Моника 2 часть

– Ренато! О, Хуан! – встревожился Ноэль, заметив, как вещи меняют оборот.

– Не беспокойтесь, Ноэль, не пугайтесь, – успокоил Хуан с печальным хладнокровием. – Его оскорбления отскакивают от меня. Он ведь хозяин, а хозяина надо терпеть. Не зря же он приказал вооружиться сотне человек. Эта подробность придает силу и мужество его полномочиям. Великолепная подробность.

– Хватит! Я не стану терпеть!

– Это я говорю хватит! Я не украду твой поднос, не стану пить твои проклятые напитки. Я жду свадьбы и уеду с женой, куда пожелаю. Этого ты требуешь, а я делаю. Вот и все! – свирепо почти выплюнул Хуан. И повернувшись спиной к сопернику, поспешно удалился.

– А, негодяй! – оскорбил Ренато взбешенно. – Почему уходишь? Почему не ответишь на оскорбления?

– Зачем ты его травишь? Чего в конце концов хочешь? К чему такая внезапная и нелепая ненависть? Объясни спокойно, я здесь по доброй воле.

Ренато отвел взгляд от нотариуса, пробежал глазами по залу и остановил их на портрете в позолоченной рамке, где был изображен Франсиско Д'Отремон и долго его рассматривал. Высокомерный взгляд, волевой подбородок, статная фигура, трагически похожая на Хуана. И сотрясавший его гнев погас, задохнулся в горьком омуте, куда погрузилась его душа.

– Ренато, я не слышала, как ты зашел.

– Твои двери не заперты, мама, и я решил, что в комнате никого нет.

– Да, Янина больна, и это естественно. Бедняжка заплатила за чужие грехи. Я знаю, что Баутиста исчез из дома, не сказав ни слова. Я назначила его главным в конюшне, но он ушел, даже не попрощавшись с племянницей. Бедняжка из-за этого страдает. Знаю, у тебя к ней неприязнь, но она отзывчивая и преданная служанка.

– Прежде всего преданная… – пробормотал Ренато насмешливо.

– О чем ты?

– Ни о чем. Поговорим о другом. Через два часа состоится свадебная церемония…

– Сынок, ты всеми правдами и неправдами хочешь их поженить? Ты настаиваешь? Я думала, достаточно тебе знать, что они сами поженятся.

– Слишком просто. Они тоже так думали. Мне нужно видеть финал, их отъезд в веселое свадебное путешествие и возвращение благоверных супругов. Если все так, то они должны радоваться. А если не так, то пусть взорвется вулкан. Но это так. Они подтвердили, весь мир говорит, ты сама считаешь, что я должен принять историю такой, какую мне рассказали. Значит, все счастливы. Не стоит хмуриться и рыдать, а только весело праздновать. Сегодня я отпустил всех работников, дал им бочонки со спиртным и велел танцевать до упаду. Полагаю, ты пойдешь в церковь, мама. Ты доставишь мне удовольствие своим присутствием на этой свадьбе.

– Если ради твоего удовольствия, то я пойду. Но выслушай меня…

– Я не стану никого слушать. Это бесполезно, – отклонил мягко Ренато, но настойчиво. – Посмотри, вон Ана, наверно, впервые в жизни пришла вовремя.

– Я велела ей узнать состояние Янины, – оправдывалась София. И позвала: – Подойди, Ана. Как Янина?

– Не знаю. Но уверена, что с ней все в порядке, потому что ее нет в комнате, во дворе, где Баутиста закатил скандал.

– Баутиста вернулся? – медленно пробормотал Ренато.

– Его привели охранники и надо это слышать. Он храбрее скорпиона. Не хотел идти и его пришлось связать, – Ана прыснула глупым смешком. – Он кусался, как пес.

– Ты приказал его схватить, сынок?

– Я приказал схватить любого, кто пересечет границы Кампо Реаль. Я рад, что приказы исполняют. Прямо сейчас я поговорю с ним, не беспокойся, мама, потому что ему ничего не грозит. А ты, Ана, скажи сеньоре Айме приготовиться. Свадебная церемония начнется в три. Она должна подготовиться раньше, ведь сопровождает невесту к алтарю. Иди! Подготовь одежду и помоги ей одеться. Ты не слышала?

– Но, хозяин, как я войду? Сеньора Айме заперта.

