Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая

Испанцы наблюдали за этим процессом с таким восторгом, будто советские техники изобрели вечный двигатель.

— А вы говорите, невозможно! — усмехнулся Кузьмич испанским товарищам, проверяя крепление торпеды, — вот, страховочную проволоку и законтрили!

Лёха, взглянув на результат, только улыбнулся:

— Ну, если упадёт, то хотя бы эффектно.

Кузьмич долго высчитывал количество топлива, которое можно было залить для перегруженного самолёта. Наконец, Лёха начал разбег по длинной полосе. Натужно ревя двигателями, самолёт тяжело и неохотно оторвался от земли в самом конце полосы и стал медленно набирать высоту. Стрелки оборотов моторов буквально застыли около максимумов, и Лёха постоянно кидал на них взгляд, невольно волнуясь: «Как бы движки не посадить раньше времени».

— Эх! Легко взлетели, надо было еще и бочку масла взять! — влез в эфир Кузьмич после взлёта со своими шуточками.

Нервничающий из-за перегруза Лёха даже не нашёлся, что ответить, кроме как просто послать хозяйственного Кузьмича в дупу.

Высотомер неохотно крутился вверх, отсчитывая метры, самолёт тяжело, но набирал высоту. Лёха плавно заложил разворот «блинчиком» и взял курс на Сантандер. Набрав пару километров высоты, он слегка успокоился. Пока новые движки прекрасно справлялись с такой нагрузкой. Впереди их ждало почти триста пятьдесят километров над территорией, контролируемой франкистами. Минут через десять после взлёта Алибабаевич, настроив радиосвязь, доложил:

— Остряков на связи. Хорошо слышно. Много облака впереди. Низко облака и много…

В общем, можно сказать, что судьба к ним сегодня была благосклонна: километрах в пятидесяти от Мадрида небо затянулось низкими облаками, словно прикрывая их невидимой защитой. Лёха, не теряя времени, плавно потянул штурвал на себя и пробился выше, выйдя над верхней кромкой облаков.

В районе Бургоса, спрятавшегося в облаках где то под ними, Лёхин взгляд зацепился за несколько чёрных точек, вынырнувших из облаков вдали.

«Мессеры? Скорее всего», — Лёха рефлекторно прижался к самой границе облачности, словно стараясь спрятаться в их мягкой серой пелене. Сердце забилось чаще, но удача снова оказалась на его стороне, «гости» не заметили крадущийся гружёный бомбардировщик.

Что бы не насиловать движки, Лёха даже не стал пытаться разогнать самолёт до крейсерской скорости, медленно преодолеваемые километры потянулись внизу. Кузьмич посчитал расход топлива и масла и заверил, что до Сантандера они доберутся.

Только через полтора часа напряжённого полёта Кузьмич, наконец, дал команду на снижение.

Пробившись сквозь ставшими редкими облака, Лёха увидел под собой поросшие лесом склоны холмов. Чуть дальше, сверкая на солнце, приветливо блеснул океан. Ещё несколько минут — и впереди открылась уютная бухта и за ней плоская долина с полями, дорогой, домиками и ровным аэродромным полем.

Лёха стал плавно снижаться и выпустил шасси.

— Ну что Лёша! Вышли на аэродром, как трамвай по маршруту! — влез видно нервничавший и от этого ставший разговорчивым Кузьмич, — взлететь то с торпедой каждый дур… морской лётчик может! Ты когда будешь на посадку заходить, не забудь, про эту елду между ног! Смотри, что бы нос не клюнул и хвост опускай в самый последний…

— Кузьмич! Иди в кишку! — коротко перебил его Лёха, не отвлекаясь от управления.

— В какую кишку? — удивился разговорчивый штурман.

— В прямую! Кузьмич! В прямую! — уточнил направление его движения вежливый командир.

Он прошёл над полосой, разглядывая её особенности, сделал круг и стал строить заход на посадку.

Выровняв самолёт над самым началом полосы, Лёха почти нежно убрал газ и самолёт буквально завис над полосой, планируя и снижаясь. Колёса коснулись полосы, слегка подпрыгнули и наконец приняли вес тяжело нагруженного самолёта с торпедой между шасси. Лёха ювелирно отработал штурвалом, заставляя не опускаться хвостовое колесо, сколько возможно. Потом выпустил щитки и мягко опустил хвост. Самолёт медленно покатился на трёх опорах… Лёха выдохнул и вытер струящийся из под шлемофона пот. Оказывается, он успел вспотеть насквозь за эти пять минут посадки.

— Кузьмич! Разговорчивый ты наш, вылезай из своей берлоги и показывай, куда рулить! — весело приказал Лёха.

Пара бомбардировщиков, вылетевшая раньше, уже была надёжно укрыта под маскировочными сетками, что приятно удивило — от беспечных испанцев такого подхода Лёха не ожидал.

Вечером в честь прибытия звена бомбардировщиков, испанцы устроили праздник с музыкой и вином. Радость от поддержки республиканского правительства, приславшего аж три самолёта для помощи в прорыве морской блокады франкистов, буквально лилась рекой.

Вторая половина апреля 1937 года. Аэродром Ла-Альберисия, пригород Сантандера.

Наутро, после проверки связи и согласовав порядок действий, самолёты Острякова и Николаева отправились в небо на поиск противника — целью их полёта было найти корабли мятежников. Каждому борт подвесили по четыре стокилограммовые бомбы, а Лёха, с торпедой, приведённой в полную боевую готовность, остался на аэродроме. Самолёт стоял под жарким солнцем, словно затаившийся хищник, готовый в любой момент сорваться в погоню.

Однако, как бы Остряков и Николаев ни старались, в этот день корабли мятежников так и не были обнаружены. К концу дня облака над морем затянули горизонт, и разведка, хоть и старательная, не принесла никаких результатов.

Лёха, оставшись в ожидании, решил не терять время зря. Он уютно устроился под крылом своего самолёта, прикрыв лицо шлемофоном, и попытался компенсировать накопившийся за последние дни недосып.

Кузьмич, проходя мимо с привычной насмешливой улыбкой, не упустил момента подшутить:

— Ну ты прямо пожарный на дежурстве! Только багра и огнетушителя не хватает.

Лёха даже не подняв головы, лениво бросив в ответ:

— Если пожар начнётся, выноси меня первым! Я хотя бы выспавшийся его встречу.

И вновь натянул шлемофон пониже, проваливаясь в заслуженный сон.

* * *

На следующий день ситуация снова повторилась, но в этот раз на разведку отправился только один самолёт, оборудованный радиостанцией. Примерно через полтора часа радист Острякова вышел на связь. Его голос, искажённый помехами, звучал хрипло:

— Видим эсминец мятежников. Координаты: квадрат 36–52, по улитке 8. Повторяю. Атакуем, — связь прервалась, и через пару минут он дополнил: — Бомбы сбросили. Топлива в обрез. Развернулись на базу.

Кузьмич быстро закончил расчеты и повернулся к Лёхе:

— Лёша, прямо на пределе дальности. Бензина то у нас по половине баков залито, чуть больше может.

У самолета Николаева техники копались в одном из двигателей и давали минимум часа три до готовности.

Конец апреля 1937 года. Море в районе Сантандера.