Монстр

– А где же вся честная компания?! – требовательным тоном спросил мужчина, оглядываясь. – Где же… музыка… шашлыки… Где выпивка?!

– Сейчас всё будет, – мрачно пообещала я.

Не успела я договорить, как парк начал оживать точно также, как и тогда – в лесу, где я, впервые, встретила Смеющегося Джека. Заработали аттракционы, зажглись фонари, зазвучала музыка… И, вновь, на каруселях катались трупы! Только вот отчим этого пока не замечал. Он радостно улыбался:

– Ну, вы, точно, цирк! Это же надо было додуматься – посиделки на аттракционах устроить!

– А мы, вообще, народ весёлый и креативный! – провозгласил появившийся Джек.

– О, клоун! – смеясь, проорал мужчина. – Давай выпьем, клоун! Правда… мрачноватый ты какой-то клоун… Тебя детишки-то не боятся?

– Боятся, – усмехнулся Джек. – Очень боятся. И ты будешь. Но… больше ты будешь бояться её, – указал он на меня.

– Знаешь, клоун, а шутки у тебя дурацкие! Не умеешь ты шутить! Давай лучше выпьем!

– Увы, не пьющий я! – покачал головой клоун. – И не курящий, кстати, тоже!

– Скучный ты, клоун! – ответил отчим. – Как так жить-то можно?! Жизнь… она же такая… такая хреновая… Без водки… ну, никак! Руки на себя наложить можно! А так… выпил и, вроде бы, жизнь светлее становится!

– Я думаю, ты выпил достаточно, чтобы твоя жизнь казалась тебе светлее, «папочка»! – начала я. – А раз жизнь у тебя такая радостная, то, наверное, тебя порадует катание на карусели? Кстати, кататься будешь в очень большой компании!

Я подошла к рычагу остановки карусели, нажала его. Белые лошади перестали кружиться по кругу, останавливаясь. Оказавшись рядом с одной из лошадей я, приглашающе, похлопала по её седлу:

– Давай, «папочка»! Будет весело, обещаю!

Тут, видимо, у отчима, всё-таки, что-то щёлкнуло в голове или просто, наконец, сработал инстинкт самосохранения. Он, всё ещё пошатываясь от колоссального количества алкоголя в своей крови, попятился:

– Н… нет… Я, пожалуй, воздержусь от каруселей. С детства их ненавижу.

– А отказы не принимаются «папуля»! Ты должен покататься и повеселиться!

– Да иди ты в… – начал отчим, но ориентир мне дать не успел – когтистая рука Джека зажала ему рот.

– Ай-яй-яй! Кто же так грубо разговаривает с девушкой! Тем более, со своей приёмной дочуркой?! – от осуждающего голоса клоуна у меня, почему-то, по телу пробежали мурашки.

Приятные мурашки, если уж честно говорить. Меня… меня никто и никогда не защищал. Ни родные, ни друзья. Последних у меня, вообще, не было. Я всегда была одна. Всегда была, исключительно, сама за себя. И… эта, своего рода, защита Джека в данный момент… Она казалась и странной и приятной. Да, я прекрасно понимала, что у Смеющегося Джека и в мыслях нет делать для меня что-то хорошее, но… я была ему благодарна за то чувство, которое я сейчас испытывала. Чувство, что есть кто-то, кто, пусть и с большой натяжкой, заботится о тебе. И неважно, что этот «кто-то» может тебя покалечить, при этом радостно смеясь. Это, действительно, ненормальная больная привязанность. Но… она начинает мне нравится. Считать самым близким для себя существом психованного клоуна? Как говорится, умею и практикую. Во всяком случае, начинаю это делать. Может, это не так уж и плохо?

