Мой милый Гаспаро
Шрифт:
– Павел Александрович, - поклонились друзья ему, но тот ничего не ответил, скрывшись за шторкой и уехав далее к дому.
– Ой, не нравится мне здесь, - вздрогнул подле Фабио, и Гаспаро открыл письмо, что некоторое время назад получил от любимой.
– В доме творятся странные дела. Неспокойно здесь, - читал он быстро.
– Приезжал странный человек, господин Шешковский. Дворецкий сказал, это человек из канцелярии, важная фигура. Речь его с нашим папенькой шла о каких-то пропавших документах и записках. Документы важные, а кто выкрал их, не известно.
–
– Сначала часто пропадают деньги, а потом документы и записки... Странными делами занят наш папенька!
– Не думаю, что он выступает в роли, как злодей, - с удивлением взглянул Гаспаро.
– Но я тешу себя надеждой добраться до истины.
– Так рьяно?
– смотрел друг с сомнением, но оставлять его без своей поддержки не собирался.
Спрятавшись скоро неподалёку за холмом, друзья сидели, будто отдыхали и наслаждались теплом прекрасного летнего дня. Не забывая следить за тем, кто и куда выходит из дома, оба тихонько строили план действий и ждали...
Юлия же, когда потеряла из вида вышедшего за ворота любимого, тут же стала листать книгу. Надежда увидеть что-то, что не принадлежит сему изданию, подтвердилась очень скоро. Наткнувшись на сложенный вдвое лист бумаги, она тут же взяла его, а книгу отложила на столик. Глаза бегали по строчкам написанного... Сердце радостно билось, а душа будто пела ту самую оду, что возлюбленный сочинил только для неё:
О Юлия, богиня грёз моих,
Нет, не умею песнь слагать я,
Да горестно без глаз твоих,
Без рук, без общества не сладко,
А там, где пламенное сердце,
Мне что-то тяжко, если вдруг
Дурная мысль стрелою меткой
Пронзает душу страхом мук,
Которые не ждут, зовут,
А вдруг всё только сон,
Но нет же, здесь ты, в жизни,
В снах моих, везде одна ты,
Верю, будет, верю, настанет добрый час,
Приду к тебе, а ты рукою
Нежно прикоснёшься. Вот и я,
Да, буду песнь тебе слагать вновь
И петь одной тебе всегда.
О Юлия! Моя ты сладость,
Моя награда, век мой, клад!
– Милый, - приложила Юлия письмо к груди и с наслаждением закрыла глаза.
– Мой милый Гаспаро... Навсегда таким останешься... Навсегда твоя...
– Неужели?
– с удивлением раздался голос Льва Азарьева рядом, и он взял письмо у не ожидавшей того Юлии.
– Гляди-ка, как иностранные беглецы, эти бедные отродья пытаются заполучить милость богатой и наивной барышни. Не подобает моей новоиспечённой сестрице дружбу с такими водить, аль не знаешь, кто я?
– усмехнулся он, разорвав оду на мелкие клочки и бросив в камин.
– Жаль, лето, а то бы сгорели.
– Зачем Вы сделали это, Лев... Павлович?
– еле слышно молвила растерявшаяся Юлия, а он встал перед её лицом близко.
Схватив же руками за талию и прижав к себе, он дал понять до боли впившимися в неё пальцами, что власть свою над нею имеет и не позволит быть свободной.
– Так
знаешь, кто я?– улыбался он, надавливая всё больше, и Юлия вымолвила, не скрывая страха, что переполнял:
– Да,... рассказывал Павел Александрович, что сын у него имеется, что в отъезде был.
– А портрет мой здесь видела?
– кивнул он на портрет свой над камином, и Юлия кивнула.
– Нравится?
– был далее его голос более пылким.
Только не дожидался он ответа её... Видел, что победа недалеко. Засмеявшись, Лев стал страстно целовать плечи, шейку Юлии, впившись и в губы, будто голодный зверь... Пытаясь безуспешно вырываться, Юлия резко оказалась на кушетке по тяжёлым телом задирающего ей подол некровного брата...
Глава 18
– Лев! Где ты, чёрт?! Сюда!
– кричал с порога вошедший в дом Азарьев.
– Лев! Немедля, предупреждаю!
Его гневный вид испугал бы каждого, как замеревшего в углу дворецкого, но не спокойно вышедшего из гостиной сына. Поправив парик и застегнув небрежно надетый камзол, Лев свысока смотрел на отца и последовал по указанию его твёрдой руки пройти в кабинет.
Скорее закрыв дверь на ключ, отец достал висевший у себя сбоку мушкетон и наставил на сына.
– Эх, а я думал, родной тебе, - подняв руки, засмеялся тот.
– Коль жизнь дорога, сознавайся во всём немедленно, - сквозь зубы выдавил из себя как можно более терпеливо отец.
– Это в чём же Вы изволите услышать моё признание?
– не уставал смеяться сын.
– Причастен к краже денег и документов, говори?
– прикрикнул отец, дёрнув угрожающе оружием.
– Ой ли?!
– удивился ставший серьёзнее сын и опустил руки.
Он медленно отошёл к окну и оглянулся, а вид был столь спокойный, что отец ощутил ещё большее беспокойство, но удачно скрыл его.
– Не разумею, кто может что выкрал у Вас. Может ещё какие родственники, неизвестные мне да за моей спиной чудить удумали, - ответил Лев и с усмешкой отвёл взгляд на окно.
– Заставляешь грех на душу брать, - высказал гневно отец.
– Да извольте, как угодно, - пожал плечами сын.
– Вы и так, и эдак меня от дел всяких отстраняете.
– Я предупреждал тебя, - усмехнулся отец.
– Предупреждал бросить игры, кабаки, так?
– Я живу себе в удовольствие, папа, - оглянулся Лев и сделал удивлённый вид, но наигранно, что ещё больше злило родителя.
Только Павел Александрович опустил оружие и устало сел в кресло:
– Чего добиваешься? Чтоб моя угроза насчёт завещания исполнилась? Ведь лишу всего, дурака, жить-то как будешь дальше? Жена, дети, семейное счастье... Неужто нет желания?
– Это ты для меня сестёр привёл?
– засмеялся Лев.
– А они прелестны, честно признаюсь. Весь вечер за ними наблюдал.
– Сестёр не тронь. Это отрада для моей души, - строго взглянул отец, а Лев рассмеялся ещё больше, склонившись над его лицом: