Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Теперь их роли изменились. Если в прошлые годы приятель был старшим, мог орать на Орлова и гнать его выполнять самые мелкие поручения, то сейчас всё перевернулось. Орлов, получивший новые полномочия и распоряжавшийся важной операцией, наслаждался своей позицией. Власть, даже временная, приносила особое удовольствие, и он не упустил случая слегка подчеркнуть своё новое положение. Достав телеграмму с личной подписью Сталина, Орлов молча протянул её товарищу, ловя на его лице смесь удивления и уважения. После паузы он спокойно сообщил:

— Привлекаю тебя к операции.

Орлов подошёл к столу и разложил на нём карту местности, на которой была обозначена маленькая грузовая станция железнодорожной дороги.

— Вот сюда приедут четыре грузовика. Они разгрузят ящики, после чего грузовики уйдут обратно. Будет пара англичан под прикрытием, они представятся сотрудниками Банка Англии, но, как ты понимаешь, это ширма,

— Ты возьмёшь ближних, тех, что будут около грузовиков, — продолжал он, протягивая товарищу пистолет с глушителем. — А я разберусь с теми, что у вагона. Держи. Глушитель храни отдельно, накрутишь только перед началом.

Орлов на мгновение задержал взгляд на приятеле, оценивая его реакцию:

— Вопросы есть? Нет? Ну и отлично! — подвёл итог инструктажу Орлов.

Тот лишь кивнул, и Орлов довольно подумал:

«А затем вагон с золотом уйдёт по только мне ведомому адресу», — делиться золотом с кем бы то ни было Орлов не собирался.

21 октября 1936. Аэродром Лос-Альказарес

Лёху вызвали на КП аэродрома, когда он только что приземлился после очередного полёта на новеньком советском бомбардировщике. «СБ» или скоростной бомбардировщик выпущенный на заводе №22 в начале этого года поразил Лёху своими небольшими размерами. Для достижения максимальной скорости Андрей Николаевич Туполев пожертвовал почти всем и в первую очередь комфортом экипажа.

После сборки самолёта они с Кузьмичом несколько раз поднимались в воздух, выполняя пилотаж вокруг базы. Лёха привыкал к машине, которая по сравнению с прошлым летающим хламом была более строгая в управлении, но самое главное — скоростная. Он даже начал подумывать о том, чтобы попробовать свои силы в охоте на немецкие или итальянские бомбардировщики, которые то и дело появлялись в небе.

Однако была вещь, которая его бесконечно раздражала — замена стандартных пулемётов ШКАС на авиационный вариант пулемёта Дегтярёва. «Кому вообще пришло в голову поставить этот архаизм на современный самолёт?» — думал он, не подозревая, что кидает камень лично в огород товарища Ворошилова, по чьему приказу и была проведена замена. Скорострельность у пулемёта была никудышная, и вместо удобной ленты непрерывного питания, как у ШКАСов, здесь приходилось пользоваться огромными круглыми коробками с патронами, которых влезало аж всего по 63 на каждый диск. Кроме того, пулемёты штурмана переставали стрелять при скорости больше двухсот километров в час — у пружины не хватало силы взводить затвор. По этой же причине верхний пулемёт стрелка стрелял только в секторе плюс — минус пятнадцать градусов от хвоста.

Кузьмич, бедолага, тоже был недоволен. Он вечно ворчал, ругаясь на тесноту самолёта Туполева и лишний груз.

— Нет бы на «Протезах» летали, как баре! — ворчал он, пыхтя и поправляя ремни. — А тут сунули шесть здоровенных банок для этих пулемётов! В чью задницу, простите, я их засуну?

— Молчи, Винни-Пух недоделанный! Кушать надо меньше! — обычно отвечал Лёха аж лоснившемуся от хорошего испанского питания Кузьмичу.

