Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Трудно подобрать ключи к сердцу человека, если он ходит «будто в радости выкупанный». Гораздо легче, когда человек в беде, испытывает мучительные страдания. Тут ему и напомнить о боге, о грехах. Зина оказалась в безвыходном положении: никто не сдавал ей комнату, как только узнавали, что она ждет ребенка. А Пистимея умело расставила сети, окружив ее в незнакомом городе теплом, вниманием, заботой верующих старушонок, которые день за днем твердили ей, что за «грехи тяжкие» наказал ее господь и нужно долго молиться, чтобы очиститься. Разное пришлось испытать Зине. Старательно управляла Пистимея ее поступками и действиями, до того опутала, что она по приказу Демида Меньшикова спокойно пришла «утешать» Устина Морозова, не видя в этом ничего зазорного. «Чего стыдиться, – отвечает она на вопрос Устина Морозова, – я греха не делаю... Потому что говорится в Евангелии от Иоанна: «Всякий рожденный от бога не делает
Еще более страшная и дикая история произошла в семье Уваровых. Все давно знали, что Уваровы – люди религиозные. Что ж, ничего не поделаешь... Ведь свобода совести гарантируется законом. А тут приключилось такое, что у всех отбило охоту говорить о свободе совести. Глава уваровского дома, старик Евдоким, ночью заставил жену одного из своих сыновей, Исидора, стать голыми коленками в снег и до самого солнцевосхода замаливать какие-то грехи. И страшная драма открылась людям. Еще осенью сорок четвертого года, во время войны, разнеслась весть: утонул Ленька, сын Исидора, бывшего тогда на фронте. А на самом деле не утонул, а по совету Пистимеи был спрятан в подземелье, где и скрывался около шестнадцати лет. Мать его только на смертном одре призналась, что всеми поступками и действиями Уваровых руководила Пистимея Морозова: «Она ить, Серафима... самолично иногде спускалась к Ленюшке. Все божьей карой грозилась. И отшибли у ребенка ум. Когда Исидор пришел с фронту – и его запугали с Евдокимом... И меня, шутка ли, мол, – сына... от армии... от войны... укрывали. Не погладят, мол, за это... Сколько я слез тайком пролила... А потом – не стало их, слез-то... Кончились. Сказала я – не могу больше, объявлю всем людям пойду... Евдоким-то сказал тогда: бес в тебе заговорил! И заставил меня... выморозить его... беса...»
Каждую оплошность, каждую ошибку используют эти ловцы человеческих душ. Ошибся Фрол, и его затянули в свои сети Пистимея и Устин. Ошибся Митька, и Зина оказалась погубленной. Не уберег Фрол своего сына от легкомыслия, каким сам страдал в молодости. И уж он ли не старался сделать Митьку нравственно чистым, всячески изгонял из его ребячьей души принципы и повадки старого, стяжательского мира, насаждаемого в его душе матерью Степанидой. Видно, где-то успела мать привить Митьке этакую легкость и беззаботность. Видно, и сам в воспитании нравственных принципов своего сына не всегда был последователен и строг.
Оберегает Фрол Митьку. Сам оказавшись в цепких лапах своих врагов, он всеми способами старается не втянуть Митьку в свои грязные дела. На старости лет потянуло его к Клавдии Никулиной, да так потянуло, что он готов все бросить – дом, жену, нажитое хозяйство. Мучительная борьба происходит в нем: страсть тянет его к Клавдии, он готов вспыхнуть ярким пламенем и догореть, может, в последнем огне; но стыдливость останавливает этот его порыв. Перед женой, перед людьми, а главное, перед Митькой ему стыдно за свою любовь.
А. Иванов умеет тонко, ненавязчиво передать душевное состояние своего героя.
В деревне ничего нельзя скрыть. Стоило два-три раза Фролу пристально посмотреть на Клавдию, как сразу покатился слух, раздуваемый с помощью Устина и его подручных. Пристально следит за ним Устин. Пришел Фрол к Клавдии, просто так пришел, без определенных целей, зашел, поддавшись своему чувству. Он вовсе не собирался объясняться в любви. У него не было такого намерения. А все произошло против их воли, и, как солнечный удар, поразила их любовь.
Выделяется по своему мастерству сцена любовного объяснения этих двух глубоко несчастных людей, потянувшихся друг к другу. Она и боится его, и тянется к нему. Но не долго они оставались наедине; Устин, внимательно следивший за ними, подсылает жену Фрола Степаниду.
Здесь три человека предстают в своем истинном свете: нечего скрывать, можно высказать все, что думаешь, чувствуешь. И вот две женщины, до тех пор с неприязнью смотревшие друг на друга, поддавшись своим чувствам, налетевшим как снежная лавина и смявшим все преграды, возведенные разумом, после невольно вырвавшихся слов Клавдии: «За что ты меня коришь?» – вместе расплакались, обнявшись, по-женски, смывая с себя наболевшее.
Люди примечали, что Фрол что-то вроде прячет в себе от людского взгляда. А что – никто не знал, не догадывался. Да и как отнестись к Фролу, не каждый знал. Фрол весь словно соткан из противоречий. Сам по себе он добрый, душевный, по-своему благородный человек. Много хороших дел числится за ним. В нем теплится живая душа.
Вот два человека
смотрят на Фрола, сбрасывающего пахучие пласты сена со своих поветей. Петру Смирнову, приезжему журналисту, он кажется «зверем», «жуликом», «спекулянтом», готовым поднажиться на бескормице, а Захар Большаков, всю жизнь проживший с Фролом и хорошо знавший его, сомневается в том, что Фрол может использовать бескормицу в корыстных целях.Один судит человека по внешним признакам, другой исходит из знания человеческого характера. Не верит Захар Большаков, что Фрол может продавать сено в такое тяжелое для колхоза время. Петр Смирнов после первой же встречи с Фролом готов того уничтожить, растоптать как врага, а когда узнает, что Фрол – полный кавалер орденов Славы, теряется, слабеет от сердечного приступа, подкатившего к нему.
Надо отделять внешнее от внутреннего. Внешне Фрол всегда угрюм, едко ироничен. Глядит всегда исподлобья. «Но едва примется за работу – преображается весь...», «сделает на совесть». А другой человек с готовностью приступает к делу, выполняет его тоже вроде на совесть, но делает это все только «для виду». Именно Фрол обратил внимание, что в новой школе окна очень узкие и ребята могут испортить себе глаза при таком освещении. Именно он спас от пожара тридцать свиней, «по тем временам – богатство». Захар Большаков, «несмотря ни на что», давно готов поставить его бригадиром, но Фрол сам не хочет этого доверия.
Петр Смирнов все еще готов напечатать о нем заметку под заглавием «Рвач и спекулянт», а Захар останавливает его порыв: «Понимаешь, Петр Иванович, что-то происходит в его душе. И, видимо, давно. У меня такое впечатление, будто у него внутри то затягивается, то опять начинает кровоточить какая-то рана. Но какая? Что с ним произошло? Не знаю. Будто бы ничего такого, никакой особой беды с ним не приключилось – ведь всю жизнь на моих глазах прожил. А поговорить с ним по душам – невозможно». «С чудинкой человек» – так о Фроле отзывается и Филимон Колесников. «Везти везет, а голову всю жизнь набок, как пристяжная...», «глаза от людей воротит». С чудинкой человек не страшен. У каждого человека своя чудинка. «Иначе тихая жизнь была бы, как стоячее болото. Только когда непонятно, что за чудинка, отчего она, беспокойно как-то».
Видимо, это и есть основная мысль романа. Человек может быть «сверху тих, а снутри лих». А может и наоборот. Так что сложнее природы человеческой ничего нет в жизни.
Фрол Курганов несет в себе безысходную тоску. Он ненавидит самого себя. Ему стыдно, что он ходит по земле, пользуется ее дарами, ему как будто легче, когда он видит людскую неприязнь к себе. Эта неприязнь – как возмездие за те проступки перед народом, которые он совершает по наущению Устина Морозова, и она, как тяжкий крест, давит на Фрола. Только освобождаясь от этого гнетущего чувства, он поступает свободно, без подсказки. Вот и сено на колхозный двор привез по своей личной инициативе, тем самым собственным примером указал выход из труднейшего положения. Но ему не нужна благодарность. Его поступок бескорыстен, это совершает он по велению души, а не для виду, как Устин. Лютой ненавистью ненавидит он людей, сущность которых расходится с внешними формами их поведения. За то же ненавидит и себя. Хочет, чтоб и другие не ошибались в нем, чтоб ненавидели. Тогда легче на душе становится. Но не хочет, чтоб к нему в душу лезли, расспрашивали. Не хочет, чтоб Устин Морозов убил Петра Смирнова, ставшего опасным для всей затаившейся в Зеленом доле банды, и посылает вслед за ним Митьку.
Фрол-то знает жизненные цели Устина, его философию. «Каждый вонюч в душе, если разобраться» – такова философия Устина, так думает он о людях. Этим же оправдывает и самого себя. Он думает, что Фрола держит в железных руках, «осилил... навсегда». А не понимает, что возникшее чувство к Клавдии заставило Фрола пересмотреть всю свою жизнь, взглянуть на нее со стороны.
Сцена встречи Устина и Фрола написана превосходно. Устин вызвал Фрола для того, чтобы дать ему наставления, как себя вести в дальнейшем. Ситуация сложная, к Устину и Пистимее стали присматриваться внимательнее. Ловчить стало труднее. Устин спокоен, требователен, деловит, смотрит на Фрола «так, как лесоруб, наверное, смотрит на дерево, прикидывая, с какого боку удобнее и легче его срубить». Даже чуть-чуть насмешлив, ироничен. Он знает свою силу, свое влияние на Фрола. Из его рук вырваться невозможно. Так было много лет. «Много кой-чего» делал Фрол по воле Устина. Но в их столкновении выясняется, что не Устин осилил Фрола, а «другая сила». И как только Фрол дал это понять Устину, тот забеспокоился. От уверенности, что он властвует над Фролом, не осталось и следа. Он становится раздражительным, беспокойство входит в его душу. Уж если Фрол, которого он крепко держал в своих руках, выходит из-под его подчинения, значит, дело плохо.