Мой друг Иисус Христос

– Я хочу, чтобы ты пришла. Я тоже в тебя влюбился.

Анита больше не смогла сдерживаться, она разрыдалась от радости и облегчения. Мы все вскочили, чтобы поддержать ее, но она нас оттолкнула. Тогда мы оставили ее в покое, она сидела и тихо плакала, а потом сказала:

– Я скоро буду.

Положив трубку, она оглядела нас. Еще секунду мы молчали, но за этой секундой пришла огромная волна ликования. Мы как сумасшедшие запрыгали по гостиной. Анита так и осталась сидеть у телефона, вымотанная только что закончившимся разговором. Она сияла от счастья, наблюдая, как мы в счастливом порыве опрокидываем мебель, елку и наскакиваем друг на друга, пока мы не повалили и ее саму, кинувшись к ней с объятиями.

Спустя десять минут она уже стояла в дверях. Мы все еще были слегка ошарашены произошедшим, но поспешили вернуться к тарелкам с пудингом, ведь миндаль так и не отыскался. Правда, потом оказалось, что Йеппе случайно проглотил его в тот момент, когда зазвонил телефон.

На этот раз она нас покидает

Мы прекрасно отметили Рождество. Казалось, что теперь все будет правильно, а для рождественского вечера такой настрой как нельзя кстати. Мы превратились в великанов, которые пьют, пируют и орут песни. Это было первое Рождество, когда я напился из-за того, что мне было весело. Проснулся я на диване в обнимку с Марианной. Причем это она ко мне пристроилась. Я лег на диван первый, а затем она улеглась ко мне, обвив мою руку вокруг себя. Сначала она положила руку себе на грудь, но, подержав ее там секунды две, переместила ниже, на живот. Я попробовал передвинуть ее еще ниже, но она мне не позволила. Сейчас Марианна спала. Ее рыжие волосы попали мне в рот, голова побаливала. Я сонно оглядел комнату – кругом бутылки, грязная посуда, оберточная бумага. На стуле посреди всего этого сидит Анита, счастливо и в то же время с сожалением улыбаясь. Она опять собрала сумку. Я с удивлением посмотрел на ее спокойное лицо. Она подняла руку в молчаливом прощании, встала, взяла сумку и ушла. Я никак не успел отреагировать и даже понять, что происходит, а она уже была за дверью, и я решил вновь прижаться к Марианне. Поэтому не я, а Йеппе обнаружил записку на кухонном столе.

Привет. Мне больше не стоит с вами встречаться. Решено. Я плачу. Мне очень жаль. Я бы хотела быть с вами всегда, но Бриан требует, чтобы я выбрала между вами и им, так что я выбираю его. Возможно, когда-нибудь все изменится, но сегодня передо мной встал выбор: вы или он. Мне так чертовски жаль, в то же время я так безумно счастлива. Понимаете? Мне удалось хоть чуть-чуть объяснить? Я уже скучаю по вам, но Бриан хочет, чтобы я была с ним. Он хочет быть со мной! И вы знаете, как много это значит для меня. Я не успела войти к нему в квартиру, как он меня расцеловал. Это было мое лучшее Рождество, и я знаю, что никогда больше не буду одинокой – он мне это пообещал. Я попросила его поклясться, и он не мог мне соврать. Я это знаю. Я очень рада вам, но теперь я выбираю его, потому что он – тот, кого я все время ждала. И это не прощание. Я надеюсь.

Анита.

Йеппе осторожно разбудил нас с Марианной, после чего мы грубо растрясли Велика и Свища. Никто из нас не расстраивался и не сердился. Мы понимали Аниту и все же чувствовали себя инвалидами – как будто лишились руки или легкого. Нам предстоял спокойный день похмелья и странной светлой грусти. Так я впервые потерял кого-то мне небезразличного, но без крови и разрушения.

Мы теряем еще одного товарища

Сумки были собраны, пора было попрощаться с Копенгагеном. Я давно заметил, что Свищ как-то беспокойно бродит по квартире. Поэтому я не сильно удивился, когда он осторожно вызвал меня на разговор, но понял, что нам предстоит серьезная беседа, только когда он попросил меня выйти с ним на улицу, чтобы никто нас не подслушал. Едва мы оказались на морозе, он спросил у меня в отчаянии:

– А можно, я останусь пожить в этой квартире?

– В каком смысле?

Мы вроде бы через несколько часов собирались уезжать.

