Моя чужая новая жизнь

Одна из женщин была всё ещё жива. Она оперлась на руки, и подняв голову прохрипела:

— За нас отомстят! Всех не перестреляете, нас много!

Ягер быстро шагнул к ней и без колебаний выстрелил в затылок.

— Отвратительно стреляете! — прошипел он, окинув презрительным взглядом солдат. — Вы что разучились целиться? Проверьте остальных!

Остальные были мертвы. Я заметила, что каждый стрелял куда придётся. Мужчину застрелили выстрелом в грудь, одной из женщин снесло подбородок. Девочка в последний момент наверное пыталась закрыть лицо — одна ладонь повисла на сухожилиях.

— Такая судьба постигнет каждого партизана и тех, кто осмелится выступить против германской армии, — как ни в чём ни бывало продолжал Ягер. — Но мы можем быть с вами гуманны при условии, что вы примите новый режим. Мы могли расстрелять сегодня всех. За то, что вы живы, благодарите его, — он кивнул на Николая. — Он поступил благоразумно, согласившись перейти на нашу сторону, и помог обезвредить диверсантов.

Вот же тварь! Коле теперь не жить, если сбежит и вернётся к партизанам. Поймав его взгляд, я почувствовала, как знакомо обожгло изнутри тошной виной. Мы оба предали свою родину, каждый по своим причинам. Только он переживает это намного острее, чем я. Никто из этих испуганных людей не проронил ни звука, но от того, что его не осыпали проклятиями, понятное дело легче не было. Ягер мастерски раскатал его словно катком. Заставил предать, да ещё и отрезал все пути назад. Я тоже идиотка, думала, что так легко смогу нахимичить с переводом. Невозможно балансировать на грани серого. Здесь только два выхода: или геройски помереть, успев до этого момента как можно больше подгадить немцам, или молча смотреть на всё, что творится вокруг, что я собственно и делаю.

— Вам нехорошо, Эрин? Не хотелось бы получить выговор от нашего доктора, — вроде даже заботливо спросил Ягер.

Я нехотя повернулась к нему:

— Рука болит, — что было в общем-то правдой.

Чувствую, долго мне ещё будет аукаться этот перелом.

— Мы скоро приедем.

Я упрямо смотрела в окно, всем видом показывая, что не расположена к задушевным беседам. Надеюсь, теперь мы будем меньше пересекаться, а там глядишь и выписка подоспеет.

— Вам конечно пришлось тяжело, но вы не представляете насколько помогли армии Вермахта.

— Я думаю, вы бы прекрасно справились и без меня. Вы же не блефовали, когда собирались отправить местных разминировать мост?

— Считаете меня чудовищем? — в его глазах мелькнула подначивающая насмешка.

Что толку объяснять ему, какой он мудак? Думаю, он и сам это знает, а может, и нет. Уверен как и все немцы, что творит правое дело. Как там в теории нацизма? Есть «право имеющие», а все остальные — твари дрожащие?

— Я понимаю, что жестокость на войне — необходимая мера, — пришлось прикусить язык и пробормотать более-менее подходящий ответ.

— Я не одобряю бессмысленную жестокость, — да ты поступаешь ещё хуже чем Штейнбреннер, который ебашит всех подряд из огнемёта. — Безусловно было проще отправить местных баб проверить поле, но зачем разбрасываться ресурсами? Союз — огромная территория, понадобится немало рабочих рук, чтобы обрабатывать эти земли. Если бы мальчишка продолжил упрямиться, конечно пришлось бы так поступить, но я предпочитаю многоходовые стратегии. Этот боец может оказаться полезным, но по своей воле никогда бы не перешёл на нашу сторону, а теперь, когда я отрезал ему все пути к бегству, очень надеюсь, он пересмотрит свои взгляды. А какой способ разговорить пленного бы придумали вы?

Тьфу на тебя, ну и вопросики!

— Так сразу и не скажешь, — я постаралась улыбнуться. — Боюсь, я совсем не сильна в стратегиях.

