Мой путь озарён рассветом

Проходили ли Финида и Марика через подобные изменения отношений? Я не знала, но в темноту ночного парка вошли не две девушки, соревнующиеся в остроте своих языков, а две раски, готовые сражаться за своё любыми средствами.

Едва ли Малисана спланировала нашу встречу. У неё не было при себе оружия, у меня, впрочем, тоже, если не считать посоха киирина, неизменно болтавшегося у меня на руке в виде браслета. Однако применять его в бою с противником, которого нельзя убивать, определённо не стоило. Откровенно говоря, я надеялась, что, пользуясь пустотой и тишиной парка, мы от души накричим друга на друга и на этом всё закончится, но я вовсе не была уверена, что смогу сдержать всё бушующие внутри меня чувства.

Всё в том же молчании мы добрались до центра парка. Поскрипывал под ногами снег, а сосновые ветви нависали над нашими головами, подобно лапам странных существ.

— Зачем ты делаешь это с ним? — спросила я, останавливаясь.

Малисана дёрнула ушами и, сделав особый упор на слово «ты», повторила мой вопрос.

— Я ничего с ним не делаю. Не моя вина в том, что я его не люблю.

— Ты даже не понимаешь, в чём твоя вина? — презрительно уточнила она. — Питер рассказал мне всё. Всё про тебя. И про Криса.

Я стиснула зубы, гадая, что мог напридумывать для ученицы Слышащей отчаявшийся влюблённый маг, а та, как-то странно сгорбившись, вдруг зло прорычала:

— Он никогда не будет твоим. Никогда! Или мой, или ничей, ты поняла? Он не вернулся ко мне только потому, что Фаина лишила его способности любить кого-либо. Ты не посмеешь тронуть моё, не посмеешь!

Волна её злости долетела до меня по миру духов, заставив всех немногочисленных мелких демонов взвиться в предвкушении. Я почувствовала, как дрожат от рвущейся наружу ярости мои руки.

— Крис уже был моим однажды. Когда он остался один, когда потерял всё, я была с ним рядом, я была близка ему, как никогда и никто! Я одна могу вернуть ему счастье. Я должна вернуть его себе! Ты мешаешь.

— Питер тут ни при чём.

Моя попытка встать на защиту мага получилась откровенно жалкой, и Малисана, ещё ниже пригибаясь к земле, процедила всё тем же рычащим голосом:

— Я разрушу всё, что тебе дорого. От тебя отвернутся все, а кто не отвернётся, будет страдать вместе с тобой! Ты будешь рыдать и молить о пощаде, но будет слишком поздно.

Никто и никогда раньше не напоминал мне безумную колдунью так сильно, как ученица Слышащей сейчас.

— Ты свихнулась совсем как Фаина! — прорычала я ей в ответ, тоже принимая удобную для начала драки стойку. — Но ты не можешь заставить меня страдать.

Зелёные глаза мелькнули бешеным блеском.

— Могу! Потому что я буду с Питером до той самой поры, когда Крис вернётся ко мне. Питер не поверит тебе, если ты передашь ему этот разговор, а Крис обязательно вернётся. Он не будет с тобой. Он никогда не полюбит ту, кто уже любит его!

Однажды в своём забытом прошлом я видела чёрное пламя. А может, и не видела, а чувствовала, как оно разгорается в моей душе, сжигая всё, чего касалось, совсем так же, как это происходило теперь. На что рассчитывала Малисана, отправляясь со мной в этот парк? Быть может, она хотела разозлить меня и нарваться на драку, чтобы потом прилюдно рассказывать, как я набросилась на неё? Ну и, конечно же, насладиться возможностью расцарапать моё лицо ногтями, иначе для чего она сняла свои перчатки?