– Можно, я поживу тут?

– Ты не поедешь с нами в Тарм?

Он тихо покачал головой.

– Почему?

Он изо всех сил старался подобрать нужные слова:

– То, что ты испытал в Тарме, я испытал в Копенгагене.

Это было не спонтанное решение. Именно так и должно быть, подсказал мне мой живот.

– Свищ, мне грустно это слышать. И остальные тоже расстроятся. Ты важная часть нашей группы.

Он боролся с собой, но настаивал на своем решении. Этот бугай вот-вот готов был расплакаться.

– Но если ты хочешь остаться, конечно, оставайся.

– Спасибо.

– Ты пока не говорил остальным?

Он замотал головой.

– Когда собираешься сказать?

– А ты не можешь им сам сказать? Я бы не хотел ничего говорить.

Я понимал, что это из-за Велика.

– Ладно, разберемся.

Он поехал с нами на вокзал, где мы отделились от нашей компании и укрылись в углу, пока все не спустились на перрон.

– Ты уверен? – спросил я у Свища, надеясь, что он изменил свое решение.

Он кивнул. Я обнял его, отдал ему ключи от квартиры и побежал на поезд. Все уже устроились на местах, и я со стоном ворвался в переполненный вагон за две секунды до отправления. Мои друзья с удивлением уставились на меня – вроде бы нас должно было быть двое.

– А где Свищ? – спросил Велик.

Я дал понять, что сперва мне надо сесть и отдышаться.

– Он остался в Копенгагене.

К моему удивлению, очень удивились этой новости Йеппе и Марианна, а Велик лишь понимающе кивнул. Он все знал. Теперь Свищ не с нами, Велик остался один. Он по привычке отыскал глазами Йеппе, который тут же пересел к нему.

Часть 4 Фестиваль

Обратно в Тарм

В Тарме нас дожидалась Карен – она по очереди обняла каждого, и, ощутив тепло ее рук, я понял, почему так люблю Тарм. Даже Йеппе понравилось, когда она его обняла.

Нам понадобилось больше часа, чтобы добраться до дома: люди то и дело останавливались и приветствовали нас. Многие замечали, что я похудел. Действительно, с момента отъезда я сбросил пять килограммов. Я старался уделить внимание всем и откровенно рассказывал о нашей поездке.

– Но теперь-то ты останешься?

– Конечно. Тарм – мой дом.

– Золотые слова, – соглашались они.

Я повторял одно и то же по многу раз: почему я вдруг решил поехать в Копенгаген, как все прошло, почему Анита и Свищ остались там. Люди так всем интересовались, что мне даже пришлось спросить у Карен, не она ли организовала нам этот прием. И не потому ли мне кажется, что она что-то скрывает? Она отрицательно покачала головой:

– Нет, Николай, просто они радуются, что ты наконец-то вернулся домой.

И все-таки она что-то скрывала. Причем у нее плохо это получалось – ее явно распирала гордость. И все-таки рассказала она обо всем только тогда, когда мы оказались у меня дома и из кухни нам навстречу вышла бабушка.

Чем занималась Карен, пока мы были в Копенгагене

Мы уже неделю как отчалили в Копенгаген, когда Карен встретила бабушку в супермаркете. Она стояла, словно в трансе, с пакетом молока. Карен с удивлением смотрела на нее, но та, видимо, ничего вокруг себя не замечала. Спустя несколько минут Карен осторожно вынула пакет из морщинистой руки, после чего бабушка потихоньку пришла в себя и неловко улыбнулась, не зная, что сказать, но напряженно подыскивая слова. Она просто стояла между полками с молочными продуктами и глупо улыбалась.

– Я знакома с Николаем. Он замечательный парень, – гордо сказала Карен.

Бабушка кивнула в ответ, но получилось слишком вяло, а потому неестественно. Карен подумала, что стоит повторить:

– Действительно отличный парень.

Бабушка продолжала кивать. Карен потихоньку стало раздражать, что бабушка ведет себя так безразлично. По крайней мере, могла бы спросить обо мне, а не просто тупо кивать.

– Пойдемте. – Карен действовала решительно.

Она была убеждена, что бабушке нужна немедленная помощь. Нельзя ждать нашего возвращения из Копенгагена: бабушка казалась такой хрупкой, как будто скоро умрет. Она не пошла с Карен, а осталась стоять на месте. Почему она должна была непременно подчиниться? Карен повторила: