Мой первый встречный: случайная жена зельевара
Шрифт:
И Абернати попятился! Он спасовал перед этой чистой беспримесной злобой!
– Ты… – начал было он, и в это время прямо над моей головой что-то очень громко хлопнуло.
Пинкипейн содрогнулся всем телом. Схватился за плечо – сквозь пальцы заструилась кровь, и сейчас, когда в кабинет проникал лунный свет, я видела в ней серебряные ручейки.
Кассиан опустил пистолет. Я сумела-таки подняться на ноги – он прижал меня к себе так, словно хотел никогда не отпускать.
– Проснулся, а тебя нет рядом, – объяснил он. Сердце его билось быстро-быстро, будто Кассиан бежал со всех ног. – Запустил поисковое заклинание, бросил маячок полиции…
–
***
Тяжело дыша, Пинкипейн проковылял мимо рабочего стола, и я замерла в ужасе. Кассиан не опускал пистолета – Пинкипейн смотрел в черноту дула, и взгляд его был растерянным и усталым.
Он так долго, так отчаянно пытался стать человеком, но потерпел поражение.
Потому что людьми нас делает не кровь, а наши поступки. И он все разрушил сам.
Я не могла не смотреть на него – сломанного, разоблаченного, но не сдающегося до последнего.
– Я не тролль, – негромко, но твердо произнес Пинкипейн. Качнулся, пытаясь удержаться на ногах, оперся о столешницу. Все это время он двигался и действовал на чистом упрямстве – лихорадка брала свое, и я с искренним сочувствием, таким странным и неуместным сейчас, подумала: ему бы лежать в больничном крыле, под наблюдением доктора Даблгласса. Ему бы жить.
Я не могла жалеть человека, который собирался убить меня – и все-таки жалела.
В кабинет влетела Оливия – запыхавшаяся, в пеньюаре поверх ночной рубашки. Волосы были растрепаны, глаза горели, как у хищницы, которая догнала добычу – Оливия посмотрела на Кассиана с пистолетом, потом перевела взгляд на Абернати, который перебрасывал из руки в руку огненный шар, и спросила:
– Что случилось?
Ее взгляд был полон алчности – она смотрела на серебристую кровь, которая струилась по пальцам Пинкипейна и не могла оторваться.
– Он пытался убить Флоранс, – начал было Абернати, и я заметила, что его руки дрожат от волнения, которое он пытался сдержать, но все-таки не мог. Пинкипейн ослепительно улыбнулся и отчеканил:
– Он лунный лис. Забирай его, веди к королю. Проверь его кровь через пару дней, увидишь серебро.
Абернати ошарашенно посмотрел на Пинкипейна, словно не мог взять в толк, о чем он говорит – зато Оливия сориентировалась сразу же и резким движением правой руки отправила в сторону ректора густые золотые нити. Мгновение – и Абернати спеленало, словно муху в паутине. Он задергался, пытаясь освободиться, но у него ничего не вышло.
– Именем короля! – отчеканила Оливия и ухмылка победительницы, торжествующая и хищная, скривила ее губы. – Я забираю ректора до выяснения всех обстоятельств.
Я не могла не улыбнуться. Абернати так хотел найти лунных лис – что он теперь будет делать, когда сам оказался лунной лисой?
– Охренела?! – взревел он и задергался в коконе с утроенной силой. – Какая я тебе лиса?! Вон она! Вот ее надо брать!
Он указал на меня, и Кассиан сразу же встал так, чтобы заслонить собой от всех. Я не видела Оливии, но чувствовала, как она сейчас счастлива.
Она пылала торжеством и радостью, и этот жар раскалял все вокруг.
Победить соперника. Привести к государю-отцу желанную добычу. Освободить место возле Кассиана – да, тут будешь прыгать и плясать от радости. Все мечты сбылись.
– Он единственный лис в академии. Я думал, что прекрасная Флоранс тоже лисичка, но потом понял, что ошибался, – довольным тоном признался Пинкипейн.
Я не выдержала, выглянула из-за спины Кассиана, и увидела, что Пинкипейн беззвучно смеется, потирая глаз. – Есть у меня способ видеть лунных лисиц, но я вам его не выдам, обойдетесь. Так что просто забирай Абернати, порадуй папочку!– Ах ты..! – Абернати вновь задергался в золотой паутине, и над ней поплыли черные искры, а лицо пока еще ректора скривилось от боли.
– Отлично! – Оливия улыбалась, тяжело дыша, как после погони. Долгой погони, которая наконец-то завершилась – вот пойманная добыча, вот способ различения лунных лис.
Король будет счастлив. Теперь не Оливия будет кланяться законорожденным детям своего отца, а они ей. Может, в награду он даже признает ее своей дочерью.
А Пинкипейн в этот момент вдруг содрогнулся всем телом, выбрасывая заклинание, и между нами и им повисла сверкающая серебристая завеса. Коротко выругавшись, Оливия бросилась вперед, и завеса спружинила, оттолкнув ее в сторону.
– Стой! – воскликнул Кассиан, но Пинкипейн лишь усмехнулся и неуловимо быстрым движением прянул в сторону раскрытого окна и вскочил на подоконник.
Оливия охнула. Абернати затрясся в паутине с утроенной энергией, но так и не мог освободиться. Мы с Кассианом замерли, не в силах отвести взгляд от человека, который еще днем был нашим другом.
Все-таки от человека.
– Вы не понимаете, – с искренней грустью произнес Пинкипейн. – Вы ничего не понимаете.
И рухнул вниз. Я ожидала услышать крика, но он не кричал. Послышался тяжелый удар, и завеса, которая преграждала путь, рассеялась с легким хлопком.
Оливия бросилась к окну – посмотрела вниз, охнула и прижала ладонь ко рту. Снаружи донесся шум – кто-то бежал и резко остановился, словно споткнулся о невидимую преграду.
– Готов! – услышала я голос следователя Ренкинса. – Эх, твою же за ногу, не успели…
Полиция опоздала всего на несколько минут – и я сейчас радовалась этому опозданию. Приди Ренкинс вовремя, он мог бы остановить Пинкипейна – и тогда у короля был бы способ поиска лунных лис. Просто сиди и смотри на проходящих людей: даже если ты не хочешь, у владык есть множество способов тебя заставить.
И все-таки Пинкипейн не растерял силы духа и достоинства – и защитил меня и остальных лис в академии, когда понял, что все кончено. И ушел на своих условиях, а не на чужих.
Мне надо было ненавидеть и презирать его – но я не могла.
Я дотронулась до шеи, но крови не было. Пальцы скользнули по сухой и чистой коже. Кассиан обнял меня, прижимая к себе и гладя по волосам.
– Вот и все, Флер, – негромко произнес он. – Вот и все…
***
Утро в академии было сумрачным и тоскливым, за окном снова пошел дождь, и все, кто собрался на завтрак, сидели тихо, почти не разговаривая. Госпожа Анвен пришла в траурном платье; когда Кассиан посмотрел на нее, она вскинула руку и сказала:
– Ни слова мне не говори. Я имею право скорбеть по коллеге.
– Вообще-то он убийца, – негромко произнес Кассиан. – Это он обескровил Кайлу и Шеймуса.
Госпожа Анвен очень мрачно взглянула на него, села за стол и ответила:
– Я в курсе. Но сердце у меня все равно разрывается. Как он распознавал лунных лис?
Я лишь плечами пожала. Для всего мира Пинкипейн забрал свою тайну в могилу, спас меня и остальных лис от преследования и избавил академию от Абернати. Пусть все так и останется.