Моран дивий. Стезя

Старуха хихикнула:

– Или я бес, княжич?

Она придвинулась, наклонилась надо мной, глядя в упор.

– Что ты видел? Скажи-ка бабушке, родной...

Её лицо нервно подёргивалось, руки, вцепившиеся в рукава моей куртки, мелко дрожали - вся она была одушевлённым нетерпением, столь голодным и хищным, что мне стало не по себе.

– Я видел мору, которая жила здесь, - осторожно ответил я.

Она, не отпуская меня, продолжала заглядывать в глаза, ожидая продолжения.

Отодвинув старуху, я поднялся на ноги.

– Перестань пялиться на меня своими бельмами! То ещё удовольствие - играть с морой в гляделки, - буркнул раздражённо, направляясь к колодцу.
– Пора возвращаться.

– Что ты видел?
– прошипела она мне в спину.

– Тебе это зачем?
– резко обернувшись поинтересовался я.

Она молчала, гневно раздувая ноздри. Молчал и я. Так, в молчании, мы и спустились к лежащим на зелёном мху мёртвым качелям, обрызганным бурыми каплями давнишней боли.

* * *

"Выходит, - думал я, пробираясь по лесу вслед за Вежицей, - теперь Моран шарит в моём сознании уже как в собственном кармане. Делится, блин, своими откровениями, не дожидаясь пока я засну. Этак он в любое мгновение может выключить меня из действительности, как заводную игрушку". Я и в самом деле казался себе сейчас его безвольной игрушкой, облечённой почему-то особым доверием. Только этой радости мне не доставало...

С другой стороны, узнанное сегодня о нём, не сделав его ближе и понятней, сделало уязвимей, обнажив слабости. Ну что ж. Даже боги порой чихают...

Что же такое Моран? Чем больше я его узнаю, тем меньше понимаю, тем пространнее и неопределённее складывается характеристика самого понятия. "Живой лес", - назвал его Тим в наш первый откровенный разговор. Что это за определение?
– обо всём и ни о чём... Определение... Опять ты со своим определением. Ксеня бы не одобрила этого неосознанного, но неудержимого стремления к навешиванию ярлыков. Как там она говорила? "Эти сущности можно прочувствовать, можно ощутить подушечками нутряных пальцев какого-нибудь десятого чувства, и только таким образом прикоснуться к хрупкой паутине знания. Их никогда не рассказать словами". Эх, Ксеня... Мне бы твою осведомлённость. Ты-то прочувствовала сущность? Ты-то ведаешь?..

Задумавшись, я почти налетел на резко остановившуюся мору. Она задрала нос и к чему-то настороженно принюхивалась.

– Вежица, что?

Старуха, не отвечая, двинулась дальше, забирая чуть восточнее от прежнего пути и заметно ускорив шаг. Минут через пять снова остановилась, задвигав крючковатым носом. Я грубо рванул её за костлявое плечо, развернув к себе.

– Окшени, княжич, - сказала она, криво ухмыляясь.
– Со стороны лагеря заходят. Видать, поменяться решили ролями с загонщиками. Теперь они будут охотиться, а стражи - клыками щёлкать на погибель свою неминучую. Ну-ка, страж, где же твои клыки?
– и она снова закудахтала громко и пронзительно, запрокидывая голову с грязно-белыми космами и хлопая себя по бокам. Да уж, смешно. Просто обхохочешься.

Я потянул из-за плеча меч, вглядываясь в окружающие заросли.

Стояла оглушительная тишь лесной чащи. Мы замерли в неподвижности, стараясь не дышать и, в самом деле, превратившись в настороженных зверей, почуявших человека с ружьём и готовых в любой момент сорваться в стремительный спринт, приз за победу в котором - собственная жизнь.

Медленно, крадучись, нарастая и густея сначала подполз запах: острый мускусный дух зверя, смешанный с вонью мокрой псины. Делаясь всё более терпким, заполняя собой пространство, он, наконец, материализовался. Над корягами бурелома возникла мерзкая морда примата, покрытая серой щетиной. Сторожко переставляя лапы волчьего тела, поджимая хвост и приседая низким покатым крупом, тварь двинулась на меня, скаля жёлтые клыки в растянутых и вибрирующих утробным рычанием губах.

Арбалетный болт врезался прямо в его плоскую безобразную морду, толкнув назад и заставив нелепо завалиться как-то наискось. Его ноги задёргались в предсмертных мышечных судорогах, вытягиваясь и обмякая.

