Моя чужая новая жизнь

— Не идти сама — я тащить тебя в казарму допрашивать. Если ты перечить немецкому солдат, может, ты партизанка?

Нина беспомощно всхлипнула, и нехотя стала надевать пальто.

— Послушайте, так нельзя, — я с трудом заставляла себя выражаться приличными словами. — Если эта девушка не хочет, она не обязана идти с вами.

— Уверяю вас, фройляйн, девушке ничего не грозит кроме мужской любви и веселья, — ко мне шагнул высокий мужик, держался он повежливее блондина, но это снисходительная улыбка бесила куда сильнее открытой грубости. — Вы в силу юности и воспитания возможно не понимаете, что у мужчин есть свои потребности, а тем более на войне. Так что успокойтесь и ложитесь спать.

Ну да, конечно, так я и сделаю. Выглянув в окно, я заметила, что они двинулись к местному кабаку и там маячат ещё человек семь солдат. Значит, мне предлагают спать спокойно, а девчонок тупо пустят по кругу, может, и не один раз. Я понимала, что всем помочь нельзя и что насилие на войне неизбежно, но раз командир у нас пока ещё сохраняет адекватность, надо этим пользоваться. Я накинула шинель и пробежалась к штабу. Даже если Винтера там нет, я если надо из постели его вытащу. Благо и он, и Штейнбреннер обретались в соседних избах. На удивление оба были на месте. — Герр лейтенант, я прошу вас прекратить этот беспредел.

— Что у тебя случилось? — недовольно скривился он, Штейнбреннер тоже навострил уши.

— Почему ко мне среди ночи врываются пьяные солдаты, избивают девушку, у которой я живу, и насильно тащат её якобы веселиться? Мы все понимаем, что означает подобное веселье. Разве вы не запретили подобные забавы? А когда я попыталась их выставить, они были грубы и со мной.

Вильгельм правда молча стал одеваться, а вот штурмбаннфюрер вогнал меня в ступор вопросом:

— Вам жаль этих девок, фройляйн?

Для любого адекватного человека этот вопрос был абсурдным, но это же эсэсовская тварь. Ему нужно придумать приемлемый ответ.

— Любая порядочная фрау была бы оскорблена таким неподобающим поведением. Можно подумать, я живу в доме терпимости, куда в любой момент может заявиться кто угодно.

— С вами были грубы мои солдаты? — уточнил он.

— Да, — без колебаний кивнула я.

Этих ублюдков я особо не различала и даже не собиралась уточнять кто есть кто.

— Ну что ж, герр лейтенант, похоже нам следует разобраться, что происходит, — он наконец-то соизволил оторвать задницу от стула.

Я не смогла не сдержать злорадной улыбки, когда этих горячих мачо разогнали оба командира сразу. Попкорна бы сюда и побольше. Между прочим в развесёлой избушке сидели и наши — Шнайдер, Бартель и по-моему кто-то ещё. Все они дружно сверлили меня недовольными взглядами, но мне было честно говоря глубоко на это похер. Девчонки врассыпную разбежались по домам, и это того стоило. Мысленно пожелав немчикам всю жизнь баловать себя исключительно вручную, я с лёгким сердцем вернулась «домой». Нина сидела за столом, держа у опухшей щеки тряпицу со снегом. Я молча прошла к себе и вдруг услышала тихое:

— Спасибо.

* * *

На следующий день Винтер, забрав парней, отправился прочёсывать окрестности. Мне же предстоял «весёлый» денёк наедине с Штейнбреннером. Тот правда сидел на удивление молча. «Весело» мне стало за обедом.

— Я бы с удовольствием пообщался с вашим отцом, фройляйн Майер. Вы конечно вряд ли имеете представление, какую именно модель танка он разрабатывал с русскими, но сейчас бы эта информация весьма пригодилось.

Блядь, Вилли, придушить бы тебя. Я уже примерно въехала, что он имел в виду, но легче мне от этого не стало. Что я должна сейчас отвечать? Правильный ответ подразумевал выдать адресок и заочно знакомить с папашей.

— Я думаю, обсуждение столь важных вопросов неуместно в переписке, — осторожно ответила я. — Но с радостью представлю вас друг другу, когда мы будем в Берлине.

— Буду ждать, — улыбнулся он.

То ли я настолько его боюсь, что уже во всём вижу угрозу, то ли он действительно постоянно проверяет меня.

Вечером я снова наткнулась на сладкую парочку. Конрад топал к знакомому подворью и вовсю лыбился, глядя, как барышня снова крадётся к дому.

— Опять нарушаешь? — добродушно спросил он.

Девушка подскочила как ошпаренная и замерла, что-то сжимая в руках.

— Я скотину кормила… Я уже захожу в дом… — ох, по-моему, кто-то очень неумело врёт.

— Да что ты так пугаешься? — усмехнулся он и протянул ей что-то.

Она взяла вроде бумажку и при этом неловко выронила свой баул. Немчик шустро поднял его и вопросительно уставился на неё.

— Что это?

По-моему, пора вмешаться под благовидным предлогом. Они так явно ни до чего не договорятся.

— Корова… заболела… — в её глазах плескался прямо-таки ощутимый страх, но Конрад простодушно спросил, кивая на сарай:

— Что ты там делала?

Присмотревшись, я увидела, что это «набор доктора» — какие-то ампулы, бинты. Ой, дурында, точно кого-то прячет, ещё и метнулась к двери, загораживая руками:

— Нельзя… там скотина заразная…

— Отойди от сарая, — скомандовала я.

Будь этот мальчишка поопытнее, влёт бы сообразил, что дело нечисто. Конрад заметил меня и недоумевающе спросил:

— Что она говорит?

— Говорит, там больная корова, — я кивнула на баул. — Наверное, пытается лечить её сама.

— Скажите, что заходить нельзя, я боюсь, это ящур, — найдя в моём лице поддержку, зачастила девушка.

Да поняла, не дура, сделаю всё в лучшем виде.

— А почему она так всполошилась? — всё же засомневался Конрад.

— Ну, а как ей не бояться? Вы друг друга явно не понимаете, а у коров бывают такие болячки, что и на людей перекинутся.

— Ничего себе, — нахмурился он, посмотрел ещё раз на сарай и сказал: — Скажите ей, чтобы завтра же избавились от больного животного и сожгла всю солому. Ещё на хватало, чтобы зараза распространилась дальше.

Я повторила его приказ, решив не извращать перевод, мало кто из них ещё знает русский. Мальчик выглядит нежной фиалкой, но не факт, что так и есть. Лишь когда он потопал прочь, я осмелилась прошипеть на ушко этой героине:

— Немцы не идиоты, несмотря на то, что тебе второй раз везёт. Так что советую больную скотину перепрятать куда-нибудь в подпол, а там смотри сама.