Мой первый встречный: случайная жена зельевара

– Мы можем защитить наших ребят, пусть временно, – от веселого восторга госпожи Анвен не осталось и следа. – Но лунных лис не перестанут искать. И убийца здесь, в академии. И у него свой способ, который мы пока так и не обнаружили. Лорнет Оливии это все-таки немного другая вещь.

– К тому же, я не думаю, что она вот так возьмет и отбросит приказ отца ради своих целей, – сказал Кассиан. – Лишний раз проявить себя перед его величеством и натянуть нос Абернати… она не убивала бы Шеймуса, а тащила его к отцу.

С этим нельзя было не согласиться. Мы негромко обсуждали события в академии до конца ужина, но так и не пришли к каким-то общим выводам. Потом, когда мы с Кассианом уже вошли в нашу комнату, он вдруг заметил:

– Мы ведь так и не понимаем его мотив. Зачем ему кровь лунной лисы? Как элемент исцеляющего зелья? Но мы бы знали, если б в академии был кто-то с тяжелой болезнью.

– Мой Троллийский недуг, – усмехнулся Кассиан. – Но даю тебе слово, я не убийца.

Мог бы и не говорить – я никогда не поверила бы, что Кассиан способен причить кому-то зло. Узор на ковре поменялся вместе с фазой луны; я задумчиво посмотрела на него и спросила:

– Зелье невидимости? Или избавление от порчи? Помнишь, ты говорил, что Пинкипейн справился с любовным проклятием?

– Говорил, – рассмеялся Кассиан. – Но любовные проклятия все-таки не такая штука, для которой нужна кровь лунной лисы. Их можно снять зельем дурбаган. Три капли слезы лебедя, малая мера порошка из корня мандрагоры и белая роза, которая расцвела в полнолуние.

Я кивнула и вспомнила, что в колледже Септимуса Франка никогда не было белых роз – слишком дорогой товар. Зелье дурбаган мы изучали только в теории. Кассиан поставил чайник на огонь, я прошла к окну и, глядя на тьму, которая окутала сад, предположила:

– А если ему нужен голем? Легендарный помощник, который никогда не слабеет и не устает?

– Голема придется показать в академии, – откликнулся Кассиан. – Его не скроешь от людей.

Он достал с полки чашки и вдруг сказал совсем другим тоном, теплым и мечтательным:

– И что мы все говорим о преступлениях и мотивах убийцы? Я бы предпочел вернуться к тому, на чем мы вчера остановились.

Я отвернулась от окна, чувствуя, как на щеках проступает румянец. Мне вдруг сделалось холодно, но за этим холодом горел огонь – куда там драконьему пламени.

Мы и правда говорили не о том. Никто не знал, сколько времени нам отпущено – убийца искал лунных лис, Абернати был в ярости, понимая, что его обманули, но не зная, кто именно и как это сделал. Рано или поздно он догадается о зелье, и тогда нам несдобровать… но Кассиан смотрел на меня, и все остальное лишалось смысла. Становилось ненужным и глупым.

Неправильным.

Лишним.

…У Кассиана были сильные и одновременно очень нежные пальцы – когда они скользнули по моему телу, я вдруг почувствовала себя очень важным ингредиентом зелья. Того зелья, которое сплавляет двоих в единое существо.

Губы горели от поцелуев. Там, где Кассиан прикасался ко мне, кожу охватывало огнем, но он не жег и не ранил, а окутывал теплом, на которое каждая струна моей души отзывалась музыкой. Я закусывала губу, чтобы не кричать, и все-таки не в силах была удержать крик.

Двое становились одним, ведомые тем, что наверно и было любовью. Без красивых книжных слов, без обещаний и клятв – просто движимые тем глубинным ритмом, который сплавлял навсегда, так, чтобы никто не смог разделить и разлучить.

И потом, лежа в объятиях Кассиана, я думала, что все это навсегда. Наша нежность и тепло, наша любовь, которая вдруг взяла и соединила первых встречных так, чтобы больше никогда не уйти.

Тогда я еще не знала, что уйду от него сразу же, как только часы пробьют полночь.

Глава 12

Мне приснился какой-то странный сон, очень невнятный и тревожный. Вроде бы я бежала куда-то босиком по лестнице, ступни леденели, и ночная сорочка не защищала от осеннего холода.

Кажется, я была в академии. Вот знакомая статуя Просперо Андроникуса, вот широкая лестница… куда же я так спешу, словно от меня зависит что-то очень важное, и я ни в коем случае не должна опоздать.

Нет, это все-таки не академия. Я не знала этих коридоров и лестниц, никогда не бывала в этом темном здании с неровными старинными стенами. И запаха этого не чувствовала – он, дикий и резкий, разрывал ноздри, не давая дышать.

Так пах хищник. Огромный древний хищник, для которого люди были добычей. Пищей, лакомой пищей.

Усилием воли я вырвалась из сна – стряхнула с себя призрачное видение пугающего незнакомого места, поняла, что стою босиком на полу.

Я стала ходить во сне? Такое иногда случается, когда магический фон, окружающий человека, слишком силен. Люди выходят из спален и бредут куда-то, ведомые луной и чарами. Надо будет сказать Кассиану, чтобы приготовил для меня зелье. Не хочу я просыпаться вот так, неизвестно где.

Посмотрев по сторонам, я поняла, что нахожусь в какой-то аудитории, из которой вынесли почти всю мебель. Осталось несколько рабочих столов, доска, исписанная мелом в несколько слоев, да большая установка на преподавательском столе – щетинились коготками бесчисленные металлические лапки, в колбах переливалась красноватая жидкость, в которой вспыхивали изумрудные искры…

Стоп. Если это какой-то заброшенный класс, то почему установка работает?

По стене скользнула тень – громадная, горбатая, жуткая. Один ее вид вызвал во мне тот трепет, который заставляет кролика в ужасе замереть перед змеей или волком. Тень проплыла мимо, содрогнулась, рассыпаясь на лохмотья, и я увидела…

– Господи, – выдохнула я, прижав руку к груди. – Как же ты меня напугал!

– Прости, – хрипло произнес Пинкипейн. – Но чем скорее я задавлю эту гадость в себе, тем лучше.

Он прошел к преподавательскому столу, и я заметила на нем узкий ящик с инструментами. Пинкипейн щелкнул замком, открыл крышку – я никогда не видела такого количества скальпелей.

– И что ты собираешься делать? – спросила я и не узнала своего голоса, испуганного и осипшего. Пинкипейн ободряюще улыбнулся, и троллийская зелень его глаз вспыхнула особенно ярко.

– Я знал, что у меня лихорадка гван, – сказал он. – Подцепил ее на юге… впрочем, неважно. Она спала, все было в порядке, – Пинкипейн вдруг улыбнулся совершенно безумной улыбкой, настолько чужой на его привлекательном лице, что я едва не рухнула в обморок от ужаса. – Кто бы мог подумать, что маленький забор крови после переливания ее оживит.