Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
— Я тоже не знаю. Каждый решает это сам, — кто я, чтобы судить его, если сама не лучше, а возможно даже и хуже?
И вообще не дело, что он тут валяется на полу и рефлексирует. Если припрётся Штейнбреннер, я ему не завидую. Надо сказать Фридхельму, чтобы отвёл братишку спать. Я конечно девушка выносливая, но пьяного мужика далеко не утащу.
Фридхельм сидел на крыльце. В темноте я видела лишь тлеющий огонёк сигареты.
— Я пытался уложить Лизу в кровать, но она залезла на печку. Говорит, они с братом часто спали так.
— Это нормально, — улыбнулась я, пристраиваясь рядом.
— Ещё сказку просила про… — Фридхельм чуть запнулся и выдал с
— Местный аналог злой ведьмы, — пояснила я. — Летает в ступе или на помеле, частенько норовит слопать маленьких детишек.
— Это мы тоже выяснили. Пришлось Лизе слушать про приключения Гензеля и Гретель.
— Тебе нужно ещё кое о ком позаботиться. Отведи Вильгельма спать, пока никто не увидел, что он напился в хлам.
Я решила дождаться его здесь. В доме было душно. Столько вопросов в голове и так мало ответов. Я не жалела, что спрятала Лизу. В конце концов завтра мы уезжаем, думаю, удастся незаметно провести её в машину. В том, что Вилли не будет против, я не сомневалась. Не совсем же он конченный урод, чтобы выдать ребёнка этим нелюдям. Да и парни будут молчать. А вообще хорошо конечно, что мы отсюда сваливаем, но что дальше? Файгль прёт на Сталинград, а это значит, я не раз ещё увижу военные кошмары во всей так сказать красе. Сколько ещё я смогу продержаться? Может, действительно лучше перевестись хотя бы в госпиталь? А если я всё-таки забеременею? Придётся уехать в Германию? Три года относительно безопасной жизни, а потом неизбежный Армагеддон? Несмотря на то, что я храбрилась, сердце тревожно замирало, когда утром мы трамбовались по машинам. Фридхельм взял прикрытие Лизы на себя в то время, как я стояла в штабе, надеясь, что лицо не треснет от натянутой лицемерной улыбки, и преданно смотрела в глаза Штейнбреннеру.
— Ловлю вас на слове, Эрин, как только будет возможность, я навещу вас в Мюнхене.
— Мы будем рады вам, — кивнула я и взяла протянутую визитку.
Мысленно выдохнув, я вышла на крыльцо и уже более искренне улыбнулась Конраду.
— Ну что, до встречи в университете? Надеюсь, мне всё-таки удастся восстановиться.
— Если что, пойдёшь со мной на первый курс, — утешила я.
— Береги себя.
— Ты тоже.
Я старалась не думать о том, был ли он вчера среди тех ублюдков, что радостно свистели, забрасывая деревянное здание бутылками с горючим. Хочется верить, что раз не видела — то нет.
* * *
Если быть совсем уж честной, я никогда особо не хотела детей. Ну, не готова я была выпасть из своей привычной жизни и стать зависимой от беспомощного существа. Прощай здоровый сон, карьера и ещё очень многое. Я и с племяшками никогда не сидела, особенно после того, как они варварски распотрошили мою косметичку с брендовой косметикой и сломали каблук на любимых туфлях. Но сейчас я была даже рада, что мы забрали Лизу. Девочка хоть немного отвлекала меня от тяжёлых мыслей. Я даже позволила взять ей эту дурацкую кошку. Убежит так убежит, но котейка на удивление спокойно перенесла переезд.
Парни конечно посмеивались, мол нам пора обзаводиться своими, но в общем-то приняли что «дочь полка» сидит теперь с нами в столовке. Единственная проблема — мою работу в штабе никто не отменял, а детского сада, если что, поблизости нет, но и эту проблему я решила. Хозяйка у которой мы на этот раз сняли жильё, проживала с нами в одном дворе, и у неё было штук пять детишек разного возраста. Узнав историю малышки, она расплакалась и заверила меня, что конечно присмотрит за девочкой, где пятеро там и шестая. Такой
подход чисто русской женщины меня не удивил. Даже в моё время есть многодетные семьи, которые рожают или усыновляют целую толпу и их всё устраивает. Тем более кормить Лизку ей не надо. Девочка вроде подружилась с малыми, чему я была рада.Я так и не решила, что ей отвечать, когда она опять спросит про маму. Также я не знала, что с ней делать дальше. Таскать мелкую за собой на фронте конечно не вариант. Но, а как тогда? Бросить её в детском доме было бы жестоко, нужно присмотреть семью, где её смогут полюбить. В любом случае лучше не стоит слишком привязываться к ней. Я старалась держаться словно старшая сестра, даже называть себя велела по имени. Никаких «Фрау», «тёть» и прочей херовины, но если я придерживалась здравого смысла, то Фридхельм, по-моему, попал под обаяние девчушки полностью. Он ни разу не поднял вопрос, что мы будем делать с ней дальше. Неужели так хочет детей? Или в детстве безуспешно просил у мамы сестричку и отрывается сейчас? Лизка постоянно льнула к нему, бежала по вечерам встречать и засыпала под его сказки в разы чаще чем со мной.
— А когда вернётся моя мама?
— Я не знаю, — честно ответил Фридхельм. — Пока идёт война, её помощь нужна твоему папе и другим солдатам на фронте.
Лиза неожиданно обхватила его за шею:
— Я знаю, мой папа воюет против тебя. Я не хочу, чтобы тебя убили, но и ты тоже не убивай его…
— Лиза, — решила вмешаться я, увидев растерянное лицо Фридхельма. — Уже давно пора спать.
Заметив слёзы в глазах девочки, я мысленно отвесила себе подзатыльник. Ребёнок можно сказать переживает кризис, а я тут со своим «спать».
— Послушай, твой папа сейчас воюет в совершенно другой стороне, так что никто никого не убьёт.
Надеюсь, она слишком маленькая и ей хватит этого корявого объяснения. Других дать, увы, не могу. Язык не поворачивался врать, что война скоро кончится и её родители вернутся. Вот странно, немцам сбрехать — это всегда пожалуйста, а подсунуть ребёнку лживую сказочку видите ли совесть не позволяет.
Дождавшись, когда она заснёт, я вышла во двор. Фридхельм, увидев меня, улыбнулся какой-то беспомощной улыбкой.
— Порой нам задают такие вопросы, на которые не знаешь как и ответить.
— Понимаю, я так чувствую себя каждый раз, когда она вспоминает мать.
— Эрин, я всё-таки задам тебе этот вопрос и надеюсь, ты мне ответишь.
Я мысленно приготовилась к чему угодно. Что он предложит удочерить Лизу, позовёт опять замуж, начнёт уговаривать перевестись в тыл… Тем неожиданнее прозвучало:
— Это ведь была ты?
— В смысле? — насторожилась я, уже предчувствуя какую-то херню.
— Ты… убила эту девушку?
— Да как ты… — откуда он мог это узнать и почему заговорил только сейчас? — Зачем бы мне это делать?
— В то утро я укладывал вещи, а ты забыла на вешалке блузку. Так что я взял твой ранец…
Нет-нет, подожди, ты что рылся в моих вещах? Я конечно не идиотка, дневник с признаниями не веду, но зимой частенько записывала в блокнот какую-нибудь фиговину вроде любимой когда-то песни или бывшего номера телефона. Ну, чисто, чтобы убедиться, что окончательно не забыла свою прошлую жизнь. Разумеется писульки эти я тут же старалась уничтожить, но мало ли, вдруг что-то забыла?