Лёха прекрасно понимал его недовольство. В тесной кабине каждая лишняя деталь усложняла жизнь. Он поклялся себе, что при первой же возможности избавится от этого «чуда» и найти что-то более разумное и надёжное, чем громоздкий и бесполезный пулемёт Дегтярёва.

* * *

Уставший после двух с половиной часов полёта — до африканского берега, до Пальмы, и обратно, — Лёха скинул парашют на руки технику, который подбежал ему навстречу.

Он отобрал у Кузьмича фотоаппарат и направился к КП, чтобы доложить о результатах.

Доложив дежурному по аэродрому о проведённом полёте, Лёха уже собирался отправиться на заслуженный отдых, когда в штабе аэродрома зазвонил телефон. Дежурный коротко ответил на вызов, затем протянул трубку Лёхе:

— Дон Хуян у аппарата, — по-испански ответил Лёха, ухмыляясь.

— Алексей, хорош придуряться, это Кузнецов, — раздался знакомый голос, — Как слетал?

— Всё чисто на сколько возможно. Нейтралы шляются за пределами территориальных вод, мятежников не видел. Недалеко от Картахены, с той стороны мыса, около Макаронов болтается башенный эсминец в нейтральных водах, скорее всего английский. До Африки только пара торговцев, у Пальмы стоит эсминец на якоре. Похож на французский. но тут я не уверен. А вообще пора авиационный фотоаппарат покупать и полноценную лабораторию тут делать, много ли Кузьмич «Контаксом» наснимает.

— Не шуми. Материалы привёз? Можешь подвезти фотографии прямо сейчас в порт? Тут аврал, и послать больше некого.

— Николай Герасимович, — протянул Лёха с сарказмом, — интересно, когда у нас было иначе? Сначала сами создаём трудности, а потом героически их преодолеваем! Уже бегу, — бросил он, не скрывая иронии в голосе.

Положив трубку, Лёха пошёл раздобывать транспорт. Однако быстро выяснив на аэродроме, что ничего ему тут не обломится и ни одной свободной машины нет от слова вообще, он пошёл искать любую альтернативу.

22 октября 1936 года. Бригада танкистов у Лос-Альказарес.

Лёха пролез в дыру в ограждении и направился к танкистам, чьи позиции находились буквально на расстоянии хорошего плевка от его аэродрома.

В их лагере кипела непривычная суета. Во дворе перед воротами выстроилась короткая колонна из четырёх полуторок, одна машина пока оставалась у склада метрах в ста пятидесяти, загружаясь.

Вокруг болтались испанские артиллеристы с оружием, делая вид, что бдительно охраняют весь процесс.

У склада, словно муравьи, сновали танкисты. Они по двое таскали из местного хранилища небольшие, но явно тяжёлые на вид, деревянные ящики и загружали в кузов замыкающей полуторки. По их напряжённым лицам было видно, что ящики нифига не лёгкие…

Начальствующий на танкистами комбриг Кривошеин курил недалеко от арсенала с испанским артиллеристом и каким то богато одетым гражданским хмырем. Артиллерист был местным начальником базы, на чьей территории квартировали танкисты Кривошеина и Лёха общался с ним пару раз, а гражданского хмыря с военной выправкой раньше он не встречал.

Машины были прилично нагружены, колёса просели под весом, тонны по полторы точно в каждую затолкали, прикинул Лёха. Сверху машины были закрыты брезентом.

Хотя советские грузовики и назывались «полуторками», но такая полная загрузка все таки вряд-ли рекомендовалась.

Никто на это не обращал внимания — работа шла в спешке, времени соблюдать формальности похоже не было.

Лёха быстро осмотрелся и уже хотел идти к Кривошеину договариваться, когда заметил знакомого водителя, с которым приятельствовал в нескольких прошлых поездках. Он решил воспользоваться ситуацией и не упустить возможность попасть в порт. «С водителем всё легче договориться», — решил Лёха. Подойдя ближе, Лёха кивнул водителю и, стараясь выглядеть уверенно, произнёс: