Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

— Какое партсобрание? — спросил Яков Владимирович.

— Ну как же, разбор персонального дела члена ВКПб Кацнельсона по поводу попытки украсть оборудование у своего боевого товарища! — Лёха не собирался просто так спускать эту мерзкую историю.

Наступила тишина. Потом Яков посмотрел на бледного Кацнельсона, на Проскурова, на Лёху, выругался и выдал заключение:

— Попытки что-то сп**дить не было, как и стрельбы. Было ознакомление с системой связи и обмен опытом. И праздничный салют в честь приезда, — он зло сплюнул на землю. — Всем всё понятно?

* * *

— Лёша! Гусь ты лапчатый! — начал разговор на повышенных тонах обычно вежливый и спокойный Николай Герасимович, — вот умеешь ты находить себе друзей на одно причинное место! Зачем было с этим Кацманом сцепляться! Решили бы вопрос спокойно! А ты ещё и стрелял!

— Кацнельсоном! — поправил Лёха. — Устраивал торжественный салют по случаю прибытия представителя партии ВКП(б) в нашу отдельно стоящую часть!

— Лёша! Что ты мне лепишь! — перешёл на фольклор Кузнецов. — Этот Кац и Нельсон в одном флаконе уже звонил Гальцеву в Мадрид, пытался жаловаться! Повезло тебе, что Гальцев к тебе неровно дышит, даже слишком хорошо относится после агитации мятежников. Прикрыл сразу это безобразие. Но это здесь мы все добровольцы, а на Родине тебе трибунал бы светил без вариантов! Ты понимаешь?! — снова перешёл на повышенные тона Лёхин начальник. — Мне теперь отписываться!

Кузнецов взял стакан, чтобы выпить воды, и сделал паузу, в которую вклинился Лёха.

— Николай Герасимович, я вас услышал. Давайте решим, что дыню вы мне всей толпой уже вставили по самые гланды, и я осознал, что нельзя устраивать салют около уха партработника. Обещаю, в следующий раз, как увижу, как кто-то что-то тырит из моего самолёта, тихо беру монтировку, оборачиваю её газетой «Правда», чтобы соблюсти политкорректность, и тихо уе**ошу по кумполу, — абсолютно спокойным голосом произнёс Лёха.

Чувствовалось, что его защитные клапана сорвало напрочь и сдерживаться он не собирается.

Кузнецов, уже порядком привыкший к Лёхиным приколам, поперхнулся глотком воды и аж замер от удивления посреди кабинета:

— Что сделаешь?

— Тресну. Или стукну. Тут уж как пойдёт.

Кузнецов удивлённо смотрел на Лёху, который явно не собирался останавливаться.

— Николай Герасимович, я считаю, нам очень повезло иметь такого командира, как вы. У нас с вами установились хорошие рабочие отношения. Но это месяц назад я тут один с Кузьмичом при вас болтался, и испанцы с удовольствием нам с вами помогали защищать эту их республику. А сейчас советского начальства набежало невпроворот. Давайте обсудим, как вы будущее видите. От этого и наше будущее зависит.

Кузнецов уже думал, что его нельзя удивить сильнее, снова удивился Лёхиным словам:

— Алексей, а ты про субординацию не забыл?

— Никак нет, товарищ капитан второго ранга! — чётко по старорежимному доложил Лёха и спокойно добавил: — Тогда всё пойдёт по первому варианту.

— По первому? И много у тебя вариантов? — Кузнецов не мог прийти в себя от необычности ситуации.

— Да, я вижу два возможных варианта, — сказал Лёха. — Тут зависит, что вам нужно — шашечки или ехать?

Кузнецов смотрел на Лёху всё в том же изумлении.

— Первый вариант — всё остаётся как и сейчас. Вот скажите, кто сейчас командует авиацией Республики? — задал риторический вопрос Лёха.

Кузнецов снова посмотрел на нашего героя и не нашёлся сразу что ответить.

Лёха продолжил:

— Формально есть Идальго да Сиснерос толи в Мадриде, толи в Валенсии. Я о нем только слышал.

