Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Иларион хлопнул себя ладонью по лицу.

— Ой, — округлила глаза Евжена.

Действительно.

Ой.

Глава 12

В итоге — мы все оказались в кабинете ректора.

Он не стал разбираться, кто начал драку и из-за чего, кто просто стоял рядом, а кому прилетело, у кого загорелся браслет, а у кого нет.

Его это не волновало.

Такой переполох в первый же день, да ещё и после событий на балу — должно быть, он решил, что лучше проявить излишнюю строгость, нежели пустить все на самотек, а потом оправдываться перед императором за разбитый нос цесаревича, объяснять, почему академия лежит в руинах или думать о том, как остановить неожиданно вспыхнувшую войну кланов.

Он, конечно, уже опоздал везде где только можно, но за попытки прикрыть свою задницу хотя бы в последний момент я готова была поставить ему десять баллов из десяти.

Стол ректора Змеева занимал большую часть кабинета. На нем громоздились бумаги, книги, какие-то случайные артефакты, которые он по-видимому просто не смог уместить в шкафах и теперь не знал, куда девать, магические шары и наконец — стопка кружек, явно прямиком из столовой.

А из длинной стеклянной колбы выглядывал пожухлый пучок укропа.

Из-за всей этой горы барахла ректора практически не было видно, когда он сидел в кресле, поэтому в конечном счете он встал и принялся расхаживать по кабинету туда-сюда.

Если он надеялся психологически подавить основных зачинщиков беспорядков, он зря надеялся, и слишком много о себе мнил.

— Я надеюсь, вы все понимаете, почему я вас вызвал, — сказал он.

Мы с Евженой обреченно переглянулись.

Гордей Змеев фыркнул.

Иларион надулся как лягушка.

Платон глядел на ректора так, словно тот ему задолжал.

А Лукьян Хилков нашел что-то невероятно увлекательное в пейзаже за окном, так что вид у него был вовсе не раскаявшийся, а необычайно умиротворенный.

К тому же обвинить его было не в чем, он тут снова выступал исключительно пострадавшей стороной.

Все это время прижимавшая салфетку к разбитому и поцарапанному носу Надежда захлопала глазами. Ее глаза покраснели и едва заметно слезились, но даже это ее не портило.

Мне оставалось только удивляться, как никто еще не заметил, насколько они с Гордеем похожи. Те же медные волосы и карие глаза. Загадка века, как все сразу не поняли, что она потерянная княжна Змеева. Портрет княгини Змеевой висел напротив главной лестницы, на стенде под названием “Лучшие выпускники”, студенты постоянно ходили мимо него.

Как Гордей этого не заметил?

Я попыталась припомнить, объяснялось ли это как-то в романе, но смогла откопать в памяти только одну единственную сцену, в которой в лучах закатного солнца по дороге в поместье Змеевых Гордей посмотрел на Надежду и взял в руки прядь ее волос задумчиво сказал:

— Раньше они были светлее. Но зато теперь ты больше похожа на меня!

Надежда была один в один княгиня, только моложе.

Как только она вошла в зал, все взгляды должны были устремиться к ней, но нет.

Кое-кто украл шоу.

— Это потому, что я опоздала? — спросила Надежда, шмыгая носом.

Так громко, что Евжену заметно передернуло.

Я ей искренне сочувствовала. Надежда выглядела так, словно вот-вот разревется, Гордей Змеев глазами метал молнии, Платон и Иларион выглядели ужасно недовольными тем, что благодаря своей магии он в буквальном смысле вышел сухим из воды, и оставалось только догадываться о буре, кипящей за невозмутимой физиономией Лукьяна Хилкова.

С даром Евжены находиться в подобной компании было несладко.

Ректор Змеев прикрыл глаза, пощипывая себя за переносицу, словно от всего этого у него разболелась голова.

— Еще кто-то хочет что-то сказать? — поинтересовался он, передавая Надежде чистую салфетку.

Девушка благодарно кивнула, рассыпаясь в заведениях о том, что ректору вовсе не нужно было так сильно беспокоиться, она бы потерпела, а потом обратилась в медицинский корпус, как это благородно и внимательно с его стороны.

Наивная.

Был бы он таким внимательным, так залечил бы ее нос чарами.

Больше никто ничего сказать не хотел.

Ректор привалился к столу и забарабанил пальцами по столешнице.

— Ладно, хорошо, но вы же, я надеюсь, собираетесь объяснить мне, что произошло?

Никто не собирался.

Человек с академическим образованием должен был и сам догадываться о причинах.

— Хорошо, — снова пробормотал ректор. — Тогда давайте выслушаем каждого. Евжена Рейн, ваша версия, что произошло?

— Что? — растерялась Евжена. — Почему я?

— Потому что вы сидите ко мне ближе всех.

Евжена посмотрела на меня в поисках поддержки, но я могла только пожать плечами. Этот жест не укрылся от проницательного взгляда ректора.

— Дафна Флорианская, может быть, вы хотите что-то сказать?

В ответ я только злобно уставилась на него.

Нашел стукача.

С другой стороны — сказать я хотела многое, но тогда мне пришлось бы объяснять, откуда я столько всего знала.

— Она тут вообще ни при чем, — влез Платон.

— Платон Флорианский, вас я тоже с удовольствием послушаю. Вам есть, что сказать? Я могу только догадываться, как разочарован будет ваш отец, когда узнает, что в первый же день вы устроили такой бардак, — по-видимому он решил шустро скинуть всю вину на Платоша, — вы даже не пыта-

— Можно мне комнату поменять? — мгновенно сориентировался Платон, перебивая ректора.

Не с тем связался.

Ректор Змеев едва заметно поморщился.

— Нет.

— Тогда нечего, Ярослав Серафимович.

— Это все моя вина! — снова подала голос Надежда, о которой к тому времени все уже благополучно забыли. — Пожалуйста, простите, я не хотела, чтобы так вышло!

— Почему это твоя? — не выдержал Гордей Змеев, обрадовавшись тому, что среди его вынужденных товарищей по учебе нашелся хотя бы кто-то один, судя по отсутствию убийственного взгляда, кто не желал ему подавиться собственной желчью. — Это все его вина! Как ему можно доверять?! Он наверняка планирует какую-нибудь гадость!

Его палец безошибочно указал на Лукьяна Хилкова, и это, если вам интересно мое мнение, была очень символичная сцена.

Лукьян Хилков повернул голову в сторону Змеева-младшего, едва заметно вскидывая бровь.

В его глазах легко читалось — да как же ты достал.

Меня удивляло то, с какой легкостью он держал себя в руках. Гордей провоцировал его снова и снова, но, казалось, Хилков относился к нему как к надоедливому комару, который кровь пил регулярно, но мысль о том, что однажды его все же удастся прихлопнуть, грела сердце.