Мой темный принц

Повторяю - ее сиськи были голыми, загорелыми, великолепными и прямо перед моим лицом. У нее был пирсинг в соске. Мой член шлепнулся на пресс, потекла сперма.

— А ты знал, что я могу это делать? — пробормотала она, обхватив зубную щетку.

— Заставить меня наложить в штаны, просто существуя? Конечно.

Как человек вообще узнал, что может делать стойку на голове? Я сделал мысленную пометку следить за ней внимательнее, чтобы не обнаружить ее вверх ногами в кустах шипастых роз после неудачного четверного сальто назад.

Зубная щетка со звонким смехом упала на пол.

Брайар засияла, пена от зубной пасты потекла по ее щеке.

— Я йог?

— Очевидно.

— Отлично. — Она все еще была вверх ногами, и ей был виден мой стояк. Я мало что мог с этим поделать. — Какие еще у меня есть увлечения?

— Делать мне синие яйца.

Она осторожно опустила ноги на пол, выпрямилась и направилась ко мне, покачивая бедрами при каждом шаге.

— Мы можем позаботиться об этом, ты же знаешь. — Ее голос вился между нами, как дым.

Она подошла ко мне вплотную, и как раз в тот момент, когда я подумал, что она обхватит меня за шею, она удивила меня, взмахнув ногой, как балерина, и подперев лодыжку моим плечом. Ее тело прижалось к моему, вся длина ее длинной ноги оказалась прижатой ко мне. Ее киска оказалась вровень с моей эрекцией.

Мои глаза закатились. Я заставил себя закрыть их, задыхаясь, напоминая себе, что эта помолвка, в отличие от моего влечения, была ненастоящей. Если бы она была в здравом уме, она бы кастрировала меня прямо сейчас, используя кусачки для ногтей, чтобы максимально оттянуть боль.

— Детка. — Я потянулся, чтобы поцеловать ее пуговичный носик. Клянусь, на секунду я почувствовал, как мой член уперся в губы ее киски сквозь одежду. — Мы не можем делать это прямо сейчас. — Я поцеловал пятку ее босой ноги, медленно помогая ей поставить ее на плитку. — Поверь мне, нет ничего, что я хотел бы сделать больше, чем... ну, тебя. Но нам нужно дать тебе время на адаптацию. Перед тем как ты потеряла память, мы поссорились. Ты злилась на меня. Я не хочу пользоваться тобой.

Я не мог рассказать ей всю правду. Но я мог откровенно сказать, что заниматься сексом было не самой лучшей идеей. Конечно, это была чертовски замечательная идея. Возможно, лучшая идея, которая когда-либо возникала у кого-либо, где-либо, в любой точке цивилизации. Но ее истинное «я» не захотело бы этого.

Повернувшись к раковине «Джека и Джилл», она выплюнула зубную пасту и налила воду в чашку, чтобы прополоскать зубы.

— Из-за чего мы поссорились?

— Я не могу тебе сказать.

Она обернулась и вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Почему?

— Доктор Коэн велел мне не беспокоить тебя ничем, что может тебя расстроить. То, что я сделал, тебя расстроило.

Она сузила глаза.

— Измена меня расстроила?

— Как я уже говорил, я никогда не изменял тебе и никогда не изменю. — Я оперся локтем о дверной косяк и взъерошил волосы. — Однако, в духе полной прозрачности, я не воздерживался в тот период, когда мы расстались.

И этот период длился пятнадцать лет.

Она положила зубную щетку на место и бросила полотенце для лица в модную корзину для белья.

— Ты меня беспокоишь.

Я оттолкнулся от дверной коробки, подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в лоб. Мои губы задержались на ее коже.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я обожаю тебя. Я бы никогда не причинил тебе боль. У нас произошла заминка. Я просто хочу подождать, пока ты восстановишь память, прежде чем мы займемся сексом. Если после того, как ты все вспомнишь, ты все еще будешь хотеть меня в своей постели, я обещаю, что никогда не уйду.

Она подмигнула мне.

— Значит ли это, что мы не будем спать в одной постели?

— Если тебе неудобно, я могу воспользоваться одной из комнат для гостей.

— Нет. — Она положила ладони мне на грудь. Мы оба заметили, как бешено заколотилось мое сердце. — Я не хочу спать одна. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

— Твое желание - мой приказ.

— Но никакого секса, пока я не вспомню?

— Никакого секса, пока ты не вспомнишь.

— Хорошо... но как только я это сделаю, ты должен будешь съесть меня в течение сорока минут. — Она подняла бровь. — Как ты делал это в Версальском дворце.

— Это было пятьдесят минут, и конечно же.

— Пока выводил буквы моей татуировки.

— Договорились.

Шансы на то, что она захочет иметь хоть какое-то отношение к моему члену, не говоря уже о других органах моего тела, после того как вернет себе память, были невелики.

Мне некого было винить, кроме себя.

24

Оливер

Девятнадцать лет

— Поздравляю тебя с восемнадцатым днем рождения. — Брайар Роуз подняла свою рюмку с текилой в небо. — До дна.

Она прижала рюмку к губам и откинула голову назад. Я сделал то же самое, ища в ее глазах признаки приближающегося срыва.

Ее родители не явились в женевский дом, чтобы отпраздновать ее день рождения или выпускной. Они оставили сообщение экономке. Что-то о том, что в последнюю минуту получили приглашение на Виноградник Марты от сенатора.

С тех пор Обнимашка разражалась плачем каждый второй час. Поэтому я принял решение забрать ее из этого дома, стены которого пропитаны гнетущими воспоминаниями.

Мы отправились на поезде в Париж, чтобы провести ее день рождения в нейтральном месте. Как только мы приехали, она потащила меня в сомнительный салон, где девушка-гот с чернилами сделала ей татуировку на бедре.

Для своего следующего завоевания она хотела набить желудок выпивкой, чтобы получить свой первый легальный опыт употребления алкоголя.

Я приподнял бровь, изучая свою расстроенную подругу.

— Ты в порядке?

В своем мини-платье с румяными блестками и волосами, перевязанными лентой от Chanel, она выглядела как сошедшая с доски Pinterest.

Брайар Роуз постучала костяшками пальцев по липкой барной стойке, замахнувшись указательным пальцем на очередную порцию напитков.

— Персиковое. Никогда не было лучше.

Бармен подошел к нам и разлил по четыре бокала. Пока мы ждали, Брайар Роуз выхватила у меня нетронутую рюмку, отмахнувшись ею, как профессионал. Годы, проведенные нами в тайне от всех, явно не прошли даром.

Она откусила ломтик лайма и отбросила его, не поморщившись.

— Спасибо, что пришел сюда.

Я перекинул руку через спинку ее табурета, изучая ее лицо. По закону она могла пить во Франции, но я знал, что если она напьется посреди переполненного парижского бара, это не поможет ей чувствовать себя лучше.