Мой препод Укротитель

Я обречённо уткнулась лбом в кошачью спину, отвратительно воняющую мокрой шерстью. Оставалось только ждать, пока Бранов-Баранов либо ещё какими своими потаёнными способностями блеснёт и спасёт нас, либо рванёт из этого треклятого книжного мира прочь.

Без меня.

***

Вода. Вода. Кругом вода.

Лёжа кульком на дне хлипкой лодчонки, я молилась лишь об одном: чтобы чёртово кошачье каноэ не перевернулось. Спасать меня никто не бросится, а связанная по рукам и ногам я в одночасье пловцовские навыки навряд ли обрету.

Кошкот, возвышаясь надо мной будто Колосс Родосский в одной набедренной замызганной повязке, мерно грёб длиннющим деревянным веслом. Молчал.

Я тоже молчала. Теперь молчала. Пока к реке не вышли, и без того вопила почём зря, а теперь копила силы. Когда доберёмся до звериного селения, молить о пощаде, похоже, придётся долго, громко и… убедительно.

Густая трава, растущая вдоль «судоходного» коридора, шуршала от каждого прикосновения. Воздух полнился шорохами, потому я справедливо полагала, что за нами и перед нами скользило не меньше десятка лодчонок, а значит, Бранов где-то там. Да и золотого сияния я не видела, а оно наверняка наделало бы немало шума.

Может, аспиранту свобода рук нужна, чтобы сотворить переход?

Пытаясь углядеть знакомую взъерошенную макушку, я приподняла голову и вмиг удостоилась злобного кошачьего прищура. Лодка ходуном заходила. Одно неверное движение, и низкий борт черпнул бы мутной воды! А кот явно не горел желанием искупаться. Даже пригрозил многозначительно поднятым над водой веслом, чтобы не ёрзала.

Пришлось со вздохом вернуться на положенное место. Не хватало для полного счастья ещё по макушке огрести.

Плыли ещё долго, но наконец лодка шаркнула по дну. За звуком последовал и лёгкий толчок. Кот проворно перемахнул через бортик, ухватил каноэ на нос и, не напрягаясь, выволок на берег вместе со мной. Затем невозмутимо обхватил меня обеими лапами и забросил себе на плечо.

Я охнула. Дыхание от тычка под дых перехватило. К голове стремительно прилила кровь.

Приподнявшись, я вновь пыталась отыскать аспиранта.

Другие кошкоты тоже причаливали и ловко заволакивали лодки на сушу. Хотя, если уж честно, не сушу, а округлый обрывочек земли, спрятавшийся средь болотных трав и освещённый парой высоких факелов. Тонкие огоньки, отражаясь в воде, сверкали в ночи повсюду, куда взгляд ни кинь.

Выходит, островок здесь не один и не два. Неплохо коты устроились.

Кошкот тем временем бесцеремонно прихлопнул меня лапой по бедру. Грозно приказал не возиться, и я послушно повисла, будто завяла. Отчаяние и впрямь лишало сил.

Что делать? Как быть? Всё наперекосяк пошло, а я, как утверждал Бранов, единственная, кто знает этот мир, внезапно оказалась не у дел.

Кто бы мог подумать, что теплолюбивые зверолюды-убийцы окажутся разумными существами? Еще и жизни в сухих песках предпочтут путешествия на лодках по узким, поросшим травой тропам в дельте реки.

В том, что мы именно у реки, сомневаться было глупо. И навряд ли я удивилась бы, узнай, что коты ещё и сельским хозяйством на плодородных, сдобренных илом землях удумали заниматься. Хотя вот была бы забава.

У них ведь лапки. Лапки! Как же они ими?..

Я затряслась от истерического хохота, за что получила очередной шлепок.

Преодолев по хлипкому верёвочному мосту небольшой островок, служащий причалом, кошкот, а вместе с ним и я, перебрался на островок побольше. Бесцеремонно сгрузил меня на землю.

Несмотря на то что я вымокла с головы до ног, холода не ощущала. Ночь была тёплой. Однако я всё равно инстинктивно сжалась в комок, пытаясь оказаться поближе к огромному, пылающему пунцовыми угольями костру.

Пара внушительных стволов шлёпнулась в очаг, подняв тучу искр. Пламя жадно объяло поленья, и света стало в разы больше. Появилась прекрасная возможность оглядеться и оценить обстановку.

Здесь же, на острове, поодаль от костра, на невысоких столбах-сваях расселся шалаш. Он величественно чернел острой, напоминающей пагоду крышей, и занимал едва ли не половину островка. А раз так, то и важность должен был иметь стратегическую.

Со всех сторон и впрямь уже вовсю скрипели мостки. Непомерно длинные кошачьи когти цокали по деревянным настилам, а громкие выкрики объявляли общий сбор. Значит, я оказалась права – у зверья здесь лобное место или… столовая.

Я с опаской скосилась на внушительное кострище. Только бы нас с аспирантом без суда и следствия не изжарили, нанизав на вертел, как кабанчиков.

Пару минут спустя рядом усадили и Бранова. Руки аспиранта были туго стянуты за спиной, но в отличие от меня, весь путь он прошёл сам. На плече его никто не нёс. Потому и вид у аспиранта был порядком измотанный.

Однако едва сопровождавший Бранова кошкот отошёл, аспирант оживился и уставился на меня.

«Три, два…» – беззвучно начал отсчитывать он, многозначительно тараща глаза, и я кивнула. Поняла к чему дело шло. Пора покидать сцену.

– Яфа, доченька!

Тонкая как веточка кошечка, завёрнутая в кусок светлой ткани на манер туники, бросилась из толпы. Обняла котёнка, а вместе с ним и Маду, и зачастила.

– Ты нашёл её! Нашёл! Она ранена?

Маду стриганул ушами и зыркнул на собрата с копьём. Тот и ещё пара кошкотов без лишних слов ринулись к нам с явно недобрыми намерениями.

Вот ведь телепаты, ей-богу! Знай себе кивают да хвостами трусят.

Бранов совсем разволновался.

– Времени нет, Мика, – будто извиняясь, выдохнул он и рванул ко мне, а я инстинктивно подалась навстречу.

Столкнулись мы с силой ни на йоту не меньшей, чем частицы в адронном коллайдере. И если аспирант старался нанести мне поменьше увечий, я вышибла из его, а заодно и из своих лёгких, весь воздух подчистую. Ещё и затылком беднягу к земле приложила.

– О-ох… – только и выдал Бранище, зажмурившись, а коты уже засуетились, зашипели.

– Не смейте! Не трогайте! Я свободный человек! – меня, как ту самую репу из сказки, семеро тянули. Но я визжала и, обхватив аспиранта ногами поперёк талии, стояла насмерть. – Переносись! Переносись, скорее!

Но, увы, телепортационными навыками Бранов блистать не спешил. Поэтому вскоре меня, брыкающуюся и орущую, оттащили от аспиранта поближе к шалашу.

Обозвали дикой, стянули ноги покрепче и для верности навязали ещё пару узлов на запястьях. А затем и вовсе прижали спиной к одной из плохо обтёсанных шалашных свай и обкрутили грубой верёвкой. Так что теперь всё, что мне оставалось – это сидеть, будто злобная гусеница в коконе, и зыркать на всех, кто решался приблизиться.