Мой ректор военной академии

– Давай снимать?
– блеснули его глаза.

– Ма-а-ам!
– раздался с первого этажа вопль Паши.

Мы переглянулись - и понеслись вниз.

– Что?
– спросила я, оглядывая его на предмет повреждений.

– А что есть поесть?

Я зарычала:

– Ты издеваешься? Я пока вниз летела, все успела передумать!

– Ну, прости. Я просто очень-очень голодный.

– Саквояж верни, - распорядилась я. И развернулась к хозяину дома.
– Милорд...

Улыбка его померкла. Выражение лица сразу стало холодное и отстраненное.

– Пойдем, - потянула я его за собой.

– Возьми, пожалуйста, саквояж. Паша, мы спустимся... Как только спустимся. Потерпи. Не ори. И не пугай меня.

– Да, мама, - серьезно ответил он, посматривая на непростое лицо молчащего милорда Верда.

Мы поднялись наверх. Он прошел к кровати и тяжело на нее опустился.

– День был тяжелый, - проговорила я - и села рядом.

– Иной раз мне кажется, что все наши отношения - это потому, что я настаиваю. А вы мне не отказываете, потому что вам нужна защита.

– О как... И к этому гениальному решению вы пришли на основании того, что я вас не назвала по имени?

– Скажите, Ника... Как вы меня называете в мыслях?

– Чаще всего "милорд", - честно призналась я.

– Вот видите...

– Что именно я должна увидеть? И услышать? Что вы только что сказали, что я - расчетливая стерва, которая пользуется вами, чтобы забраться повыше и устроиться поудобнее. И спит с вами за статус и защиту. Я это должна была услышать? Хотя, нет. Если через постель - это уже не стерва. Это уже...

– Ника, прекратите.

– Да почему... Вы же этого ждете. Что так все и окажется...

– Тогда - почему?

– Потому что мне слишком непривычно. Потому что я старательно учила, что вы - милорд Верд. Очень боялась неправильно назвать или что-то перепутать. У нас ведь такие обращения не приняты. И потом... Мне просто нравится называть тебя милордом. Тебе идет. И очень романтично...

– Не понимаю... Милорды - это все мужчины вокруг тебя...

– Нет. Ты не понимаешь, - замотала я головой и погладила его по щеке.
– Это ты. Только ты... Такой властный. Такой нежный. Такой... желанный.

– Ника, - прошептал он и опрокинул на кровать, нависая надо мной.

– Милорд, - из вредности сказала я.

Скривился, но целовать стал.

– Отнесись со снисхождением к моим тараканам - и я отнесусь со снисхождением к твоим, - прошептала ему я.

– Как это? Что за тараканы?
– он так серьезно задумался над тем, что у меня есть какие-то непонятные ему зверьки - даже домогаться перестал.

– Это так говорят, когда у человека в голове есть какие-то пунктики, комплексы, навязчивые идеи. От которых он может и страдать, но на самом деле он их и холит, и лелеет. Это как твоя идея о том, что ты - бастард. Это как моя идея о том, что мне не стоит к тебе привязываться...

– Значит, у нас с тобой в голове тараканы?

– Точно, - рассмеялась я.
– Размером со слона.

– И что нам с ними делать?

– Давай попробуем их подружить...
– мне надоело с ним разговаривать - и я позволила своим рукам легкие бесчинства.

Платье он на мне все-таки порвал. И ладно, и не жалко... Хотелось скорее дотронуться до него обнаженной кожей. Застонать от его прикосновений... Застонать... Дети...

– Полог я поставил - нас не слышно, - прошептал он мне, - и тоже дал волю рукам. И не только рукам.

– Ричард...

– С тобой надо как можно чаще заниматься любовью, чтобы хотя бы послушать, как ты зовешь меня по имени.

– Так я и не против.

Разве ж только не против... Я сходила с ума от его прикосновений. Я жаждала ему принадлежать. Я даже в какой-то момент подумала о том, что после такой ночи должны на свет появляться дети...

– Дети..., - сказала я много позднее, когда мы уже успокоились.

– Останутся голодные?

– Что?
– удивилась я, потому что думала о другом.

– Пауль. Да и Рэм. Их надо покормить, - и он поднялся - и стал одеваться.
– Лежи. Я найду хлеба и мяса, сыр должен быть. Там много чего приготовленного, только надо показать им, как это все доставать из стазиса.

– А что это такое?

– Это такое особое заклинание, позволяющее сохранить неживую материю от распада. Бытовая магия, очень удобно. И заклинание, чтобы продукты можно было съесть, совсем простенькое. Пойду, покажу.

Я скользнула в сон. Не знаю, сколько спала, но проснулась оттого, что замерзла. За окном было по-прежнему темно. Ричард еще не вернулся.

Вытащила из саквояжа родную одежду. Никогда не думала, что буду так радоваться джинсам и футболке. А уж нормальные трусики и - какое счастье - обычный бюстгальтер - приведут меня практически в состоянии экстаза. Посмеиваясь над собой, я тихонько пошла по направлению к лестнице.

– ...Недопустимо, - услышала я голос Рэма.
– И вы, как никто другой, должны это понимать.

– Должен напомнить, ваше сиятельство, - надо же, милорд Верд, произносит это без иронии, серьезно. И даже как-то...смущенно.
– Мы поженимся через несколько недель.

– Дело в уважении, - упрямо гнул свою линию юный герцог.
– Миледи Вероника - мой опекун и такое поведение, пусть косвенно, но кидает тень на меня.

Я не знала - злиться мне или хохотать... Или пойти дать по башке. Всем. Это абсурд какой-то. Еще четырнадцатилетние подростки не занимались моим моральным обликом...

– А почему бы вам, уважаемые Рэм и Пауль, не заняться своими делами. И не заниматься моими?
– обратилась я к молодым людям.

Они подскочили. Пашка покраснел. Рэм как-то тоже подрастерял напыщенность и уверенность.

– Или вы хотите сказать, что я делаю что-то такое, из-за чего вы можете меня стыдиться?
– я переводила взгляд с одного на другого, вынуждая их по очереди смотреть в мои глаза.

– Но, миледи, - начал Рэм. Я не сводила с него взгляд - он смешался.

– Вероника, оставь. Они в своем праве. Они - твои сыновья - и защищают тебя. Не прав в данной ситуации я - и я это признаю.

– Вы все не понимаете. Я счастлива... Я впервые за многие годы счастлива. И вот скажи мне, Паш, как меня можно за это осуждать, - я подняла на него глаза - и поняла, что плачу.