Мой космос

Небритый, в растянутой домашней тельняшке, с очками в дешевенькой оправе и сигаретой в зубах, Семен очень напоминал алкоголика. Только вот он капли в рот не брал за свои пятьдесят с хвостиком. Наверное, поэтому мама его и выбрала пять лет назад.

– За сегодня зарплату отдали. Вот решила продукты купить.

Я стала выкладывать содержимое пакета на стол. Семен с интересом наблюдал за мной и брал каждый предмет в руки. Пару минут он крутил его, выискивая срок годности, затем проверял состав и кивал - то одобрительно, то осуждающе.

– Ритуль, ты зачем этот сыр купила? В нем же сплошные консерванты, - он брезгливо отодвинул баночку с плавленым продуктом.
– Вредный он.

– Зато недорогой, - ответила я.
– И по вкусу ничего.

– Легкомысленная ты девица, Рита, - покачал головой отчим.
– Совсем о здоровье не думаешь. Вот все вы такие, молодежь. Я помню, когда студентом был...

Дальше я не слушала. Поучительные речи моего отчима можно было записывать на диктофон и продавать на радиорынке, как лекции для тренировки терпения. Выслушать его не представлялось возможным. Семен считал себя, кандидата философских наук, умнее всех на свете. Ему было плевать, что у кого-то может быть свое мнение. Он считал непосредственным долгом учить всех и каждого, дабы внести истину в этот потерянный мир.

– ...привыкли вы сейчас есть пестициды и консерванты, оттого и внутри все гнилые. Знаешь истину "ты - то, что ты ешь"? Так вот нынешняя молодежь...

– Дядь Сем, а вы чего читаете?
– решила прекратить эту словесную диарею.

Отчим словно спохватился. Мотнул головой и поправил очки.

– У меня лекция завтра. Вот, готовлюсь. Хочешь послушать?

– Нет-нет, - поспешно отказалась я.
– Знаете, так устала. Поужинаю и спать.

– Жаль. Тема очень интересная. "Осознание бытия в маргинальных слоях общества".

Я хмыкнула.

Это у нас что ли? Мы самые, что ни на есть маргиналы. И сильно сомневаюсь я, что подобные нам, которых сотни в стране думают, что же такое их бытие. Я, например, совершенно не думаю, когда по несколько часов стою с листовками в переходе. И мама не думает, когда сутками сидит за швейной машиной. И бабушка, когда ей приходится мести двор за полставки.

А он думает! Великий мыслитель! Читает по три-четыре лекции в неделю, кичится своей ученой степенью и ходит в засаленной рубашке.

Я остановилась, бездумно глядя в холодильник с тем самым вредным сыром в руке.

Хватит, Рита. Еще немного и сорвешься. Глубоко вдохни и иди ужинать. Тебе еще курсовой писать.

Холодильник захлопнулся, оставляя меня в раздумьях по поводу ужина. Аппетит как-то пропал после лекции о нравах современной молодежи. Семен углубился в дальнейшее чтение своего талмуда. Видимо, чтиво производило на него глубочайшее впечатление, так как отчим то и дело хмыкал и сдвигал брови.

Я вышла из кухни и заглянула в мамину комнату.

Ее швейная машинка бойко отбивала свое "тра-та-та" и больше напоминала автомат Калашникова. Как эта развалюха до сих пор работает, уму непостижимо.

Мама сидела спиной ко мне в простом ситцевом халате. Ее волосы, чуть тронутые сединой, небрежно заколоты на затылке, а подол весь обсыпан тоненькими желтыми ниточками, падающими с кромки ткани. Она внимательно следила за стежком и постоянно поправляла его.

В моей комнате было душно. Старые занавески плотно закрыты, а форточка задвинута на защелку.

– Дашка, ты чего окно не откроешь?

Сестра повернулась ко мне и шмыгнула носом.

– Бабушка запретила. Сказала, что я заболею. И так чихаю весь день.

– А будешь в непроветренной комнате с микробами сидеть, заболеешь быстрее.

Я открыла окно, и поток свежего воздуха хлынул в нашу тесную комнатку. С улицы донеслись песни и веселые крики. Интересно, а тот парень еще там? Я посмотрела вниз и тут же отпрянула назад. Какая мне разница?

Дашка сидела, сгорбившись над тетрадью. Под ослепительным светом старенькой настольной лампы она старательно выводила свои ровные буковки и обдумывала каждое слово.

– Рит, а как будет - презентация или призинтация?

– Ого, - присвистнула я.
– Это кто детям такие слова в третьем классе задает писать?

– Галина Петровна. Она задала сочинение.

– На тему?

– Про наш поход в музей.

– И зачем тебе там эта "презентация"?

Дашка невинно пожала плечами.

– Она в музее как раз и проходила.

– Ясно. Тогда пиши через "е".

Дашка снова углубилась в свое творения, а я намотала пару кругов по комнате. Как ни странно, даже при всей усталости, мне не сиделось. Хотелось что-то делать, чем-то себя занять. Но только не курсовым и не ужином с Семеном.

– Рита! Риточка!
– спасительно позвала бабушка из кухни.
– Ты чего не кушаешь?

Я опустилась на стул и вздохнула.

– Не хочется чего-то...

Анна Васильевна улыбнулась и поставила чайник на огонь.

– Ну, хоть чайку со мной выпей. Без мяты мне, старухе, не уснуть.

– А Семен где?

– Семочка читать в зал пошел. Закрыл дверь, сказал - мы ему мешать разговорами будем. А у него завтра лекция.

Я скептично хмыкнула. Тоже мне гигант мысли.

– А мама чего?

– Мама шьет. У нее заказ срочный, до завтра. В общем, будет работать. Знаешь, Риточка, я так за нее переживаю. День и ночь сидит и сидит за этой машинкой, - бабушка перешла на шепот: - И хоть бы заработок был? А то ведь все деньги то на коммунальные, то на еду. А себе ничего и не оставляет. Загубит она себя.

– А Семен?

Бабушка махнула рукой и отвернулась.

– Пользы с него, как с козла молока, - прошептала она.
– Оооох...Ладно, сейчас чайку попьем и спать. Мне завтра в четыре вставать.