– Вот ключи от комнаты. Иди скорей! – он подтолкнул Ану, и та испуганно удалилась. Повернувшись к Софии, он посоветовал: – Ты тоже подготовься, мама. Я прикажу отпустить Баутисту и верну ему важный пост. Теперь я согласен с тобой, мама, это самый лучший управляющий для этого цветущего рая.

– Дочь моя, думаю, уже пора. Ренато и все направились в церковь, – Каталина прервалась и пробормотала: – Не знаю, что и сказать, доченька. Я…

– Ничего не говори, мама, – Моника встала со скамейки, где долго молилась, и как лунатик двинулась через зал. Ее глаза горели странным блеском, руки пылали, губы высохли, и она тяжело дышала. Робко и тяжело мать проследовала за ней, словно ничего не могла больше сказать и сделать.

– Дочка, нужно сменить одежду. Ты пойдешь замуж в черном, как вдова? И без букета невесты?

– А что мне еще делать? Дай мне молитвенную книгу и четки.

– Ай, доченька, все это кажется ужасным! Думаю, хотя бы можно… – настаивала Каталина, но прервалась, поскольку в дверь постучали.

– Я ничего не могу. Там стоит человек, который поведет меня к алтарю. Это Ренато. Открой ему.

Каталина отворила дверь для Ренато и деликатно вышла. Он сменил костюм, побрился и тщательно причесался. Напряженное и бледное, будто из слоновой кости, лицо ничего не выражало. В руке он держал маленький букет из белых роз, а в голубых глазах был стальной жесткий блеск; тут он спросил:

– Ты готова? – он вопросительно и беспокойно посмотрел на нее. Моника выдержала взгляд, не ответив ни словом, ни жестом, затем опустила глаза и шагнула к нему, отвечая односложно:

– Уже?

– Хотя заставлять ждать – право невесты, но считаю, что нам не следует проявлять даже малейшую оплошность. Хуан в церкви и ждет. Вот твой букет невесты.

– Благодарю, Ренато, – поблагодарила Моника горестно. – Впервые ты подарил мне цветы и именно свадебный букет. Пойдем, Хуан Дьявол ждет!

Резко, почти смяв, Моника схватила букетик белых роз, судорожно сжав их у груди. Этого мужчину она тщетно любила, именно он принес ей букет для свадьбы с Хуаном Дьяволом, ведет к алтарю, и прикосновение к нему обжигало. Именно Ренато Д'Отремона она полюбила девочкой девяти лет, и только он мог просить у нее такой жертвы, которой бы никто не принес. Она шла с ним, едва касаясь рукой, сердце ее рыдало кровавыми слезами, потому что с ним связала жасмин своей чистейшей первой любви, его видела женихом и мужем в школьных мечтах. Теперь же она шла с ним, словно взбиралась на эшафот. Никогда еще она так не держала его руку, не получала цветы, никогда не видела, чтобы он склонялся к ней, пока она двигалась вперед, а в его ясных глазах отразилось беспокойство:

– Моника, тебе нехорошо? Твоя рука горит. Думаю, у тебя лихорадка.

– Ничего нет! Идем…

– Хуан, слышишь? Хуан?

Скрестив руки, Хуан растерянно рассматривал позолоченный алтарь, казалось, он не слышал голоса Айме, не опускал глаз, не поворачивался к ней, ни один мускул не дрогнул на каменном лице, тело было холодным и неподвижным, а дыхание словно остановилось.

– Хуан! Куда ты поедешь?

Хуан не ответил. Лишь взглянул на стоящую рядом женщину, голос которой задыхался и умолял. Она сцепила руки, а в глазах отражалась скорбь. Айме думала, что она живет в страшном кошмаре, в ее памяти возникла сцена собственной свадьбы, которая казалась давней, словно вихрь, в котором она прожила уже много лет, или словно ее собственная свадьба свершалась в этот миг. Но свадьба не с Ренато, а с этим суровым, презрительным и высокомерным человеком. В церкви отсутствовали цветы, горели только восковые свечи перед алтарем, ни ковра, ни освещения, ни шелка, ни парчи, ни блестящей одежды, ни седовласого губернатора. Медленно шли лишь мрачные тени, лица цвета бронзы и черного дерева, с распахнутым воротом, в рабочих руках подрагивали шляпы, босые грязные ноги оставляли следы, разноцветные юбки, нарядные платки жителей Мартиники, мальчишки с блестящими глазами – простая пестрая толпа, движимая благодарностью и любопытством.