Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
— Вы так ничего и не записали, — он небрежно подцепил с тумбочки пустой листок.
— А что было записывать? Как он просил мать дождаться его с войны?
Блин, ну вот что мне, внаглую развернуться к нему спиной и сделать вид, что сладко посапываю? Но так я придавлю загипсованную руку. Улечься по-привычному на спину — буду выглядеть по-дурацки. Сна же не в одном глазу. В конце концов я плюнула на это дело и встала вроде как попить водички.
— Не спится? — лениво спросил он.
— Наверное, не стоило пить на ночь кофе.
Я нашла компромисс — развернула
— Луна светит прямо в глаза, — кивнула я на окно.
— Конечно, располагайтесь как вам удобно.
Я прикрыла глаза. Может, хоть немного удастся подремать.
— Разворачивай башню на три часа…
Не дожидаясь понуканий Ягера, я быстро встала — раненый по-прежнему бредил. Пощупав его лоб, я убедилась, что температура по-прежнему шпарит будь здоров. Парень, не открывая глаз, мотал головой:
— Заряжай осколочный… пусть помнят, что даже один танк — это сила…
— Что он сказал? — Ягер подался ближе, напряжённо всматриваясь в его лицо.
Я немного подвисла. По фильмам и книгам помнила, что наши бойцы до последнего скрывали своё звание, чтобы не давать врагам лишний козырь в руки. Да, парня уже слили, но одно дело — партизанский отряд, а тут выясняется, что он оказывается ещё и танкист. Что-то мне подсказывает, что коварный гауптман найдёт, как этим воспользоваться.
— Он бредит, это просто набор бессвязных команд, — осторожно ответила я.
— А подробнее?
Я всё отчётливее чувствовала, что где-то рядом подвох с большой буквы «П». Так, спокойно. Ягер упоминал, что служит в дивизии, а они бывают разные: артиллерия, танковая. Русского он не знает, но что мешает понимать элементарные слова, такие как «танк»? Наши-то танкисты свободно кликали их «Пантеры» панзерами.
— Не уверена, что переведу правильно, я всё-таки не сильна в военной терминологии, — пришлось повторить его слова.
На душе скреблось поганенькое чувство, что я снова сдаюсь при первом шухере, но как бы мне ни было жаль этого бойца, оказаться на его месте я не хотела.
— Не скромничайте, перевод правильный, — удовлетворённо кивнул Ягер. — Это команды танкового командира.
Раненый немного притих, я попробовала немного сбить температуру, обтерев его мокрой салфеткой. Йен сделал лишь самое необходимое, но особо возиться с русским пленным смотрю ни у кого желания нет.
— Вам его жаль? — Ягер пристально наблюдал за моими действиями.
Ну и что я должна ответить? «Тащи сюда скальпель и плоскогубцы, будем играть в Конструктора из „Пилы”»?
— На поле боя все солдаты безликие враги, но сейчас он — тяжелораненый человек, — а что он мне на это предъявит? — Боль все чувствуют одинаково, разве не так?
— Смотрю вот и гадаю, какой идиот принял вас на службу? — медленно сказал он, пристально глядя мне в глаза. — Изнеженным девочкам явно не место на фронте.
— Я пришла как доброволец,
хотела быть рядом с тем, кого люблю, — и ведь почти не вру.Вот за Вилли прямо обидно. Не такой уж он идиот. Сопротивлялся всеми конечностями и до сих пор готов в любой момент отправить меня отсюда.
— Откуда вы так хорошо знаете русский? — уже другим тоном спросил он, взгляд стал более острым, цепким. — Насколько я знаю, его не преподают в школе.
Ещё один любитель покопаться в моей биографии нашёлся. Ну, тут только один вариант — я вкратце перессказала версию, обкатанную на Штейнбреннере. Всё лучше чем изначальная, где фигурирует русская бабушка и папаша-расист. Этому лису только дай повод сомневаться. Как говорится, коготок увяз — всей птичке хана.
— По-моему, жар немного спал, — я коснулась руки пленного. — Попробую и я поспать.
— Сколько языков вы знаете, Эрин? — я чуть не споткнулась, услышав прилетевший в затылок вопрос.
— Только русский, — нехотя обернулась, приправив ответ смущённой улыбкой. — Ну и разумеется родной немецкий.
— А английский? — коварно усмехнулся Ягер.
Чёрт, он что серьёзно? Прицепился к случайно услышанным словам?
— Буквально несколько слов, — простодушно ответила я. — На уровне «майн нейм Эрин, ай лив ин Берлин…» — собственно примерно на таком уровне я и знала инглиш в своём мире. — А вы похоже допрашиваете меня?
— Ну что вы, разве у меня есть для этого повод? — он насмешливо выгнул бровь. — Просто не люблю, когда меня пытаются обманывать.
— Английский я действительно не знаю.
Тут конечно нестыковочка выходит. Если я его не знаю, моё поздравление на инглише действительно выглядит странно. Не объяснишь же ему, что в моё время не нужно быть полиглотом, чтобы вовсю употреблять расхожие слова на чужом языке. В конце концов мне нет никакого смысла скрывать знание английского.
— Ну допустим, — кивнул он. — А зачем было морочить мне голову? Почему сразу не представились, согласно Уставу?
— Потому что момент был довольно неудачный, — я привычно закосила под дурочку. — А потом… было немного стыдно за то, что вы застали меня на балконе в таком непрезентабельном виде.
— Что ж, согласен. Наше знакомство, если это можно так назвать, было довольно странным. Хорошо, что вы понимаете, насколько легкомысленно себя вели. Зато теперь у вас есть шанс показать что вы ответственная девушка, преданная интересам своей страны.
— Я постараюсь, герр гауптман, — буду очень стараться оказаться как можно подальше от тебя, хитромордый лис.
— Be careful, games of cat and mouse usually end badly, — без всякой логической склейки вдруг выдал он.
Я уловила только «игра» и «плохая». Я плохо играю?! Да мне уже давно Оскара должны были вручить, причём не раз. Сохраняя привычный покер-фейс, я непонимающе переспросила:
— Простите, не поняла…
— Хотел убедиться, что вы сказали правду, — в глазах Ягера мелькнула насмешка.
— Гадость очередную сказали, зная, что я всё равно не пойму? — я не удержалась от вопроса.