— Это так, — усмехнулся гауптман. — Но мне кажется, у вас есть потенциал со временем освоить это искусство. Что-то не нравится мне наша беседа. В голове уже давно зажглась красная лампочка — ахтунг, опасно!

— Не думаю, что мне это пригодится, — пора напомнить, что я как бы не Мата Хари, а безобидная девчушка, к тому же по уши влюблённая. — Предназначение женщины быть опорой своему мужу, вести дом и стать матерью. После свадьбы я скорее всего оставлю службу.

— А как же наш священный долг?

Вот явно не туда вы пошли служить, герр Ягер. С такими инквизиторскими замашками вам бы больше подошло гестапо или Абвер.

— Разумеется я не имела в виду уходить прямо сейчас, но ведь война долго не продлится. Я уверена, летом мы уже вернёмся в Берлин с победой.

Ягер загадочно кивнул, а я снова заволновалась. Может, переигрываю? Одно дело, если бы так говорила безмозглая школьница с промытыми мозгами, но я-то ведь на фронте уже не первый месяц. Я же не могу не видеть, что дела обстоят не так радужно, как вещают на радиоточках. С другой стороны скажи я иное — вмиг объявят, что я поддаюсь «пораженческому настрою» и развожу панику и отправят в тихий лагерь лечить нервишки.

* * *

Я думала, что после такого дурдомного дня полночи буду ворочаться без сна, но вырубилась, едва голова коснулась подушки. Нехорошо конечно получилось. Надо было сходить и узнать, как там Николай. Ничего, как раз скоро утренняя перевязка — вот и повод посетить раненого. Но оказывается меня поджидал неприятный сюрприз. Я как ни в чём ни бывало подрулила к знакомой палате и не прошла фейс-контроль.

— Простите, фройляйн, но сюда нельзя, — бесстрастно отчеканил караульный.

— Но я выполняю поручение гауптмана Ягера, — новенький что ли?

— Герр Ягер приказал кроме врача никого не впускать.

Тут без вариантов, слишком хорошо знакомо мне это выражение морды лица «приказ же». Да и настаивать на своём, значит, обеспечить ненужные подозрения. Я медленно отошла от палаты. Странно всё это. Ягеру же по идее ещё понадобится переводчица, но по ходу это буду уже не я. Навстречу мне торопливо шла девушка-санитарка. Блядь, да с чего такая рокировка? Он меня в чём-то подозревает? Вполне возможно, ведь я проявляла недопустимое сочувствие к врагу Германии, но с другой стороны ничего совсем уж криминального я не сказала и не сделала. Скорее всего хитроумный гауптман решил перестраховаться и ничего не оставлять на волю случая. Ну и прекрасно, зато теперь я избавлена от необходимости терпеть его общество. Завтрак я пропустила, поэтому к обеду была в столовке чуть ли не первая.

— Вы не против?

Да что ж ты будешь делать. Столиков других нет, что ли?

— Ну что вы, — чувствую, поесть мне не удастся — Ягер явно припёрся для очередной каверзной беседы.

— Я решил последовать совету доктора Йена и не злоупотреблять вашей помощью, — без предисловий начал он. — Самую важную информацию я выяснил, дальше вполне справится русская санитарка. Надеюсь, вы не в претензии?

— Конечно нет, — безразлично ответила я.

Терпеть не могу, когда кто-то в упор пялится, пока ты пытаешься поесть. Благо год, проведённый в армейке, заставил меня пересмотреть многие привычки. Так что я продолжила невозмутимо наворачивать супчик, тихо про себя надеясь, что наш разговор на том и кончится.

— Вы безупречно справились с поставленной задачей, — блин, ты есть сюда пришёл или трындеть? — Что вы скажете, если я предложу вам перевестись в мою дивизию?

— Простите, но я откажусь, — да где ж я так нагрешила, что мне сказочно везёт на такие плюхи от вселенной?

— Почему? — невозмутимо спросил он. — Мне казалось, мы неплохо сработались.

Неплохо сработались мы с Вилли, а то, что ты мне устроил, я даже затрудняюсь как-то назвать.

— Я предпочитаю оставаться в части, где служит мой жених.