Потом есть «русский штаб авиации» во главе с только что прибывшим генералом Дугласом, товарищем Смушкевичем, он вроде чаще всего находится в Мурсии или в Альбасете, или вот как вчера у нас на аэродроме. И оперативных приказов от него к нам тоже не приходит. Вот и получается, что на месте группой командует наш советский командир, абсолютно по собственному разумению. Или его заместитель, товарищ Кацнельсон.

Если вам нужно будет решить какой-то ваш флотский вопрос авиацией, вы будете звонить товарищам Кацнельсонам и просить выделить вам самолёты.

Вам, конечно, будут идти навстречу и выполнять запросы. По возможности. Правда, самолётов пришло всего тридцать, с моим тридцать один, а задач у Якова Владимировича на все триста и все срочные.

У меня же сейчас самолёт заточен под решение узконаправленных задач флота: разведка, фотографирование, сопровождение конвоев, нанесение ударов по аэродромам, портам и, главное, кораблям противника. Какой начальник потерпит, чтобы я катался с рацией, переговорным устройством, крупнокалиберными пулемётами, хорошими картами, фотоаппаратами, да ещё и с лучшим штурманом. C СБшки меня подвинут, их мало и они пока быстрее всех тут. Я парень резкий, из детдома, молчать не умею и никому такой геморрой на свою голову не нужен. Сунут на какой-нибудь «Фарман» или «Ньюпор». «Бреге», опять же, сказочный самолёт. Но мне то честно пофиг, — улыбнулся Лёха.

— Это первый вариант, — закончил повествование Лёха.

Кузнецов задумчиво смотрел на молодого парня, который в нескольких предложениях нарисовал ему реальный расклад, который мучил Кузнецова с момента приезда. Пожевал губы, глядя на Лёху и спросил:

— Как так можно, это прямо эгоизм, мещанство какое то. Мы же одно дело делаем! — пролетарское сознание Кузнецова не могло просто так согласиться с простым цинизмом Лёхи.

— Товарищ капитан второго ранга, как сказал вчера комбриг Смушкевич, никакой стрельбы и никакого воровства не было, — Лёха принял строевую стойку «смирно» и тупо стал смотреть прямо перед собой.

— Ладно, а второй вариант? — оттаял и заинтересованно поинтересовался Кузнецов.

— А второй вариант, когда испанцы выделяют вам самолет или даже несколько, хотя это вряд ли, — улыбнулся Лёха, — с экипажем, и он поступает в распоряжение флота и работает по флотским задачам, а числится прикомандированным к аэродрому. Тогда вы имеете возможность поставить задачу и приказать, а не просить.

Понятно, что будем летать бомбить и с армейцами тоже, помогать если надо, но основные задачи будут у интересах флота. А иначе кто будет конвои сопровождать?

— И как ты себе представляешь это сделать? — ещё более заинтересованно спросил Кузнецов.

— Да зайти с двух сторон. Договориться с испанским морским министром, он пробьет у испанских авиаторов официальное выделение пока одного нашего борта в ваше командование. И со второй стороны подстраховаться. Выйти на Начморси, приготовить и подписать у Ворошилова или у одного из его замов, бумагу на советника по авиации в Мадриде, что мол советуем, — Лёха выделил слово голосом, — выделить специально оборудованный борт под нужды флота.

— Ясно. — Кузнецов задумчиво прошёлся по своему небольшому кабинету, — может кстати и сработать. Если будет успех, то благодаря мудрому руководству, а если косяк, то это мы сами тут виноваты, не вняли гениальным советам! — с сарказмом посмеялся Кузнецов…

Кузнецов опять завис на секунд на сорок и в итоге сказал:

— Алексей, я тебя услышал. Мне твой второй вариант нравится. Командиры у нас собрались прекрасные, и Смушкевич, и Проскуров, и Пумпур, и республиканцы. Вменяемые, как ты говоришь. — рассмеялся Лёхин начальник.