Мой Рагнарёк

– И это лишний раз доказывает, что я – обыкновенный человек. По крайней мере, был им не так давно, – усмехнулся я, вспомнив свой последний визит к стоматологу. Не так уж давно это было, если измерять время с помощью часов и настенных календарей.

Я решительно отогнал сие омерзительное воспоминание – только этого мне не хватало! – и попросил Афину:

– А теперь все-таки отвернись, ладно? Мне действительно пора.

Она кивнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро зашагала по залитой лунным светом тропинке.

Несколько секунд спустя я проснулся возле своего угасающего костра в таком замечательном расположении духа, что это даже настораживало.

– У тебя снова изменились планы, Владыка? – понимающе спросил Джинн.

На сей раз в его голосе не было укоризненных ноток. Наверное, Джинн успел раз и навсегда смириться с моими причудами.

– Представь себе, нет. Нет у меня никаких планов, так что и меняться нечему. Пусть себе идет как идет!

– Я воистину счастлив услышать, сколь искренне ты произносишь это вечное заклинание мудрецов.

– Сейчас я тебя разочарую, – улыбнулся я. – У меня все-таки есть одно неотложное дело. Сначала я его сделаю, а вот потом, пожалуй, действительно стану мудрецом. Всю жизнь собирался, а тут такой шанс…

У меня действительно имелась проблема. Всего одна, но мне казалось, что ее надо уладить как можно скорее. Все эти религиозные секты, о которых рассказывал Анатоль… Смех смехом, но было в них что-то катастрофически неправильное.

Пока я пил чай с привкусом кислых зеленых яблок, я понял, в чем дело. Тут я был ужасно похож на своего коллегу, Одина: тоже панически боялся совпадений с каноническим описанием конца мира. Только для Одина каноническим было прорицание Вёльвы, а для меня, в силу культурных традиций, еще и видения сумрачного отшельника Иоанна.

Вообще-то пока все было в порядке. Я имел все основания полагать, что все-таки не являюсь «зверем, выходящим из бездны» или «космическим узурпатором» – обещанная «труба архангела» принадлежала чернокожему Чарли Паркеру, да и действовал я вовсе не «во имя свое», а по просьбе этого неотразимого мультяшного красавчика, Аллаха.

Но были там слова «в храме Божием сядет он как Бог, выдавая себя за Бога». Разумеется, ни за какого «бога» я себя выдавать не собирался. Но мои люди справились с этой задачей самостоятельно, и это мне очень не нравилось. Надо было выбить из них дурь, и чем скорее, тем лучше.

– Хочу прочесть коротенькую, но содержательную лекцию своему верному войску, – сказал я Джинну. – Как бы мне устроить, чтобы они меня услышали, все до единого?

– Забавный вопрос, Владыка, – снисходительно улыбнулся он. – Тебе достаточно просто этого захотеть. Впрочем, я могу помочь тебе вознестись в небо над их головами.

– Пожалуй, не стоит. Я как раз собираюсь сообщить им, что я, в сущности, – такой же чайник, как и они сами. Если при этом они увидят в небесах мой сияющий лик, все разумные аргументы будут выглядеть довольно бледно, сам понимаешь.

– Ты собираешься сказать этим несчастным людям, что ты не бог и поэтому они не могут рассчитывать, что в последний момент ты спасешь их никчемные жизни и души заодно? – переспросил Джинн. – Но им вряд ли нужна такая жестокая правда. Ты отнимешь у них последнюю надежду.

– Вот! Именно это я и собираюсь сделать. И не потому, что я такой уж великий злодей, скорее наоборот. Чтобы получить шанс на бессмертие, надо отказаться от надежды на него. Вообще отказаться от надежды. Отчаяние – удивительный ключ к могуществу, даже не ключ, а отмычка, способная открыть почти любой замок… И обычно это единственный ключ, доступный человеку.

– Я не понимаю, – нерешительно сказал Джинн.

– Конечно, ты не понимаешь. Ты же не человек. А мой рецепт хорош только для людей.

– Ты действительно уверен, что отчаяние пойдет им на пользу?

