Мой препод Укротитель

– Ловко ты, – похвалил Бранов.

– Спасибо передачам про выживание, – отшутилась я неловко и стиснула аспирантский смартфон, надеясь скрыть дрожь, что до сих пор била тело. – Вы бы поменьше двигались, Ян Викторыч. Долго заживать будет. Кошачье… оно всегда так.

– Ничего, – наверное, в сотый раз повторил Бранов и подозрительно скривил губы. – До свадьбы заживёт.

Не успела я налюбоваться улыбкой аспиранта, а блондинистая бестия явила себя в лике луны. Невзначай напомнила о себе. Знай я на все сто, что в тот злополучный вечер Бранище видел меня на парковке, то заподозрила бы, что он нарочно сейчас про свадьбу сказал. Мол, ты уясни, Мика, всё, что происходит здесь, здесь же и останется.

Битвы, перевязки, случайные касания и улыбки для реала равны нулю. Значит, не стоит даже в тайне питать несбыточных надежд.

Что ж, наверное, это правильно. Уж лучше так.

Я поджала губы и отвернулась. Упёрлась невидящим взглядом в связанную на земле зверюгу.

В серебре лунных бликов, так напоминающих удушающие локоны Брановской бестии, кошкот больше не рычал и не дёргался. Лишь изредка жалобно мяукал, будто звал на помощь, но на удачу уже не рассчитывал.

– Что с ним-то делать будем?

– Не знаю, – отозвался Бранов. – Но оставлять так нельзя.

Аспирант поднялся на ноги и, придерживая плечо, сделал пару шагов к шерстяному комку. Склонился над ним, а я решительно кивнула.

Бранище прав. Если оставим кота, его рано или поздно найдут сородичи. Тогда мы и по болоту не убежим. Значит, придётся решать: или мы, или…

Жалобный плач, тот самый, что мы приняли за зов Оксаны, оборвал череду вызывающих дрожь мыслей.

– Пощадите! Не губите! – и снова стон, так похожий на человеческий. И если шерстяное тельце на земле в ту секунду внезапно обрело дар речи, то я оного в одночасье лишилась.

– Ты не говорила, что кошкоты умеют говорить, – попенял Бранов и мигом отступил от зверя.

Кот сразу прекратил молить о пощаде и просто горестно хныкал. Я развела руками.

– Так я и… Ян Викторович, я и сама не знала!

Глава 10. Верь себе

Возмущение, разочарование и страх росли во мне как на дрожжах. Дело в одночасье приняло неожиданный оборот! Кошкот обладал вполне связной речью, а значит, и разум у него должен быть вполне себе…

– Да что за дела?! Такого быть не может, я такого не писала!

Это ж надо! Оказывается, я о своём творении не всё знаю. Получается, я и о себе ничего не знаю, что ли? Мало того, если ещё секунду назад я была уверена, что знаю о мире всё, что нужно, то вдруг тонны подробностей бесцеремонно ломанулись в сознание.

Как наяву я видела песчаные бури в выжженых пустынях и тропические ливни в лесах у реки, питающей целый континент. Тихие заводи, полные желтопузой рыбы, и стеллажи с древними книгами, повествующими о тысячелетней истории людей, безликих богов и диких кошачьих племён.

Моя сказка вмиг раздалась вширь и вглубь! Одна беда – разложить по полочкам новые знания, чтобы они обрели полезность, не выходило. Информации оказалось слишком много. Она изнутри распирала стенки черепа.

Хотя, может, так и должно быть? Быть может, наконец чакра какая открылась, и мне просто нужно время для переосознания?

– Что же с ним теперь делать? – задумчиво протянул аспирант.

Моего ступора он и не заметил. Глаз с кошкота не спускал.

– Это… – начала я, но в горле нещадно пересохло, – это не Он.

Бранов уставился на меня с недоумением.

– Не Он?

Я помотала головой и для порядка ткнула пальцем в излохмаченный передничек на кошачьей груди.

– Не Он, а Она. Это кошечка. Совсем ещё маленькая. Ребёнок, – уточнила для пущей важности. – Маленький кошкот.

Теперь я это знала. Невесть откуда, но знала! Чудеса... Вот только Бранов на столь неожиданные подробности отреагировал неоднозначно. Не то застонал, не то протестующе замычал, баюкая перевязанную руку.

Оба помолчали. Затем аспирант поднял с земли нож, щелчком сложил, убрал в карман и безбоязненно шагнул к вновь захныкавшему от страха котёнку. Присел на корточки.

– Мда… Не думал я, что эти твои кошкоты разумные…

Я робко подступила на шаг.

– Это плохо?

– Не то чтобы очень, – напряжённо хмурился Бранов. – Просто я собирался считать информацию с него, вернее, с неё. Но с разумными у меня такая штука никогда не выходит.

– Считать информацию? – я в страхе прижала ладонь ко влажному лбу. – Погодите… Вы мысли, что ли, читать можете?

Аспирант как был, на корточках, развернулся ко мне и недоумённо вскинул бровь.

– Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?

– Да кто вас знает, – насупилась я. – Раньше я и подумать не могла, что вы в книжки телепортируетесь. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.

Бранов тихо цокнул и вновь склонился над кошкотом.

– Расслабься, Вознесенская, – проговорил негромко, чтобы не пугать и без того перепуганный насмерть шерстяной комок с ушами. – Мысли я не читаю. Да и сказал же, с разумными подобное не прокатывает. А ты, хочется верить, разумная. Хотя согласен, внешность штука обманчивая.

– Ну вот и хорошо, раз не читаете, – пропустила я колкость мимо ушей. – Мои мысли, только мои. Нечего там… посторонним шастать.

Бранов тем временем повёл головой, и я уверена была, аспирант хитро скосился на меня.

– Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои показать стыдно?

– Я вообще о вас не думаю! – воскликнула запальчиво, и Бранище недоверчиво хмыкнул.

Подумать страшно, если бы аспирант вдруг залез мне в голову. Там такой кавардак! Кентавры табунами, кошкоты, драконы, чернокрылые ангелы, к слову, жутко напоминающие всяких-яких аспирантов…

В общем, точно бы вовек стыда не обралась.

Я с трудом сдержала смешок и надавила на висок пальцами. Голова не на шутку разболелась, а череп словно в тиски взяли. Чую, аукнутся мне все переживания. Как только вернёмся домой, точно на неделю в спячку уйду.

– Так что с кошкотёнком-то делать будем? – поспешила я сменить тему. – Есть идеи?

– Ни одной, – честно признался аспирант, а затем упёрся ладонью в землю и буквально навис над тощим тельцем. – Эй, ты знаешь, где твои сородичи?