Бой девушки с девушкой без оружия, без смысла, без пощады — вот чего ждала моя противница, не зная, что всеразрушающее пламя чёрной ярости, которое она так неосторожно пробудила, только что сожгло последние остатки здравого смысла, сдерживавшие меня. Как бы всё сложилось, не будь я переполнена раздражением после этой пятидневки мучений со школьниками? Или если бы Крис дал мне понять, что я ему безразлична, или, в конце концов, если бы я не таскала свой посох при себе постоянно? Этого мне не было дано узнать. Потому что я тоже сбросила перчатки и, обдирая кожу, стянула с левой руки деревянный браслет, немедленно вытянувшийся в посох, давая Малисане понять: бой будет не между двумя безоружными девушками. Бой будет между безоружной девушкой и очень злым киирином.

— Давай! — выкрикнула я, делая шаг к противнице и по-звериному скалясь, когда она в испуге отступила назад. — Давай, рушь мою жизнь! — орала я, не жалея горла. — Делай что хочешь, не сдерживай себя, потому что я тоже больше не буду.

Посох змеился в моих руках, будто был живым существом, а не куском мёртвого дерева. Малисана попятилась, наткнулась спиной на кусты и, осознав, что загнала себя в ловушку, решилась на отчаянные меры. Я видела на её лице ужас и ненависть, когда она кинулась мне под ноги, сбивая на снег, и я упала бы, но посох изогнулся, кажется, даже быстрее, чем я успела об этом подумать. Опершись о него, я сумела удержаться на ногах.

А в ногах у меня лежала Малисана. Она попыталась откатиться, но я безжалостно пнула её в бок. Было странно осознавать, что я причиняла физическую боль другому человеку просто для того, чтобы причинить ему боль. Даже убивая, я никогда не мучила свои жертвы, стараясь оборвать их жизни, а не заставить их страдать. Я на мгновение замешкалась, и моя противница воспользовалась этим. Всхлипывая от боли, она вцепилась мне в ногу, и тогда я огрела её посохом по голове и мир почернел в моих глазах.

Я била Малисану посохом киирина, не сдерживая ни себя, ни его. Мы были одним целым — человек и убийственное оружие, горная рысь и тигр. Мы не вырывали друг у друга власть, мы били. Ученица Слышащей свернулась в комочек и кричала, но я не останавливалась, утопая в своей ярости.

— Ну, давай! — рычала я. — Рыдай! Моли о пощаде!

И Малисана заплакала в голос. Захлёбываясь слезами, она выдавливала из себя:

— Не надо больше! Не надо! Прости! Пощади! Не надо!

Но я остановилась только после того, как вдруг ясно разглядела пятна крови на белом снегу. Тогда я остановилась и, тяжело дыша, оперлась на свой посох.

Я не убила Малисану. Безжалостное оружие, способное одним прикосновением лишить жизни любого, много раз ударяло ту, кого я так безумно ненавидела в этот момент, и всё-таки ученица Слышащей отделалась сильными ушибами, разбитой головой и, может быть, парой сломанных костей. Она корчилась на снегу и рыдала, а над нами через лапы сосновых веток мерцали яркие холодные звёзды.

— Лежи тут, — низким хриплым голосом велела я Малисане, как будто она могла куда-нибудь уйти. — Я пришлю к тебе кого-нибудь.

И, вернув посох на руку в виде браслета, я поспешила к выходу из парка. Чёрное пламя злости отгорело, и на его место пришёл холод. Первому попавшемуся прохожему, пряча лицо, я коротко сообщила, что в центре парка лежит избитая ученица Слышащей, и немедленно убежала прочь. За мной не погнались: вид у меня был дикий. Надеясь, что Малисане не дадут умереть, я быстрым шагом спешила домой и гадала, что же мне теперь делать.

Так или иначе, Малисана своего добилась. Теперь от меня должны были отвернуться все. Я представляла, как Кора выгонит меня из дома, как Марика скажет, что я её разочаровала, с каким ужасом на меня посмотрит Питер и как перестанут разговаривать со мной Диса и Сона. Арран запретит мне видеться с крокодильчиками, а старички-библиотекари и близко не подпустят меня к своим книгам.