Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Лёха, не теряя времени, вытащил Браунинг, передёрнул затвор и выстрелил в воздух. Грохот выстрела заставил замолчать даже Гальцева. Толпа шарахнулась, замерев в настороженном молчании.

— А ну быстро построились! — рявкнул Лёха на испанском, на этот раз с таким напором, что пленники начали двигаться.

Но организовать строй не удавалось. Лёха заметил, что офицер всё ещё тихо отдаёт распоряжения. Стиснув зубы, он решительно направился к центру толпы, бесцеремонно расталкивая пленных.

— Так, ты у нас умный, да? — Лёха вперил взгляд в офицера. Тот стиснул челюсть, но промолчал, смотря прямо в глаза своему собеседнику.

— Либо ты мне помогаешь, либо я лично займусь тобой. Глаза или яйца? — спросил Лёха с угрожающей холодностью, ввергнув того в состояние шока.

— Повторяю! Глаза или яйца? — рявкнул Лёха. Окружающие отшатнулись.

Офицер замер, явно не ожидая такого вопроса, его взгляд лихорадочно метался, пока Лёха, не торопясь, доставал пачку сигарет. Закурив, он неторопливо протянул пачку пленникам. Те тут же набросились на неё, разрывая обёртку и растаскивая сигареты. Над толпой поплыл приятный запах табака, который чуть смягчил напряжённость момента.

— Не понятно. Придётся перестраховаться, — зло произнёс Лёха, щурясь от дыма.

Он резко ткнул горящей сигаретой офицера в глаз и тут же добавил со всей силы коленом ему в пах.

Тот вскрикнул, инстинктивно схватившись за лицо, и упал на землю, скрючившись и зажимая глаз ладонью. В толпе раздался ропот, люди стали пятиться назад, но Лёха, не давая ситуации выйти из-под контроля, вновь поднял пистолет и выстрелил в воздух.

— Живо построились, вонючки! — рявкнул он, махнув оружием в сторону толпы.

Пленники, испуганные и подавленные, поспешно начали выстраиваться в подобие строя.

Лёха окинул их цепким взглядом и скомандовал:

— Подравнялись, жареные курицы!

Когда строй обрел хоть какую-то видимость порядка, он вернулся к офицеру, уже стоявшему на коленях, и отвесил ему пинка.

— Встал в строй! — рявкнул Лёха. — Ничего с твоим глазом не случилось, только ожог века. Быстро!

Офицер застонал, но поднялся и, пошатываясь, занял место в строю. Лёха, удовлетворённый результатом, повернулся к ошарашенному Гальцеву:

— Вот теперь, товарищ комиссар, ваша очередь вещать про светлое будущее.

Глава 24

Великий переговорщик

27 сентября 1936 года. Аэродром Хетафе, окрестности Мадрида.

Политработник, опешивший от метода Лёхи, несколько сбиваясь, всё же продолжил свою речь:

— Товарищи! Сегодня вы делаете первый шаг к освобождению от оков угнетения! Советский народ помогает Испанской республике строить настоящее счастье и свободную жизнь!

Лёха прогуливался вдоль строя пленников, помахивая пистолетом для убедительности и, перейдя на упрощённый испанский, громко переводил:

— Вонючие засранцы! Вы в плену Испанской республики. Вас, предателей, надо сразу расстрелять и не заниматься вытиранием ваших соплей!

Гальцев взмахнул рукой, словно показывая дорогу в светлые дали:

— Сегодня начинается ваш путь к светлому будущему Испании!

— Поэтому шаг вправо или влево — охрана стреляет без предупреждения! — синхронно переводил Лёха.

— Вчера ваши товарищи, перешедшие на сторону республики, совершили подвиг и, спасая Мадрид, взорвали склад боеприпасов мятежников, — продолжил вдохновенно политический руководитель.

Лёха остановился, чтобы эффект от его слов усилился. Пленники, стоявшие как замороженные, жадно ловили каждое его слово:

— Вчера я взорвал ваш сраный склад! Превратил жопы ваших товарищей в жареные куски мяса! Вам же, тупым идиотам, повезло сразу сдаться! Будете исправлять своё предательство доблестный трудом!

Испанцы переглядывались с тревогой, но никто не осмелился даже пошевельнуться.

Гальцев, вдохновлённый таким вниманием, снова повысил голос:

— Кто осознал свои заблуждения, хочет поддержать республику и записаться в добровольцы?

Лёха, не упуская момента, тоже повысил голос в своём суровом «переводе»:

— Желающие очищать сортиры — на месте, готовые ударно поработать — шаг вперёд!

Толпа, как единый организм, дружно шагнула вперёд.

Лёха усмехнулся.

— Алексей! Как удачно, что вы смогли мне помочь! Моя переводчица слегла с нервным срывом, после вчерашней поездки на передовую, этим ужасным взрывом и безумными пленниками! У вас определённо талант работы с людьми! Вы не задумывались перейти в политуправление? Подумайте! Я дам вам характеристику! — подошедший политработник с чувством пожал ему руку.

— Ну что вы! Я простой морской лётчик! — скромно отмазался Лёха от такого поворота в своей судьбе.

Вернувшись в к стоявшему в стороне Кузьмичу, Лёха произнёс:

— Видишь Кузьмич! Что значит правильная агитация.

Кузьмич, почесав затылок, с чувством ответил:

— Агитация у тебя знатная. Только вот на жареных куриц они теперь долго не смогут даже смотреть.

Оба рассмеялись, ещё раз оглядывая толпу, пока та под строгим контролем республиканцев начала двигаться в сторону города.

27 сентября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес, 20 км от Картахены.

Обратный перелёт на маленькой «Моли» в Картахену к удивлению никаких сюрпризов, или «блудняков», как называл их Лёха не принёс. К его огромному удивлению на аэродроме его встречал сам Николай Герасимович Кузнецов:

— Что Алексей, выступил! Звонил Гальцев, очень хвалил тебя. Переводим тебя в политотдел! — сказал сияющий Кузнецов. Вдоволь насладившись ошарашенным видом Лёхи, он продолжил, — Шучу! Молодцы! Поехали в порт, нужно обсудить вопросы приема грузов, заодно и расскажешь по дороге, чем это ты так мятежникам врезал, такой тарарам устроил, — скомандовал главный военно-морской советник своему единственному на данный момент подчиненному.

15 октября 1936 года. Картахена

Картахену прибыл советский пароход «Старый Большевик». Уже несколько недель в городе ждали советский транспорт с первыми самолётами, и наконец долгожданный момент настал. Как оказалось, первыми прибыли бомбардировщики СБ — скоростной бомбардировщик, известный в девичестве как АНТ-40.

Событие, как это часто бывает в Испании, моментально превратилось в праздник. Улицы заполнили толпы людей, уже охваченные ожиданием и радостью, как будто на пороге стояло Рождество. Музыка, веселье и ликование царили повсюду, создавая ощущение настоящего торжества. Вся Картахена ликовала, как будто в этот момент прибыла сама надежда на победу.