Вежица спокойно и сноровисто перезарядила балестру и выстрелила вверх, в листву. Вместе с визгом и листьями, оттуда рухнула на торчащие сучья мёртвого дерева ещё одна обезьяна. С чмакнувшим хряпом они накололи забившуюся на них тушу.

– Эй, княжич, отомри!
– прокаркала мора.
– Или я не ручаюсь за целостность твоих кишков.

Резко обернувшись, я успел подставить меч под прыгнувшего сверху на меня окшеня. Окровавленное жало двуруча вышло из спины зверя, намертво завязнув.

– Не делай так, дурень! Только руби!

Предупреждение запоздало. Я лихорадочно пытался спихнуть, насаженный на меч труп, безнадёжно теряя время. Мерзкие серые морды возникали повсюду, их утробное рычание сливалось в гул, их предсмертные визги звенели в ушах. Я пронзительно свистнул. Потом ещё раз и ещё. Только бы меня услышали в лагере!

Меч выскочил, наконец, из дохлого мяса и заодно из моей руки, а я отлетел в сторону, снесённый с ног прыгнувшим на меня зверем. Окшень тут же захрипел и забился на длинном охотничьем ноже, который я успел воткнуть в его живот прежде, чем он в мой - свои клыки. Задние лапы с тупыми, кремниевыми когтями забили по моим ногам, оскаленная пасть рванулась к горлу. Лёгкий толчок - тварь тут же обмякла, потухая, закатывая глаза и обдавая меня хлынувшей из пасти и ноздрей кровью - в уродливой голове торчал болт из балестры моры. Спихнув его с себя, я кинулся за мечом, но снова упал под весом прыгнувшего на спину чудища. Оно впилось мне зубами в плечо, прижав к земле, визжа от азарта и сатанея от вкуса плоти. Чувствуя, как трещат от напряжения мышцы, я, зарычав не хуже окшеня, перекинулся на спину, подмяв под себя зверя и всадил нож ему в бок. В бедро уже вцепились зубы ещё одной твари, а сверху прыгнула новая. И ещё одна. А, может, и ещё..., погребая меня под звериным смрадом и жёсткими серыми шкурами...

Помощь пришла вовремя. Ещё бы немного и из-под дохлых окшеней вытащили бы труп несостоявшегося спасителя полян с вырванным горлом.

Стражи споро и профессионально раскидывали нечисть длиннорукими секирами, сшибали болтами с деревьев.

– Живой?
– поинтересовался один из парней, расшвыривая звериные трупы и выгребая из-под них меня.

– Да, - просипел я, дотянувшись, наконец, до своего меча.

Уцелевшие чудища, перекатывая в глотках рык и угрожающе щерясь, отступали в лес.

– Мельник, Шевчук, замыкай с флангов! Серёга, давай к ним! Э! хлопчики! Да вы. Быстро в лес за недобитками!
– Коваль раздавал команды сухо и к месту. Люди слаженно окружали зверей, иссекая серую щетину красными плетями смертельных разрубов.

– Лёха, слышь! Княжича до ёлки притули, а то вин шибко на ногах не устойчив. Так и норовит пид окшенев звалытыся, - плюнул он ядом в мою сторону.

Лёха нахмурился, перехватил секиру широким хватом и, не взглянув на меня, ринулся в лес за проскользнувшим через кольцо зверем. Я счёл нужным последовать его примеру. И тут же, сунувшись за ближайшие деревья, почти налетел на несущуюся мне наперерез зверюгу. Она шумно шарахнулась в сторону, оскалившись и вздыбив шерсть на загривке, но напасть не решилась - поджала хвост и запетляла между соснами, приволакивая заднюю ногу с засевшим в мышце болтом. Не раздумывая, я погнался за ней. Азарт погони и лихорадка боя заставили забыть о собственных ранах. Я буквально летел по лесному опадку, перепрыгивая через коряги и перемахивая палые деревья. Марафон наш, правда, длился недолго. Чуть ли не воткнувшись носом в непролазный буреломный завал, окшень остановился и, злобно рыча, развернулся ко мне. Он припал на задние ноги, изготовившись к прыжку - свёл пружину и выстрелил ею. И поймал болт моей балестры открытым брюхом. Замерев на пару секунд в стойке на задних лапах, окшень захрипел и завалился набок. Стоя над ним, я наблюдал предсмертную агонию мерзкого гибрида, брезгливо рассматривая обезьянью безобразную, гримасничающую морду.