Моя Америка

Мы хорошо управлялись вместе, и через некоторое время Кудрявый поселился в отеле «Мидвей». Удача стала возвращаться к нему, он выиграл крупные суммы и в кости, и на скачках. В конце концов его дела пошли так хорошо, что он бросил гоняться за случайной работой, а я стал его «гориллой» и защищал его во время бесчисленных игр в кости. Кудрявый довольно быстро сколотил приличную сумму денег и мог позволить себе первую выплату по долгам и вновь показаться в Ньюарке.

Я немного приоделся и побывал на нескольких вечеринках в Ньюарке, но жизнь сутенера и игрока мне не подходила.

«Уличный негр» на Уолл-стрит

Я работал рассыльным, строительным рабочим, боксером-профессионалом, мойщиком посуды, фабричным рабочим, сборщиком хлопка, чистильщиком обуви, учеником пекаря. Доставлял стойки с одеждой, возил тачки, продавал мороженое и собственную кровь. Я выжил, ежедневно наблюдая, как погибали другие. Они пропадали либо с иглами в руках, либо за стенами Сан-Квентина, Фолсома, Стеетсвилла, Везерфилда, Энфилда, Уолпола, Аттики или Синг-Синга¹⁰. Те, кто не выжил, были убиты товарищами или полицией или отправлены умирать в отдаленные джунгли Юго-Восточной Азии ради того, чтобы Уолл-стрит сохранил свободу своих рук. Случалось также, что они умирали в благотворительной больнице, потому что у них не было ни страховки по болезни, ни денег на оплату врачебных счетов.

Мне удалось выжить в этом самом богатом, самом расистском и самом антикоммунистическом обществе мира. Оставив Ньюарк и Кудрявого, я снова перебрался в Гарлем. Там я познакомился с другим «уличным негром», Рокки Брауном. Он, как и я, бывал спарринг-партнером профессиональных боксеров, продавал кровь и чистил ботинки, спал в отелях, туалетах или в метро.

Несмотря на то что Рокки был выходцем из какого-то сельского захолустья в Северной Каролине, он обучал меня трюкам, помогавшим выжить в этой благословенной стране. Например, он показал мне, как можно получить работу на Восьмой авеню. Там находилась греческая пекарня, где можно было мыть противни и кастрюли в обмен на еду.

Однажды мы получили работу по покраске шестикомнатной квартиры одного грека в Бронксе. Собственно говоря, работу нашел Рокки, договорившись о цене — 150 долларов, то есть по 75 долларов

на каждого из нас. Через неделю, когда мы закончили работу, я нигде не мог найти Рокки. Искал больше недели в Гарлеме, других местах, и повсюду безрезультатно. Рокки бессовестно обманул меня, присвоив мои деньги.

Я отчаянно нуждался в деньгах для оплаты квартиры — меня выбросили на улицу, и я спал в метро, пока не объявился старый товарищ из Хартфорда и не заплатил мои долги. Я получил также

деньги на то, чтобы привести в порядок свои кудри. Когда я уселся в кресло у парикмахера, туда ворвался Рокки Браун и дал мне пощечину прежде, чем я успел поднять руки для защиты.

— Я слышал, что ты искал меня, чертов ниггер! — закричал он и вытащил меня из кресла.

Когда черные называют друг друга «ниггером» — это одно дело, но назвать так кого-нибудь в присутствии белых — это значит нарочно унизить его. Все находившиеся в салоне последовали за нами на улицу, справедливо предполагая, что бой будет настоящий, не на живот, а на смерть.

Мы сшиблись, как два быка в пампасах. Рокки попал мне в лицо, а я дважды ударил его левой рукой в подбородок и вслед за тем провел прямой удар правой. Рокки опрокинулся на тротуар, а я бросился на него, схватил за горло и молотил другой рукой. Затем я вцепился в его длинные, выпрямленные с помощью химии кудри и бил его головой о тротуар, задыхаясь, как беговая лошадь, и бубня:

— Где мои деньги? Ты, свинья, где мои деньги?

Наконец зрители посчитали, что он получил достаточно, и оттащили меня от него. И это было, пожалуй, хорошо, иначе я мог стать убийцей из-за жалких 75 долларов.

Прошло время, и однажды ночью я увидел в метро спотыкавшегося чернокожего мужчину в темных очках, с опухшим лицом и длинным шрамом на выбритой голове. Это был Рокки Браун. Все свое имущество он тащил в большом грязном пакете. Мне стало жаль его, захотелось подойти к нему, но я не сделал этого, вспомнив о тех 75 долларах.

Приближалось рождество, и улицы Нью-Йорка стали скользкими и грязными. Никто не хотел чистить ботинки. Я не мог ехать в Хартфорд без рождественских подарков, но денег не было даже на метро.

Бродя по 42-й улице и рассматривая красивые рождественские витрины, я принял решение: ограблю кого-нибудь и куплю массу рождественских подарков, и если меня посадят, то, во всяком случае, смогу провести рождество под крышей. Либо тихое прекрасное рождество с семьей, либо в темной камере на нарах.

Я пошел в сторону вокзала «Пенсильвания», чтобы выследить подходящую жертву. Прошло немного времени, и жертва показалась. Это был крупный чернокожий мужчина, пьяный в дым и с полной охапкой рождественских подарков. Я подошел к нему, и он, размахивая солидной пачкой денег, пригласил меня в бар. Там я разыграл сцену быстрого опьянения. Из бара мы вышли в обнимку и заковыляли к фотоавтомату, чтобы сделать несколько снимков на память.

Как только он задернул темную занавеску, я понял, что попался на старый трюк нью-йоркских мошенников. Моя «жертва» повернулась ко мне, и вдруг роли переменились — жертва стала охотником. Он не был пьяным, а заманчивые рождественские подарки оказались пустыми коробками.

Прежде чем я успел вымолвить слово, он схватил меня за горло, а другой рукой обшаривал карманы. Но я сумел ударить его головой о камеру и одновременно засунуть руку в его карман и вытащить оттуда пачку денег. Он свалился на кучу пустых рождественских коробок, а я исчез оттуда в тот момент, когда к фотоавтомату приближались полицейские. В эти дни они сажали всех чернокожих, у которых не было пятидесяти долларов в кармане.

Перескакивая через две ступеньки вверх по длинной вокзальной лестнице, я выскочил на Седьмую авеню и продолжал бежать. Понемногу успокоился и, подойдя к «Эмпайр-стейт-билдинг», вошел внутрь и поднялся на лифте на пятнадцатый этаж. Зашел в мужской туалет и пересчитал деньги. Моя первая жертва ограбления, вероятно, была настоящей «звездой» в своем деле: 86 долларов — один к одному. Теперь я снова был богатым негром и смог накупить дешевых рождественских подарков для всех членов семьи.

С тридцатью долларами в качестве стартового капитала я возвратился из Хартфорда в Нью-Йорк и снял комнату на 85-й улице. Смертность в этом районе была еще выше, чем в Индии, люди вокруг дохли как мухи от крысиных укусов, туберкулеза, воспаления легких, недоедания и сверхдоз наркотиков.

Пришла весна, и каждый день я ездил в мир белых на Уоррен-стрит, короткую, мощенную камнем улицу рядом с портом, чтобы купить себе работу. Уоррен-стрит, 80, — это как храм для сотен тысяч нью-йоркских безработных. В доме десять этажей, и каждый из них заполнен частными маклерами по трудоустройству. Если у тебя есть деньги, здесь можно купить работу на день, на неделю, на месяц или только на несколько часов. Обычная такса — двадцать-тридцать процентов от зарплаты.

Я покупал себе работу чистильщика обуви в самых изысканных отелях, таких, как «Тафт», «Рузвельт», «Парк Шератон», и рассыльного по доставке завтраков и биржевых сводок акционерных компаний в Центр Рокфеллера за минимальную плату 1 доллар 15 центов в час. Было поразительно видеть, какой эффект может произвести черная кожа в сочетании с униформой. Массивные стальные двери распахивались перед моими удивленными глазами. Я проходил мимо столов со штабелями долларов полуметровой высоты благодаря лишь тому, что охранники видели улыбающегося негра из южных штатов, одетого в красную куртку и с бумажной шапочкой на голове, который нес поднос с кофе и булочками.