Моя чужая новая жизнь

— Пойдём, тебя не должны увидеть в таком виде, — Фридхельм настойчиво тормошил меня.

Я нехотя разлепил глаза и позволил себя увести. Он поддерживал меня за плечи и всё время смещался так, что я не видел его лица, а я хотел посмотреть в его глаза.

— Фридхельм…

— Вот так, заходи, — он закрыл дверь и подошёл к постели, убирая покрывало. — Ты столько выпил, что спать будешь крепко и без сновидений.

Да уж, хотелось бы. Боюсь даже представить, что увижу во сне.

— Фридхельм, подожди, — обычно это он цеплялся за мою руку перед сном, когда боялся, что ему приснится ведьма, заманивающая детишек в пряничный домик. — Скажи, я действительно стал чудовищем?

Он усмехнулся знакомой усмешкой, чуть ироничной, чуть горькой, в глазах тяжело плескалась стылая вина.

— А это ты сам решай, ведь если это так, то я тоже им стал.

* * *

Прошла неделя. В суете сборов и переезда было некогда копаться в себе и размышлять о недавних событиях, но я хотел убедиться, что Фридхельм в порядке. Он всегда чувствовал всё более остро, чем я. И если сейчас плохо мне, то каково же ему?

Фридхельм сидел на крыльце с охапкой цветов на коленях, а белокурая девочка, доверчиво прильнув к нему, наблюдала, как он пытается сплести тонике стебли. В его улыбке мелькнула лёгкость. Та, которую ощущаешь наверное только в детстве, и я почувствовал, как что-то остро кольнуло. Всё-таки он так до конца и не повзрослел и раз всё ещё может так улыбаться, значит, не всё потеряно. Я с интересом присмотрелся. Значит, это её спасла Эрин? Девочка, заметив меня, вскочила. Фридхельм успокаивающе погладил её по руке и что-то сказал. Она подхватила свои цветы и зашла в дом.

— Это меня она так испугалась?

— Она вообще боится незнакомых людей, — пояснил Фридхедьм. — Надеюсь, ты не станешь читать мораль, что я не должен был забирать её?

Он что действительно считает, что я, не колеблясь, отправил бы эту девочку на смерть?

— Не стану, — я присел рядом. — Но ты же понимаешь, вам нужно оставить её. Хотя бы здесь. Пусть Эрин найдёт ей подходящую семью. Ребёнку не место на фронте.

— Она хочет убедиться, что девочка попадёт к хорошим людям, и я с ней в этом согласен, — Фридхельм достал сигареты и протянул мне пачку. — Ты хотел мне сказать только это?

— Нет, — я убрал из его волос запутавшийся цветок. — Разве я не могу просто так прийти, поболтать со своим братом?

— Конечно можешь.

Я понял, как мне не хватало этого. Видеть в родных глазах подтверждение, что мы по-прежнему близки друг для друга.

— Почему ты не играешь? — я задержался, заметив, что брат сидит на ковре перед коробкой с игрушками. — Теперь все солдатики твои.

Мне давно интереснее играть в сражения на улице с соседскими мальчишками.

— Одному неинтересно, — пожал плечами Фридхельм и вдруг попросил: — Лучше возьми меня в вашу игру.

— Ты слишком маленький, — отмахнулся я, тем более он действительно никогда не проявлял особого интереса к играм в войну.

— Ты никогда не берёшь меня с собой, — обиженно протянул он.

— Ты не умеешь стрелять из рогатки, да и бегаешь слишком медленно, — я торопился уйти, Отто и Бруно меня уже наверное заждались.

— Ну и что? Зато я могу заметить, где они устроят засаду, и прикрыть тебя, если нападут сзади.

Мы давно выросли, и теперь я, уже не спрашивая, тащил его играть во взрослые «игры».

— Завтра придёт список утверждённых отпусков.

— Интересно, кто из нас раньше попадёт домой? — улыбнулся Фридхельм.

— Вот уж не знаю.

Домой, не спорю, хотелось подчас так, что где-то внутри всё сводило от острой тоски. Почувствовать, что в мире есть ещё что-то кроме бесконечных переездов, грохота артиллерии, рокота самолётов и стонов умирающих. За это можно даже продать душу, но если бы от меня зависело распределение, я бы уступил эту возможность Фридхельму. Ему это намного нужнее, да и мама бы немного успокоилась. Конечно она ждёт нас обоих, но его всё же немного больше.

— Там в Берлине совсем другая жизнь.

— Тысячи людей верят, что фюрер сделает всё, чтобы возродить былое величие страны. Только эта цель может оправдать всё, что сейчас происходит.

— Ты же понимаешь, что мы никогда не сможем забыть то, что было здесь?

— Если мы победим и вернёмся к прежней жизни, то возможно, со временем… — я помолчал, не став тешить его обманчивыми обещаниями. — Со временем эти воспоминания потускнеют и будут пылиться в потайном уголке нашей памяти.

— Хорошо если так, — грустно улыбнулся Фридхельм.

***

— Вы проявили себя как мужественные, преданные фюреру солдаты, но наши главные сражения ещё впереди. Хочу также напомнить, что мы в первую очередь солдаты, а не палачи и сражаемся с советской армией, а не с гражданским населением. Необоснованное насилие и мародёрство будет караться согласно действующему уставу.

По-моему, я нашёл правильные слова. Дал понять, что действовать как Штейнбреннер это не норма, но и не сказал ничего лишнего, что позволило бы неверно истолковать мои слова.

— Кох, Бартель, зайдите в штаб, получите отпускные документы.

— Так точно, герр обер-лейтенант, — Кох просиял, не скрывая улыбки.

Ну, а я собирался сделать то, о чём мечтал уже давно. Подхватив бумаги на получение медикаментов для аптечки, я решил сам съездить в госпиталь.

— Вильгельм, — увидев меня, Чарли торопливо спустилась с крыльца и обняла. — Что-то случилось?

— Почему обязательно должно что-то случиться? — я чуть крепче прижал её, понимая, как мне не хватало её сияющей улыбки. — Может, я просто соскучился?

— Сейчас такое время, что в любой момент готов к плохим новостям, — Чарли взяла меня под руку, и мы медленно пошли к летней беседке.

— Пока что всё хорошо, мы продвигаемся к Волге согласно плану, — я беспечно улыбался, надеясь вернуть ту беззаботно-лёгкую атмосферу, что всегда была в нашей компании. — А как поживаешь ты?

— О, всё хорошо. Сейчас раненых вроде поменьше, но многие вынуждены лечить старые болячки, полученные во время зимы, — Чарли приветливо улыбнулась молоденькому солдату.

— Эти мальчишки наверное пачками влюбляются в вас, медсестёр, — я вспомнил её поклонника.

— Скажешь тоже, — Чарли слегка покраснела и, глядя на мою улыбку, укоризненно сказала: — Ну, во-первых, романы запрещены правилами госпиталя.

Я вспомнил её бойкую подружку и скептически хмыкнул.

— Не смейся, — Чарли посмотрела на меня с наигранным возмущением. — А во-вторых, лично я отношусь к ним как к болеющим детям. Они жертвуют своей жизнью и здоровьем ради нашей страны и конечно нуждаются в моральной поддержке, но я никогда не стала бы крутить романы там, где это неуместно.