Мой встречный ветер

— Такого слова не прозвучало. Он сказал, Ника… — Голос задрожал, будто еще мгновение — и меня во второй раз за день попросят ответить на это признание. — Ника, ты мне нравишься, но больше, чем друг… или не как друг, а как девушка. А я сказала — нет слов. Прямо так и сказала. Обидела.

Илья несколько мгновений помолчал, потом заметил:

— Даже если обидела — в этом нет никакой твоей ответственности.

— Позволила понравиться кому-то больше, чем друг, — я хмыкнула. Звучало ведь по-глупому, но как сильно беспокоила вся эта ситуация. — А где эмоция? Что-то не вижу, чтобы у тебя глаза округлились.

Не выдержав, я все-таки щелкнула выключателем. Кухня залилась желтым светом плавно, неравномерно, как будто поглотилась туманом. Илья сощурился.

— Чему тут удивляться? Я скорее удивлен тому, что ты таких признаний не приносишь по несколько штук в день.

— А должна?

Вот у меня уже точно глаза стали двумя фарфоровыми блюдцами с серой каемочкой.

— Прикольная ты. — Честное слово, я не помню, чтобы кто-то когда-то говорил мне, что я прикольная… — Такая вся… с тонкой душевной организацией, себе на уме, но цепляет.

— Ну спасибо, — пробурчала я. Обозвал меня чокнутой, но сделал это красиво. Типичный мой Илья. — Но делать-то мне что? Как теперь с ним общаться?

Илья пожал плечами.

— Ему тоже будет не в кайф, если ты будешь разыгрывать взаимность, но при этом ее не испытывать.

— А что мне тогда разыгрывать?

— Ничего. Если ничего к нему не испытываешь, так и скажи, чтобы он не ждал. Хотя я уже понял, что ты любишь заставить всех подождать. — В меня полетел укоризненный взгляд. — И, если после таких признаний в принципе не сможешь продолжать общение, то тоже не молчи об этом.

— Так и сказать? Прости, не могу говорить? — И тонна сомнения в словах.

— Лучше так, чем по темным закоулочкам прятаться.

— Тебе, умному, легко советовать. — А сама задумалась: подобные советы ведь спроста не берутся. Значит, и Илье однажды приходилось наблюдать, как кто-то там прячется?..

— Вот именно, — Илья поднялся со стула и щелкнул меня по носу рукой, свободной от бинта.

Вернулась с занятий мама, а вскоре и папа спустился к нам, простым людям, с гаража в квартиру. И оба спросили у меня, не попала ли я под сегодняшний ужасный ливень, и еще дважды я призналась, что попала, пока гуляла. Но про признание больше никому не сказала. Даже подружкам. Думаю, они сами все поймут, как только начнется сентябрь.

Год назад, в первые дни учебы в институте, я постоянно бродила по коридорам, силясь отыскать нужную аудиторию. Здание старое, со множеством поворотов, и даже корпуса у нас есть, в которые можно пройти лишь через определенную дверь определенного этажа…

Помню, был второй или третий учебный день, и мне нужно было попасть как раз в один из этих корпусов, а я не могла понять, как туда перейти — обидно было чуть ли не до слез. Потом услышала шаги за спиной. Это был мой одногруппник — взъерошенные волосы, но выражение лица донельзя ответственное. Сказал, что узнал меня. И предложил поискать аудиторию вместе. Так и началась вся эта история.

Но теперь-то мы будем ходить по-отдельности.

Сможет ли меня найти? В самых темных закутках…

3.3

Одна из ночей, когда совершенно не получается уснуть, хотя в день накануне — этот конкретный день — не случилось ничего такого, что могло бы настолько сильно задеть хрупкую душу.

После Пашкиного признания прошло целых четверо суток. Он еще пару раз спросил у меня, как дела, а я ответила, что все идет как всегда, но дальше наше общение не продвинулось. Зато сейчас, рассматривая потолок в поисках истины, я осознала вот какую забавную вещь — ведь не так уж тяжко мне было пережить это волнительное событие.

Преимущества творческого человека.

Я как будто смотрела на все, что происходило тем днем, со стороны — сбоку ли, или сверху, не знаю. Будто это не я участвовала в том разговоре, а моя лирическая героиня. Которая нужна была ровно на единственное мгновение, то самое. Может, однажды я напишу об этом стих: как кто-то признался, а кто-то отверг, и ведь даже тогда я буду писать не про себя…

И так каждый раз. Множественное расщепление личности.

Иногда скажу какую-нибудь глупость или решусь на поступок, на который бы не решилась в здравом уме. И где-то внутри себя оправдываю это опытом, который получу в итоге — и который пригодится мне в творчестве. Чаще всего, правда, случается так, что опыт никаким образом не пригождается, а я жалею потом, что вообще решилась во все это ввязаться.

Кто-то достаточно смелый, чтобы признаваться другим, а мне бы найти смелость самой себе признаться — из волнующих событий было еще одно. Ник.

Он написал — я возвращаюсь, и я подумала, ну и черт бы с тобой, делай что тебе угодно, меня это никак не должно волновать. Но вчера, то есть спустя двое суток после этого сообщения (отоспался?), пришло следующее:

«можем наконец по-нормальному встретиться и погулять».

Брошусь ли я — помнится, задавалась вопросом, — так вот, я брошусь.

* * *

Были и приятные новости во всей этой кутерьме.

Следующим утром я проснулась поздно, если этот насильственный подъем можно назвать пробуждением. Пошла пить кофе, в голове крутилось — день испорчен, и так всегда, когда не высыпаюсь… И там, уже на кухне, меня настигла Полинка: она оживила нашу общую беседу своим сообщением. Бабушка выздоравливает. Из больницы ее уже выписали, хоть и на строгий постельный режим. Полинкина семья еще немного побудет рядом, наблюдая и ухаживая, но до конца лета все точно нормализуется.

Мы с Олей бросились наперебой ее поздравлять. И напоздравлялись аж до того, что после обеда решили созвониться, чтобы обсудить последние новости.

Пашка молчал. И Ник тоже — его время придет чуть позже.

Целый день я вновь была предоставлена сама себе. Впрочем, непрочитанных книг у меня по-прежнему оставалось много… Взялась за подростковый роман. И как же так получается? У тебя, всей такой необычной (и прикольной — цитата Ильи) в жизни не происходит ничего захватывающего. Зато героиня, которую представляли совершенно невыдающейся и даже скучной, ввязывается в воодушевляющие приключения… Я явно делаю что-то не так.

Сначала слово дали Полинке. Она не стала подробно распространяться о бабушкином диагнозе — все-таки, думаю, это слишком личное и касается лишь их семьи. Зато поделилась нелепыми случаями, которые успели с ней произойти. Говорит, в больницу не хотели пускать — очень уж охране не понравились провода ее наушников…

Так удивительно. Чем старше человек, тем меньше уверенности, что он освободится от очередной болезни. Я рада за Полинку, но каждый раз мне еще и становится грустно за себя. Слишком рано наступил тот момент, когда моя бабушка проиграла. Боролась так упорно, а потом, холодным декабрьским утром, мама разбудила меня и сказала, что бабушки больше нет.