Мой встречный ветер

«может быть, возле института? в 17, или лучше в 17.30, боюсь опоздать».

'Хорошо =)

Я подойду к пяти. Если ты опоздаешь, ничего страшного'.

Вот так вот и живем. Кто-то готов ждать тебя, сколько будет нужным. А кто-то, кого ты сама ждешь, только спустя три недели сообщает, что уехал из города. Что еще несправедливее — первого ты отвергаешь, ко второму тянешься.

А погода сегодня выдалась прохладная — так странно, если вспомнить вчерашнюю жару.

Первое августа, впрочем. Не так много времени осталось до осени.

Март и август — два самых чудных месяца. И тот, и другой переменчивы погодой и настроением. И тот, и другой — коты, только март — голубоглазый, полосатый, линии белого снега на сером асфальте, а август — пятнистый, блики тени и света, а глаза желтовато-малахитовые.

Пришлось надевать толстовку. Мятного (и мятого) цвета, с большим капюшоном и карманами, в которые я тут же спрятала руки. Даже Илья не стал спрашивать, куда это я отправляюсь, потому что выглядела я так, будто отправлялась в магазин за хлебом. Стоило немного отойти от дома, как поднялся ветер, растрепав и без того печальные кудри, так что я собрала их в пучок на затылке. Пашка увидит и сразу поймет, что я действительно весь этот месяц работала без продыху — настолько замученная.

Главное, чтобы дождь не пошел.

Небо-то серое, да и ветер такой часто предшествует дождям, и тут меня уже никакие капюшоны не спасут. А зонтик взять я не догадалась.

Пронесло бы нас. Если недолго гулять будем, пронесет.

Я подошла к институту в 17.12, предав собственную пунктуальность. А Пашка уже был там, как и обещал. Единственный, кто умудряется меня опередить. Стоял возле одной из колонн, будто подпирал ее. Черная рубашка поверх бежевой футболки. Его белая кожа все-таки умудрилась немного загореть — красиво, ему шло. А от красных волос почти ничего не осталось.

— Смылось? — спросила я вместо приветствия.

— Ещё немного держится.

И он первым шагнул ко мне. Осторожно заключил в объятия, будто боялся лишнего миллиметра коснуться. Стоило мне обнять его в ответ, коснуться скрытой одеждой спины, как он тут же отошел назад. И сказал:

— Привет.

— Привет, — я попыталась улыбнуться. — Как ты?

— Скучал.

— Было бы, по кому, — заметила справедливо. И всё-таки внутри забился тревожно маятник. Скучал… — Придумал, куда пойдем?

Он помотал головой:

— В этот раз афишу не выучивал.

— То есть, ты ее все-таки учил?

— Ну, скажем так… запомнил основные моменты. Не мог же я перед тобой стоять с телефоном и всё это искать. Ты ведь шла гулять, а не наблюдать, как я сижу в телефоне.

Это было весьма справедливо. И хотелось бы заметить коварно — ага, и вот опять! Но ведь Ник тоже не залипал в телефоне, когда мы шли рядом. Неужели еще есть в нем что-то приличное?..

— Можем просто походить по парку, — предложила я. — Не знаю, что еще придумать.

— Давай походим.

Напряженная какая-то получалась прогулка. Обычно Пашка постоянно о чем-то болтает, и мне вообще не приходится задумываться, что же еще можно обсудить. А теперь он молчит, смотрит в стороны — в целом, ведёт себя так, как обычно веду я, то есть весьма закрыто.

Было непривычно гулять по парку вот так, вдвоем с кем-то. Я целый месяц нахаживала круги в гордом одиночестве, а следовало всего лишь отправить парочку сообщений. Почему люди — и я в том числе — любят всё так усложнять, сама не знаю.

Почему Пашка молчит — тоже.

Я разглядывала всё вокруг, пытаясь придумать, за что же такое можно зацепиться. Но рядом, как назло, не оказалось ни одной лохматой или хотя бы лысой собачонки, и даже голуби с детьми (или дети с голубями, если кто больше любит детей) не попадались на глаза. Все будто бы куда-то попрятались. То ли чтобы нам не мешать, то ли чтобы не попасть под весьма вероятный дождь ненароком…

— А как думаешь, дождь сегодня будет?

Молодец. Отыскала вопрос.

Но небо действительно оказывалось чуть темнее каждый раз, когда я поднимала голову наверх. Плавно плыло по палитре серых оттенков, от светлых к самым темным и мрачным.

Пашка почему-то сначала посмотрел на меня, а только потом — на небо.

— Можно посмотреть по прогнозу.

— Ой, точно. Прогноз.

И я нарушила Пашкино негласное правило — воспользовалась телефоном. Прогноз погоды обещал дождь в шесть, то есть уже через пятнадцать минут. Я радостно сообщила об этом Пашке, и он сказал — это всё, конечно, очень прекрасно, но не лучше ли нам спрятаться под крышу?

Мы казались мне марионетками, которых бросили их кукловоды. Качались из стороны в сторону, поддаваясь любому дуновению ветерка, а на решительные действия не находили смелости. Легче действовать, имея строго заданные рамки. А мы в один миг как-то их лишились.

Неподалеку была кофейня, я много раз видела ее, когда ходила мимо. Туда мы и направились. Ну, как направились. Неспешно пошли, ведь до дождя еще целых пятнадцать минут. И на середине пути на нас упали первые капли.

Стоит отдать дождю должное — он внес в наше общение чуть больше жизни. Мы переглянусь, ускорили шаг, а следом и вовсе побежали, чтобы не промокнуть насквозь. На ходу Пашка успел стянуть с себя рубашку — и накинуть мне на голову, не дожидаясь разрешения. Я поблагодарила его от всей души, а про себя подумала — пришел конец моим кудрям. Мало того, что под водой они потеряют форму, так еще и взлохматятся под рубашкой. Стану одуванчиком.

Дождь резво тарабанил по всему вокруг, под его дробь мы влетели в кофейню и еще минуты три стояли на пороге, отряхиваясь, как воробьи.

— Умею я время выбирать для прогулок, — пробурчала я, смахивая с толстовки намертво впитавшуюся воду.

— Да нет, весело, — фыркнул Пашка. И даже позволил себе улыбнуться.

— Ты сегодня странный, — не то пожаловалась, не то побеспокоилась.

— Почему?

— Молчишь.

— Ты, выходит, всегда странная?

Ну вот опять я попалась на эту ловушку — когда хороший Пашка начинает надо мной смеяться.

— От тебя таких подстав ждешь меньше всего. Давай придумывать, что будем брать.

Нечасто, но и в институте мы иногда покупали кофе в буфете на первом этаже. Слишком дорогое и не слишком качественное… или, по Пашкиному мнению, абсолютно ужасное. Он — невероятный ценитель кофе, наверняка на вкус может отличить арабику от робусты, а я всегда беру латте с сиропами, за которыми не чувствуется кофейный вкус, и мне все равно.

— Обижаешь, — Пашка вздохнул.

— Не обижаю.

Молоко в сочетании с кофе он тоже не признает. Всегда брал строго американо. И я ведь пару раз попробовала эту его несусветную гадость — «настоящий кофе» — и для себя сделала вывод, что пить его можно только под пытками.