел на дом с мельницей. Справа была рощица ивняка. И хотя деревья не показались мне старыми, да и причудливо-фантастических очертаний ветвей, какие мы так любим рисовать, я не увидел, они все-таки были приятны для глаза. Создавалось ощущение, что у них нет ствола, потому что на Западе когда сажают ивы, ствол часто обрубают очень близко к земле и тогда ветви растут вширь. Эти ивы росли именно так, и их длинные тонкие ветви с трудом противостояли ветру. Когда сильный ветер дул справа, они «склоняли головы» в противоположном направлении. Некоторые пытались выстоять, но, как правило, безуспешно. Этот поединок с ветром предоставил мне возможность увидеть прекрасное зрелище. Кстати, если б я не обратил внимания на листья и корни этих ив, то вполне мог бы спутать ивняк с китайской бамбуковой рощей, потому что игра длинных тонких ветвей бамбука создавала тот же самый эффект. Эти ивы не были плакучими, и их очень маленькие тонкие ветви были гонимы ветром почти так же, как ранней весной бамбук, у которого только что появились молодые побеги. Ивы символизируют кротость, и в нашей культуре это знак весны. Смотрю на них и вспоминаю строки одного из наших лучших стихотворений:

Абрикосовый дождь коснулся моей одежды и обрызгал с головы до ног. Теплый ивовый ветер нежно дует в лицо.

Сейчас в Уимблдон-коммон нет опавших абрикосовых лепестков, которые испортили бы мой костюм, а вот ивовый ветер вызывает дрожь и словно напоминает, что вот-вот кончится осень. Я внимательно разглядываю ивы, хотя рискую быть унесенным ветром, если не смогу твердо устоять на ногах.

«С моей точки зрения, – размышлял я в книге об Озерном крае, – прогулка под дождем дает возможность понять природу». Я продолжаю считать так же, даже если гуляю под дождем по лондонским улицам. Мне кажется, что пропахшие дымом и покрытые сажей стены большинства лондонских домов, если не заниматься их нудным разглядыванием, выглядят прекрасно на фоне чистой, как кристалл, дождевой завесы, которая словно наводит глянец. Во время моих пеших прогулок привычный мелкий дождь под аккомпанемент порывов ветра мне в лицо создавал непередаваемое ощущение. Лондонцы, похоже, не удивляются этим порывам ветра. Одни просто привыкли к ветру, другие устали от слишком частой встречи со стихией, а есть и такие, кто подходит к явлению сугубо рационально: почему бы не смыть с лица городскую пыль. Как бы они ни относились к дуэту дождя и ветра, мне всегда приятно видеть лица лондонцев в такие мгновения. Естественно, они не делились со мной своими чувствами; как правило, были невозмутимы и неулыбчивы, что, возможно, свидетельствует об их некоторой неприязни к дождю.

«Дожди, дожди, бесконечные, злые дожди», – восклицают многие лондонские новоселы. Но я бы посоветовал им отправиться на площадь Пиккадили-Серкус, на Риджент-стрит или в район станции метро «Вестминстер» и посмотреть на толпу людей с зонтиками, которые вот-вот пересекут улицу под дождем. Я частенько стоял на небольшом расстоянии от перехода и наблюдал за ними. Я не видел их лица и фигуры – только движение зонтов. Если бросались в глаза темно-синие цвета, я вполне мог бы их спутать с морскими волнами, которые отхлынули от берега, где я стоял. Однажды я видел «шоу Лорда-мэра», посвященное истории Лондона. Это было неподалеку от станции метро «Мургэйт», в Сити. Дождь все усиливался. Уже ничего нельзя было различить в этой процессии людей, многие из которых были одеты в балахоны, защищавшие их от дождя. Порой обзор полностью перекрывали зонты стоящих впереди людей. До меня доносилось их сетования на отсутствие видимости. Я делал несколько шагов назад и пытался вглядеться в частокол бесчисленных зонтов. Для меня это было зрелище. Обнаружив место на пандусе у большого здания, я смог разглядеть зонты и на другой стороне улицы. Когда процессия проходила, людские массы с обеих сторон смыкались и посередине образовывался водоворот, от которого кружилась голова. И тогда я с трудом сдерживал крик души: «О лондонские зонты!» Это действительно была великолепная выставка зонтов. А как пленительно было наблюдать за почтенными лондонцами, сидящими на лавочке под деревьями в парке. Шел дождь, и они крепко держали зонтики. Иногда опустив глаза, иногда смотря вдаль. Их фигуры были настолько безжизненны, что напоминали деревянные изваяния в наших сельских храмах. Там у каждого бога был слуга, который держал над его головой шелковый зонт. В детстве, когда я путешествовал с дедушкой по храмам, я всегда испытывал трепет, кланяясь этим изваяниям.

Однажды утром, когда я катался на лодке в Риджент-парке, меня застал дождь. Однако я продолжал налегать на весла, и дождь никак не отразился на моем настроении. Странно было наблюдать исчезновение большинства лодочников. Но зато пейзаж с редкими лодками на воде, покрытой рябью от моросящего дождя, радовал глаз. И мне было жаль тех, кто не наблюдал прелестную туманную картину на берегу. Деревья в парке были едва видны, но именно такие размытые очертания радовали душу. Я всегда предпочитаю трепетный Лондон в дымке под дождем тому желтовато-серому городу в нудные сухие дни.

В тот вечер я должен был навестить моего друга, жившего в Голдерс-Грин. Все еще шел дождь, когда я вышел из дома, а когда я возвращался, слегка моросило. По пути к автобусной остановке мое настроение вдруг изменилось. Как-то странно было видеть хилый голубоватый свет уличных фонарей, который почти не освещал округу. Даже звуки дождя казались мне какими-то скорбными. Я попытался взять себя в руки, старался глубже дышать, но не мог же я изменить то, что было вокруг. Позднее мне попались стихи одного из крупнейших писателей второй половины XIX столетия Томаса Харди, которые, по-моему, точно передают атмосферу той ночи:

Еще вечерний дождик не ослаб, Накрапывая с высей – кап, кап, кап, Когда в краю потухших фонарей, Бредя неспешно, грустно бормоча, Я встретил двух измученных людей: Они под гнетом дум, как с ношей крестной,Не ведали ни времени, ни места [19].