– Я никогда ни в чем не уверен. И скажу тебе по секрету: это самое неоспоримое из моих немногочисленных достоинств!

А через полчаса я ораторствовал, стоя в центре необозримо огромной толпы. Таинственная связь, которая установилась между мной и моей армией во время перехода через призрачный храм Сетха и заставила их дышать в одном ритме со мной, снова дала о себе знать. Я чувствовал, что даже те люди, чьи головы казались мне разноцветными точками у линии горизонта, и те, кого я не видел вовсе, слышат каждое мое слово. Мне даже не требовалось повышать голос.

– Я пришел, чтобы отнять у вас последнюю надежду, – начал я, памятуя о недавнем диалоге с Джинном. – Я пришел, чтобы сказать вам: я – не тот, кто сможет спасти вас. Единственное, что я могу, так это в назначенный срок привести вас к тому месту, где решится наша общая судьба. Поклоняться мне глупо и бесполезно. С таким же успехом вы можете поклоняться друг другу или выпросить у моего Джинна по зеркалу и молиться собственным отражениям. Может быть, я – один из вас, а может быть, меня вылепили из другого теста – какая, к черту, разница! Я, как и вы, не знаю, что ждет нас завтра и уж тем более в это роковое полнолуние последнего декабря. Я, как и вы, боюсь смерти и пытаюсь отсрочить тот день, когда она пригласит меня прогуляться за линию горизонта. И имейте в виду: если кто-то и сможет уговорить судьбу переменить свое ужасающее решение, этот парень – не я. Поэтому не тратьте драгоценное время на то, чтобы повторять мое имя перед тем, как заснуть, эти удивительные мгновения между явью и сном можно использовать с большей пользой. А меня не надо ни любить, ни бояться. Это попросту непрактично, поскольку ничего не меняет. Я – не «большой босс», не «строгий папочка», который может спасти праведных и наказать нехороших. Никакого «папочки» нет и никогда не было. У вас осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на старые добрые глупости.

Миллионы людей молчали, затаив дыхание. Их молчание не было ни гневным, ни испуганным. Мне даже показалось, что в конце моего «большого откровения» по толпе пробежал тихий вздох облегчения, всколыхнувший неподвижные лица слушателей, как полуденный ветерок сухую траву.

А потом я почувствовал, что все они хотят спросить у меня примерно следующее: «Ладно, шеф, положим, ты действительно не „большой папочка», но скажи, что же нам теперь делать?»

Даже не так; на самом деле каждый хотел спросить: «Что теперь делать МНЕ?»

– Давайте будем просто жить и идти дальше. Это наша судьба, изменить которую мы с вами пока не в силах, – мягко сказал я. – Мы все знаем, что скоро этому прекрасному миру придет конец, но сегодня сверкающие песчинки рассыпаютсяпод нашими ногами, и солнце каждое утро и каждый вечер поджигает горизонт – специально для наших с вами глаз – все еще широко открытых! – а потом сумерки окрашивают все в изумительный синий цвет. У нас очень мало времени, но оно все еще есть, и мы можем попробовать закончить свою биографию, коряво нацарапанную на клочке туалетной бумаги таким ошеломительно красивым росчерком, что ангелы, ответственные за чтение этой макулатуры, раскаются и сделают себе харакири… Но для начала прекратите ваши идиотские споры о том, каким образом следует преклоняться перед моей персоной. Как крупный специалист в области познания себя, могу однозначно порекомендовать: ничего не надо. Вообще ничего.

Я повернулся и пошел прочь – в ту сторону, где не было никакой толпы, только вдалеке паслись несколько белоснежных дромадеров, чьих хозяев я уже как-то незаметно привык считать своими друзьями. Я чувствовал себя очень усталым и одновременно таким легким, что хотелось набить карманы камнями, чтобы ветер не унес меня как воздушный шарик. Думаю, так чувствует себя всякий, кто успешно закончил постылую, но очень нужную работу, которая долгое время висела на нем тяжким грузом.

Наше путешествие на север продолжалось. Я не вел счет дням и не утруждал себя составлением перечня событий. Кто бы мог подумать: я был спокоен и почти счастлив. И самое главное: я больше ничего не боялся.