Тем временем, Джек отпустил мужчину и, с силой, толкнул его в мою сторону. Я схватила отчима за плечи и, практически, не чувствуя его вес, усадила его на лошадку. Пьяный мужчина, ещё в шоковом состоянии, даже не пытался сопротивляться. Он тупо сидел, уставившись на нас и только открывал рот, словно, рыба, выброшенная на береге, силясь что-то сказать. Смотря на него сейчас, я удивлялась, как я могла его бояться? Как я могла бояться такого жалкого человека? Он же полное ничтожество! Пьяное слабое ничтожество! И вызывать он может, лишь, презрение!

– Эй, солнце моё, ты же не отпустишь его только потому, что он так жалок?! – материализовался за моим плечом клоун.

– Ты мои мысли читаешь? – без тени удивления в голосе, спросила я.

– Нет, дорогая. У тебя просто всё на лице написано!

Я посмотрела на своего, так называемого, отца. Да, он был жалок. Он вызывал чувство презрения и отвращения. Марать об него руки сильного желания не было. Но… я коснулась шрама на лице, оставленного на всю жизнь этим человеком. Нет, такого простить я не могу! Я ненавижу его и всегда буду ненавидеть! И отпускать его… я не буду!

– Нет, я не отпущу его, – ответила я Джеку. – Он заплатит за всё то, что сделал со мной!

– Умница моя! – зубасто улыбнулся клоун.

– Да что тут, чёрт возьми творится?! – наконец, смог произнести отчим. – Что за балаган ты здесь устроила, Амелия?!

– О, надо же, ты меня соизволил по имени назвать! – нехорошо усмехнулась я. – Вспомнил, как меня зовут? Это радует! Но, тебе это не поможет! Я устрою с тобой такое веселье, что ты будешь умолять меня о смерти!

– Что за бред ты несёшь?! – мужчина попытался слезть с карусели, но передумал, видимо, решив, что лошадь, на которой он сидел, находится слишком высоко от земли. – Какое веселье?! Немедленно снимите меня отсюда, уроды цирковые! Эй, ты! Чего молчишь?! – отчим толкнул человека, который был с ним рядом, тоже, как и он, сидя на лошади.

Разумеется, человек ему ничего не ответил. А от толчка, он свалился с карусели.

– Эй, мужик! Ты чего?! – «папочка» с недоумением смотрел на неподвижное тело, ничего не понимая.

– Ну, вот! Ты испортил декорацию! – обиженно поджав губы, сказала я. – Нельзя так делать! – я подошла к трупу, приподняла его и повернула его лицо к отчиму, чтобы тот всё увидел – и выколотые глаза и синий вывалившийся язык. – Смотри, «папа»! Скоро с тобой будет то же самое!

Мужчина заорал, наконец, сообразив, что он попал в очень неприятную историю. Уже наплевав на высоту, он, буквально, свалился с карусели и попытался сбежать. Но, он быстро был пойман Джеком и водружён обратно:

– Эй-эй, нехорошо убегать! Мы же только хотели начать веселиться!

Один взмах руки Смеющегося Джека и, словно, по волшебству, руки отчима были пригвождены гвоздями к лошади! Я счастливо улыбнулась, поняв, что Джек, действительно, воссоздаёт то, что я видела тогда, в его парке! Что он, своего рода, исполняет мою мечту! Страшную, жестокую, но мечту! А вот моему отчиму было не до радости. Он вопил от боли, рефлекторно, пытаясь отодрать свои руки, но, тем самым, делал себе только хуже.

– Возьми, – клоун протянул мне острый осколок стекла.

– Зачем? – не поняла я.

– Ты же хочешь, чтобы твой «папочка» испытал всю ту боль, что испытала ты? – Джек, почти с нежностью, провёл пальцем по моему шраму, оставленному осколком бутылки. – Ты же хочешь, чтобы он, также, страдал?

– Да, хочу, – согласно кивнула я, взяла осколок и повернулась к отчиму. – Ты же помнишь, дорогой «папочка», как я получила шрам на лице? По твоим испуганным глазкам вижу, что помнишь! – с презрением фыркнула я. – И сегодня ты получишь такой же!